понедельник, 9 ноября 2020 г.

Александр Фитц | Откуда берутся сенсации

 

Александр Фитц | Откуда берутся сенсации

Откровения журналиста-расследователя

Автор Александр Фитц

В тот день, войдя в полупустой вагон мюнхенского метро, я опустился на сиденье, где лежала оставленная кем-то газета. Называлась она Kreisbote, была малого формата, а издавалась, как сообщалось на титуле, в Гармиш-Партенкирхене.

Ехать мне было минут 20, и я стал ее просматривать, тем более что когда-то работал в похожей газете, выходившей в городке, примостившемся на одном из склонов Кураминского хребта в Западном Тянь-Шане, ну а Гармиш вместе с Партенкирхеном – в Баварских Альпах. Короче, «через годы, через расстоянья».

И вот листаю я эту самую Kreisbote, знакомлюсь с тамошней неспешной жизнью и вдруг упираюсь взглядом в фамилию первого президента России Ельцина и сообщение, что его младшая дочка Татьяна приобрела замок Ляйтеншлёссель.

– Огогошеньки-ого! – выдыхаю я и перечитываю абзац. Все верно. Действительно купила. И фотография присутствует. Капитальное такое здание с башенкой в баварском стиле. А на башенке – флаг. Какой, не рассмотреть. Неужели российский?

Из корреспонденции, подписанной Зильке Яндрески, также узнаю, что жители Гармиш-Партенкирхена теперь опасаются, что, во-первых, Татьяна Борисовна перестроит этот их «дворец сказок» в некое подобие «избы», а еще (заменить «еще» на «во-вторых»?) «нашествия русских», которые скупят другие здания и дворцы. В том числе дом, в котором жил композитор Рихард Штраус. Сразу уточню: к «королям вальса» – отцу и сыну Иоганнам Штраусам, родившимся в Вене, – баварский Штраус отношения не имеет. Впрочем, как и к Францу Йозефу Штраусу, который в 70–80-е годы прошлого века был, во-первых, премьер-министром Баварии, а во-вторых, стал отцом баварского экономического чуда, но от этого им не легче.

Возвратившись домой, тут же связываюсь с Зильке Яндрески по телефону и выясняю, что она студентка, что ее родной дядя владеет одной из лучших гостиниц в Гармише, где традиционно останавливаются знаменитости, приезжающие отдохнуть в Баварских Альпах. Ну а Зильке, пользуясь родственными связями, встречается с ними, беседует и публикует интервью в местной газете. А еще, что немаловажно, она в курсе всех местных светских новостей и скандалов. И наконец, самое главное – о том, что младшая дочка первого президента России приобрела этот самый «дворец сказок», никто, кроме Зильке и Kreisbote, пока не сообщил. Поэтому уже следующим утром я был недалеко от него, радостно вдыхая наполненный запахами альпийских трав и цветов, кристальный воздух Гармиш-Партенкирхена.

По совету Вилли, владельца местной автозаправки, на улицу Вильхельм-фон-Мюллер Вег, где находился замок, я двинулся пешком.

– Если вы не местный, – сказал он, – то вряд ли сможете въехать по отвесной и закрученной улице. Да и потом там, наверху, где дочка вашего Ельцина купила дворец, нет места для парковки.

– Так значит, дом принадлежит все же ей?

– Я в этом не совсем уверен, – засмеялся Вилли. – Договора о купле-продаже не видел, но люди говорят, что фрау Ельцин теперь наша соседка.

– А саму ее вы видели?

– Я – нет. Но вот машины с русскими номерами у меня теперь часто заправляются.

Купив у Вилли подробную карту городка, я двинулся к тому месту, где на Вильхельм-фон-Мюллер Вег должен был находиться дом? 10, который, как написала Зильке, купила Татьяна Дьяченко. Но ни дома, ни дворца под этим номером я не увидел. Сразу за домом 8 следовал 12.

Сидящая на веранде дома 8, обсаженной доверху цветами, пожилая женщина молча наблюдала за мной.

– Простите, – обратился я к ней, – а где дом номер 10?

– Такого дома здесь нет, – хмуро ответила она.

– А это что за дорожка? – указал я на что-то вроде широкого тротуара, который сворачивал с основной дороги и скрывался за горкой, обсаженной деревьями. – Можно глянуть, куда она ведет?

– Нет, нельзя, – еще более посуровев, ответила дама. – Я уже сказала, что там никто не живет. У вас могут быть проблемы.

