ГОРЯЧЕЕ, 26 января 2021

Боюсь я нынешних борцов за "абсолютную свободу" главным образом потому, что для упомянутой публики главное: запретить свободу слов, мнений, действий тех, что с их революцией против природы мира и человека не согласен. Тем самым, борцы эти становятся обычной тоталитарной сектой, крайне опасной для демократии и той же свободы. Собственно. подобное было и будет проблемой всех попыток человека перестроить всё и вся, всех революций, несущих в мир ИСТИНУ В КОНЕЧНОЙ ИНСТАНЦИИ. Играющий ныне в гольф Дональд Трамп упомянутую истину не знал и даже не претендовал на её знание. Люди, живущие ныне в Белом Доме убеждены, что знают. По сути, упомянутое заселение - главное событие последнего года, не считая нового вируса, которому плевать на тех, кто истину знает и на на тех, кто пребывает в невежестве.

 Возможно, существует что-то, более существенное в жизни нашей, чем здравый смысл и опыт. Есть политики, убежденные в истинности магии слов: т.е., если без конца повторять одни и те же заклинания, люди начинают верить, что за ними и есть правда, здравый смысл и опыт. Вчера Авигдор Либерман выступил на парламентской сессии, и , в очередной раз, долго доказывал, что все беды Израиля в политике и произволе лидеров религиозных партий, которые специально, осознанно не дают своим избирателям получать нужное образование, в итоге - заниматься полезной деятельностью на благо государство и преодолеть бедность. Так и сказал: " В ультра ортодоксальном секторе есть кому позаботиться о том, чтобы их паства оставалась нищей, невежественной, нуждающейся. Это лидеры ШАС и Яхадут ха-Тора. Самая большая угроза для них состоит в том, что вверенные им люди начнут учиться, приобретать профессию и перестанут зависеть от этих пособий". Красиво говорил Авигдор. Но что делать с обычным опытом? Недавно был на приеме у глазного врача: ортодоксальной еврейки, носящей парик. Ей, видимо, страшные религиозные Дери и Лицманы почему-то не запретили быть врачом. Правда, насчет сравнительной бедности Авигдор прав, просто потому, что у врачихи этой детишек семеро и прокормить такую ораву простому врачу гораздо трудней, чем политику с более скромным семейством и не занятому никаким полезным трудом, кроме попыток посеять рознь и ненависть в родном государстве.

В марте 1990 г. я их, в Израиле, как будто, увидел впервые: люди в черном, с пейсами, бородатых, в шляпах, париках и длинных юбках. В детстве, лишенный убитых дедов и бабок, я так тосковал по тем, кого видел лишь на мутных фотографиях. Это было каким-то, особым сиротством. Не было стариков, не было у меня родных сестер и братьев. И тогда, когда я впервые увидел тех людей, случилось со мной совершенно мистическое: вдруг подумал - вот они: мой дед, бабка и прадеды и прабабки, вся моя родня до седьмого, а то и дальше, колена. И показалось мне, казалось, чужому им человек, и сегодня без кипы, что вот они, наконец, рядом, с теплом, которого так не хватало мне в детстве, и с верной защитой. С этим, детским чувством, я - старик - живу и сегодня, а потому, видимо, и сам, при каждом удобном случае, лезу непрошено на посильную защиту, в которой, наверняка, и не нуждаются те люди, так похожие на моих дедов и бабок, которых я никогда не видел.