– С кем?

– Там никто не живет, – повторила она.

Но я-то понял: фраза «там никто не живет» еще одна попытка остановить меня и, немного волнуясь, вступил на дорожку. И точно, вот он, 10 номер.

Вообще на сказочный замок, вроде замков Нойшванштайн или Линдерхоф, что построил Людвиг II Баварский, это строение было не очень похоже, хотя выглядело внушительно.

Металлический забор, крепкие ворота, старые деревья, во дворе – три гаража. Огромные окна не занавешены, но рассмотреть, что находится за ними, трудно. На калитке табличка по-немецки: «Частная собственность. Посторонним вход воспрещен», а вот имя владельца отсутствовало.

Зато из почтового ящика торчал конверт. Это было письмо от одной весьма известной мюнхенской фирмы Kristall-Leuchten, занимающейся изготовлением хрустальных люстр. И адресовано оно было… лично Татьяне Ельциной (именно Ельциной, а не Дьяченко). В нарушение всех правил я извлек конверт, сфотографировал и вдруг услышал вой полицейской сирены. Решив, что строгая фрау, предупреждавшая о проблемах, не обманула и позвонила куда следует, я, обогнув замок справа, перешагнул ограду в виде натянутой проволоки и, сбежав по травяному склону вниз, очутился на дороге, которая, скорее всего, вела к центру Гармиша. Впрочем, ошибиться здесь было сложно: если вверх, то в Альпы, вниз – к центру.

Ну что ж, кое-что я выяснил, а остальную информацию о замке Ляйтеншлёссель решил получить в местном пивном саду, где традиционно собираются люди не слишком молодые, любознательные, а главное – разговорчивые. И оказался прав. Именно там мне удалось выяснить, что русские уже приезжали на джипах «мерседес» и что в замке велись небольшие ремонтные работы.

А вот в гостином дворе Йозефа Фраундорфера повезло больше. Во-первых, я узнал, что Татьяна Дьяченко недавно провела несколько дней в Гармиш-Партенкирхене, посетила эту пивную и под баварскую народную музыку отведала местные вкусности. Владелец сувенирной лавки Тони Вайскопф, комментируя этот факт, сказал: «Ясное дело, когда-то родственникам президента Ельцина придется уехать из России. Вот они и готовят себе место. И потом, недвижимость в Германии – хорошее вложение денег: так поступают многие президенты из Африки и Латинской Америки». И ведь как в воду глядел. Правда, Татьяна, ставшая в 2002 году Дьяченко-Юмашевой, вместе со своим третьим мужем Валентином Юмашевым живет не в Гармиш-Партенкирхене, а в Вене, которая, как шутят немцы, буквально за углом. Кстати, с 2009 года оба они – подданные Австрии. Гражданство «за заслуги перед Австрией в развитии автомобильной промышленности» им помог получить глава концерна Magna Steyr Гюнтер Апфальтер. Впрочем, это уже другая история, ну а мы возвращаемся в Гармиш-Партенкирхен.

Побывал я и в городской управе, где встретился с тогдашним бургомистром Тони Найдлингером. Выслушав меня, он заявил, что слышал о посещении их курорта дочкой русского президента, но лично с ней не встречался.

Возвратившись в Мюнхен, я позвонил в фирму Kristall-Leuchten. Секретарь соединил с руководителем русского отдела доктором Фаустигом.

– Если существует русский отдел, значит, хрустальные люстры пользуются спросом у русских? – представившись, спросил я его.

– Разумеется! – захохотал в трубку герр Фаустиг. – И мы этому очень рады.

 Дочка президента Ельцина тоже у вас заказала люстры?

– Мы этому рады, – уклончиво сказал он. – Но я не уверен, сама ли она сделала заказ или перепоручила кому-то еще. Нужно посмотреть бумаги…

А через несколько дней в берлинском еженедельнике «Русская Германия» я опубликовал репортаж «Переход Ельциных через Альпы». Конечно, в том, что его заметят, я не сомневался, но столь бурной и полярно противоположной реакции не ожидал. «Переход Ельциных…» перепечатали десятки газет, перевели на английский, французский, итальянский, испанский и другие языки, а еще мне позвонили из многих изданий, интересуясь, будет ли продолжение. И я успокоил – будет.

Без малого два года, не без помощи Зильке Яндрески, я внимательно отслеживал события, разворачивающиеся вокруг замка Ляйтеншлёссель, совмещая, как говорится, полезное с приятным, ведь Гармиш-Партенкирхен – один из лучших курортов Германии.

Так вот, приобрел этот замок, как сообщила в том числе и германская пресса, небезызвестный Борис Березовский для Татьяны Дьяченко. Написал об этом и я.

Моментально члены фракции коммунистов в Госдуме, скупив едва ли не весь тираж «МК» с этим моим материалом и сделав несколько сотен ксерокопий репортажа в «Русской Германии», разложили их на спинках стульев в зале, где заседают депутаты Думы, а депутат второго созыва Юрий Чуньков направил официальный запрос с требованием «прояснить ситуацию».

Какое-то время чиновники из окружения ЕБНа пытались отмахиваться отписками, но коммунисты не успокаивались, выкладывая на спинки стульев новые мои статьи. Наконец администрация президента в лице заместителя ее руководителя генерал-майора Владимира Макарова официально опровергла «слухи», сообщив, что «ни Президент Российской Федерации, ни члены его семьи не имеют никакой недвижимости за рубежом…».

И он, то есть Макаров, был прав. Устав от журналистских наскоков и депутатских запросов, «сказочный замок» не то заставили, не то уговорили выкупить «у Танюхи» нефтяного магната, а по совместительству «кошелька ельцинской семьи» Романа Абрамовича, которого именно в тот момент, как вспоминаю, чукотский народ избрал депутатом Госдумы.

Да, совсем забыл. Все это время на меня, а заодно «Русскую Германию» и «Московский комсомолец» наскакивал небезызвестный Сергей Кургинян, выкрикивая с телеэкранов, что я «не что иное, как инструмент специальных игр», что материалы, мною публикуемые, «нежурналистские», что «через „МК“ Ельцину сделано серьезное предупреждение» и вообще «никакой Фитц не Фитц и даже не Фицджеральд, а… „черная метка“, направленная Колем Ельцину».

Короче, Ервандович, начитавшись романов о Гарри Поттере, где фигурирует эта самая метка, принялся истово защищать Ельцина от канцлера Коля, использующего меня в качестве… «черной метки». Он призывал к «немедленным ответным ходам», особо напирая на то, что «только „лоху“ может показаться, будто речь идет о журналистских расследованиях», и что их ведут русские, хотя бы и с немецким подданством. «На самом деле, – уверял он, – расследование ведут немцы. Они его ведут давно. И ведут они эти расследования по принципу „копать отсюда и до обеда“, где на обед „ельцинятина“».)

Слушая и читая эту конспирологическую белиберду, я искренне веселился, удивляясь безграничности кургинянской фантазии и его стремлению во что бы то ни стало спасти ЕБНа. Ну а попутно продолжал информировать читателей о происходящем в бывшем «альпийском гнездышке Танюхи».

Я подробно рассказал, как Роман Аркадьевич решил вдруг его перестроить и как этому воспротивилось Баварское земельное управление по уходу за памятниками старины и архитектуры. Как весьма в то время известный российский предприниматель и общественный деятель Леонид Невзлин, пройдя в Мюнхене медицинское обследование и выяснив, что «до неприличия здоров», отправился в Гармиш, дабы «собственными глазами увидеть Ромин замок». А увидев, произнес весьма примечательную фразу: «Ну на кой приличному еврейскому юноше этот замок в Баварских Альпах? Рядом ведь другие Альпы – Швейцарские. Там бы и купил».

Ответа на этот сакраментальный вопрос Леонид Борисович не получил – Роман Аркадьевич был на Чукотке. Поэтому Невзлин с застывшей на устах снисходительной улыбкой улетел в Москву, где тогда жил, а вскоре – насовсем в Израиль.

А однажды в гости ко мне нагрянул главред «Новой газеты» Дмитрий Муратов с женой Ириной Столяровой.

Прихватив мою жену, мы, дабы подлатать нервную систему Муратова, истерзанную московскими пробками и стрессами, отправились в путешествие по местечкам и городкам Верхней Баварии, которые столь же красивы, сколь и успокоительно-гостеприимны. Естественно, заехали мы и в Гармиш-Партенкирхен, но не ради замка, а выпить кофе с пирожными в знаменитой кондитерской Krцnner, открытой аж в 1759 году, а заодно послушать, как звенят ботала на шеях коров, пасущихся на склонах Альп. Кстати, весят эти ботала, то есть колокольцы, до 5 килограммов, а стоят от 150 до 200 евро. И один такой Муратов очень захотел купить, но не сложилось. А всему виной… Абрамович.

Очередь в Krоnner, особенно летом, – что в мавзолей на Красной площади в самый пик советско-китайской дружбы. Но нам повезло. Заняли мы столик, и вдруг вижу, как глаза сидящей напротив Иры, которая жена Муратова, вначале стали круглыми, а потом – квадратными. Оборачиваюсь и через столик наискосок вижу Романа Аркадьевича в джинсиках и светлой рубашонке в неброскую полоску. Одной рукой он соседний стул придерживает, а другой какие-то знаки человеку, что у витрины выпечку выбирает, подает: мол, это закажи, а вот это и это – ни в коем разе.

По мощной фигуре и выправке того, что у витрины, догадываюсь – охранник.

– Муратов, – говорит Столярова Диме, который со сладострастным вожделением на лице изучал меню (уже неделю он соблюдал строгую диету, а за пару минут перед этим получил разрешение нарушить ее), – ты только глянь, кто за тобой сидит.

Муратов обернулся. Взгляд его уперся в Абрамовича, который тоже его узнал и заерзал на стуле.

– Столярова (они друг к другу по фамилии обращаются), давай поменяемся местами. Садись рядом с Фитцем. И закажи мне это, это и вот это, – ткнул он пальцем в меню.

– Придется заказать, – вздохнула Столярова. – У тебя, как вижу, нервное возбуждение, а подавить его можно только яблочным штруделем и шоколадным тортом «Принц-регент».

– Да, и еще мороженым, – садясь на место жены и вперяя взгляд в Абрамовича, говорит Муратов. – Но позже. А сейчас кофе по-венски.

Я тоже сместился чуть влево и увидел, как Абрамович знаком приказал охраннику самому принести заказ, а не поручать это официантке.

Встать и уйти, тем самым потеряв лицо, Роману Аркадьевичу не хотелось. Но и находиться в трех метрах от плотоядно взирающего на него Муратова тоже было не комильфо.

Устроившись к нашему столу бочком, Абрамович что-то отщипнул, что-то проглотил и вдруг… исчез. Вместе с охранником.

– Копперфильд, – процедил Муратов.

– Действительно, Копперфильд, – обернувшись, согласилась Столярова. – А может, ты его взглядом испепелил?

– А охранник куда девался? Я ж на охранника не смотрел.

– Напишешь о неожиданной встрече? – спросила Столярова.

– Естественно. Что-нибудь вроде ахматовского:

О тебе вспоминал я редко
И твоей не пленился судьбой,
Но с души не стирается метка
Незначительной встречи с тобой.

Все рассмеялись.

– Да, но мы хотели купить коровий колокольчик, – напомнила моя жена.

– Так что же мы сидим? – пророкотал Муратов. – Идемте, да побыстрее.

Но пока мы ждали официанта, пока расплачивались, потом выясняли, где эти самые колокольчики, но не сувенирные, а настоящие, можно купить, лавка, где они продавались, закрылась.

– Значит, не судьба, – вздохнул Муратов. – Зато в другом повезет.

А вечером, оставив Муратовых в гостинице, возвратившись домой и включив телевизор, я услышал, как, отвечая на запрос коммунистов, где Абрамович и почему он не в Думе, депутатом которой является, председательствующий не моргнув глазом ответил: «В данный момент Роман Аркадьевич находится на Чукотке, где встречается со своими избирателями».

Конечно, мысль тут же продиктовать в Москву заметку о том, как, при каких обстоятельствах и где я встретил Абрамовича, возникла, но сразу угасла. Зачем? Пусть, решил я, об этом Муратов рассказывает, тем более у него с Аркадьевичем свои разборки.

А вообще в то время коллеги из Москвы наведывались ко мне регулярно. И не только из «Новой». Из «Аргументов и фактов», «Российской газеты», «Литературки», «Огонька» … А еще из нью-йоркского «Нового русского слова», парижской «Русской мысли». Да и писал я много, благо было о чем. Ну а темы дарила не только Зильке Яндрески. В мюнхенском суде работал мой друг – переводчик, назовем его Вальди, высшей классификации, который участвовал во всех громких процессах, связанных с выходцами из бывшего СССР, а вечерами за бокалом красного подробно о них рассказывал. Естественно, я на него я никогда не ссылался, имени не называл, поэтому моя ничем не объяснимая информированность и знание нюансов судебных разбирательств ошеломляли не только читателей, но и конкурентов. А еще в мюнхенском аэропорту им. Франца Йозефа Штрауса всех важных персон, так или иначе связанных с Россией, но желающих сохранить инкогнито, встречал другой мой друг. Он – а это тоже входило в его обязанности – знал, куда они направляются, с кем встретятся, о чем приблизительно будут говорить. Кое-что из того, что он мне рассказывал, я публиковал, и политологи типа Кургиняна, прочтя очередной мой репортаж о «тайных переговорах, состоявшихся в помещении одной из церквей Мюнхена» или «в старинном особняке в Зальцбурге», впадали в транс, называя меня «фантомом», а мои тексты – «вбросом оппозиции».

Да, чуть не забыл: в двух звездных ресторанах Мюнхена, весьма любимых новыми русскими из России, работала пара официантов-словаков, как правило, обслуживающих их столики. Оба они были моими соседями, поэтому с радостью делились «случайно» услышанным. А уж какие переговоры велись за этими столами, какие комбинации замышлялись… О некоторых и сегодня, спустя годы, даже вспоминать зябко.

А другой мой знакомый, со временем ставший другом, был неофициальным доверенным лицом старой русской эмиграции, живущей в Баварии. Через него, например, я первым из журналистов узнал о тайных переговорах между Русской православной церковью за границей и Русской православной церковью Московского патриархата, итогом которых явился Акт о каноническом общении, подписанный в мае 2007 года в храме Христа Спасителя. А начались эти переговоры еще в апреле 2003 года, когда Патриарх Московский и всея Руси Алексий II обратился к архиереям, представляющим русское православие в Западной Европе, с предложением обсудить возможность создания митрополичьего округа, то есть полуавтономной церкви с собственным синодом. После этого архиепископ Берлинский и Германский Марк встретился с председателем Фонда им. А.К. Глазунова и одновременно председателем Палестинского общества Николаем Воронцовым и попросил его предоставить дом Фонда, находящийся в Мюнхене, для весеннего заседания Архиерейского синода РПЦЗ. И это стало одним из редких исключений, когда заседание состоялось не в Нью-Йорке, местопребывании синода, а в баварской столице. Вот на этом-то заседании как раз и было принято решение, ставшее, по сути, началом настоящего диалога на пути к подписанию Акта о каноническом общении. Разве это не сенсация?

Ну а еще секретами и тайнами со мной делились члены руководящих структур едва ли не всех общин и объединений выходцев из бывшего СССР. Причем эта их информация зачастую имела весьма пикантный характер. И я ее публиковал. В результате доходило до того, что перед началом особо важных заседаний некоторые руководители и активисты этих организаций стали приглашать сотрудников соответствующих служб на предмет обнаружения и блокировки «жучков».

Но самое забавное заключалось в другом: едва это «сверхсекретное совещание» заканчивалось, как из телефонов-автоматов (чтобы мобильники не запеленговали) мне звонил не один, а порой два участника «тайных вечерь». Только не подумайте, что звонившие тоже были моими друзьями. Ни в коем разе! Более того, они меня на дух не выносили, но уж очень им конкурентов подсечь хотелось, а для этого нужно было, чтоб разоблачающая «плохих парней» статья появилась в издании многотиражном, авторитетном, которое цитируют и на которое ссылаются.

Эх, дорогие мои земляки и землячки, бывшие соотечественники и соотечественницы, до сих пор возмущающиеся моей осведомленностью и едкостью слога, гляньте лучше в глаза своим «друзьям» и «соратникам». Самым близким, самым надежным, особенно тем, кто громче других обличал меня, уличая в связях с КГБ, БНД, ФСБ, а заодно мировым сионизмом и масонами, которые (а кто же еще?!) как раз и снабжали меня информацией.

Только постарайтесь глядеть пристально, чтоб рассмотреть самое сокровенное, запрятанное в дальнем правом углу их завистливых душ. Почему в правом? Не знаю. Так мне кажется. Но вы, если сомневаетесь, можете заглянуть и в левый.

Написав это, вспомнил еще об одном мюнхенском друге, проведшем энное количество лет в тюрьме города Штраубинга – в ней содержат осужденных на пять и более лет, а также приговоренных к пожизненному заключению. Как-то, когда разговор у нас с ним зашел о Маркусе Вольфе (генерал-полковник, с 1951 по 1986 год возглавлял внешнюю разведку ГДР), он заметил:

– А я, кстати, «висел» с одним из лучших его агентов – Альфредом Шпулером. Слышал о таком?

– Что-то весьма приблизительное.

– Как же так «приблизительное»?! В свое время он всю Германию на уши поставил. Это, скажу тебе, был еще тот фрукт. Очень правильный мужчина.

– И где он теперь? – спрашиваю.

– Пока в Мюнхене.

– И ты с ним видишься?

– Мы друзья. Настоящие. Понимаешь?

– Понимаю. Скажи, а не согласился бы он на интервью? Я хочу написать о нем.

– Поговорю при встрече…

…Через некоторое время друг сообщил, что со Шпулером он виделся, все ему рассказал, и тот согласился, но при условии, что никаких купюр, искажающих смысл его будущих высказываний, сделано не будет. Он также сказал, что никуда звонить мне не нужно – Альфред сам даст о себе знать.

Спустя еще дней пять раздался телефонный звонок, и уже Альфред Шпулер поинтересовался, не отпало ли у меня желание встретиться с ним. Естественно, желание не отпало – и в ближайшую субботу точно в условленное время бывший капитан БНД, а по совместительству подполковник внешней разведки ГДР Альфред Шпулер переступил порог моей квартиры. В одной руке он сжимал букет цветов (для жены), а в другой – бутылку испанского монастырского вина для нас, хотя, как выяснилось позже, Шпулер, как и всякий среднестатистический баварец, предпочитает пиво.

Небольшая справка. К числу крупнейших успехов Главного управления разведки Министерства госбезопасности ГДР в теневой войне против Запада, несомненно, стоит отнести вербовку братьев Альфреда и Людвига Шпулеров. Более 17 лет этот дуэт поставлял в Восточный Берлин «взрывчатые» материалы из ФРГ и строго конфиденциальные документы других дружественных Федеральной разведывательной службе (БНД) секретных организаций.

«Предательство братьев нанесло серьезный ущерб внешней безопасности нашей страны», – утверждали представители Генеральной прокуратуры ФРГ в заявлении для печати, сделанном в конце августа 1990 года. Но при этом западногерманские дознаватели все же не смогли, по мнению ряда серьезных исследователей и изданий, полностью осознать и оценить реальные размеры ущерба, нанесенного «свободному миру» Шпулерами.

Примечательно, что иногда братья передавали в ГДР такое количество секретных документов, что сотрудники Штази не всегда могли справиться с полученным объемом информации и просили их делать предварительную сортировку.

В ходе заседания суда высшей инстанции над Шпулерами (он состоялся в Мюнхене осенью 1989 года и продолжался 43 дня) обвинение многократно пыталось доказать, что на разведку ГДР они работали, руководствуясь исключительно материальными соображениями. Альфред, напротив, утверждал и утверждает, что денег за работу они не получали и действовали по идеологическим соображениям. Примечательно, что в свое время шефы разведки ГДР «по тактическим и организационным соображениям» также пытались представить дело так, будто Шпулеров интересуют исключительно «западногерманские марки».

Единственное, что было документально доказано в ходе судебного разбирательства, так это то, что Главное управление разведки ГДР потратило 10 тысяч западногерманских марок на бракоразводный процесс Альфреда и 3 тысячи – на развод Людвига. Кроме того, последнему было «отстегнуто» еще 25 тысяч на «урегулирование спорных вопросов с бывшей женой». Какие-то деньги были выделены на… бензин, проживание в гостиницах, питание в обычных ресторанчиках (это когда они выполняли спецзадания) – и всё! Тщательным образом изучив всю прошлую жизнь Шпулеров, выяснив, где, на что и сколько они потратили, проверив все их банковские счета, а также счета их родственников и друзей, компетентные органы ФРГ пришли к выводу – да, не брали. Но именно это «не брали» более всего и смущало следствие, суд и прокуратуру. За идею, как известно, здесь даже кошка на солнышко погреться не выходит – и вдруг такая жертвенность. На всякий случай решили убедиться в их психической нормальности. Обследовали и получили бумагу, что вполне даже нормальны, только немного устали. «Ну ничего, – решили очень серьезные господа из не менее серьезного ведомства, – в тюрьме отдохнут».

Людвига Шпулера, работавшего в Институте Макса Планка в Гархинге (пригород Мюнхена), приговорили к пяти с половиной годам тюрьмы, а Альфреда – к десяти. Он же считает, что должен был бы получить пожизненное.

Я просмотрел газеты за 1989 год, освещавшие процесс над ним и братом. Большинство комментаторов сходились во мнении, что 25 лет, а лучше пожизненное, для Альфреда будет, как говорится, самое то. Так ведь и десяти лет не просидел, а был выпущен на свободу через пять. Почему?

Один весьма компетентный господин, почти Джеймс Бонд в отставке, объяснил: «Все очень просто. „Империи зла“, а заодно ГДР, не существует. Значит, обменивать Шпулеров не на кого. А ведь знают они много. Особенно Альфред, являвшийся, как свидетельствуют документы, профессионалом высшего класса фээргэвской разведки и которого главный гэдээровский шпион Маркус Вольф как-то назвал „одним из лучших своих агентов“. Ликвидировать их физически? Это вроде бы не гуманно, да и опасно. Держать долго в тюрьме – еще опаснее. Им может надоесть, и они такого наговорят журналистам, что… Поэтому Альфреду дали десять, а выпустили через пять. Но жизни ему в ФРГ не будет. Его непременно вынудят уехать из страны…»

И он уехал. В Сербию. Но перед этим мы многократно встречались, а над очерком, который опубликовал в «Русской Германии» и который перепечатали десятки газет и журналов, я работал несколько месяцев.

Естественно, беседовали мы с Альфредом не только о его разведческом прошлом, но и о родителях, хобби, женщинах… Так вот, в июне 1988 года в его жизни произошли большие изменения. Он оставил жену и сошелся с другой женщиной, коллегой по БНД. Однако на мой вопрос: «Являлась ли она также и агентом разведки ГДР?» – Шпулер отвечать категорически отказался, сказав, что с этой женщиной его ничего теперь не связывает, но она по-прежнему очень дорога ему. И еще он сказал: «Когда я почувствовал, что меня вот-вот арестуют, то мог уйти, спрятаться, попытаться исчезнуть, но я не захотел предавать любовь. Наверняка это звучит наивно, но ради счастья провести с этой женщиной лишний час я тогда был готов пожертвовать многим, если не всем. И я об этом не жалею…»

В ноябре 1989 года братьев Шпулеров арестовали. Сдал их, как писала пресса ФРГ, Карл-Кристоф Гроссман, бывший заместитель руководителя девятого отдела Главного управления разведки ГДР. У Маркуса Вольфа в книге «Игра на чужом поле» есть такие слова: «Как выяснилось, некоторые сотрудники нашей разведки пришли к мысли обезопасить себя в воссоединенной стране доносами на других. Особенно в этом отличился Карл-Кристоф Гроссман». И далее: «Осенью 1990 года, будучи в Австрии, я узнал из прессы, что мои прежние лучшие источники Габриэла Гаст, Клаус Курон, Альфред Шпулер арестованы. (нет ли ошибки в цитате: Вольф только в 1990 году узнал, что Шпулер арестован? См. выше в основном тексте: Шпулеров арестовали и судили осенью 1989-го) Я ни на мгновение не усомнился в том, кто был доносчиком. Им мог быть только Карл-Кристоф Гроссман, бывший заместитель руководителя девятого отдела… В моих глазах действительно достойным презрения предателем является тот, кто использует человека до той поры, пока тот остается полезным для его карьеры, а как только ветер начинает дуть в другую сторону, он, подобно Гроссману, хладнокровно продает себя за известные сребреники».

И еще я спросил Шпулера: «Вы покаялись на суде?»

«Нет, – ответил он, – хотя этого от меня ждали. Я сказал, что ни раньше, ни теперь не сомневаюсь и не отказываюсь от своих убеждений. И еще я сказал, что мне странно, когда в объединенной Германии буквально всех тех, кто шпионил в пользу ФРГ, называют чуть ли не героями, а тех, кто делал то же самое, но в пользу ГДР, объявили преступниками».

Ну а теперь, собственно, о том, почему я вдруг вспомнил Шпулера.

Именно в то время некоторые из земляков стали вдруг звонить и, переходя едва ли не на шепот, рассказывать, будто на собеседованиях с представителями секретных служб, которые проводились с частью переселенцев и эмигрантов из государств бывшего советского блока, те интересовались: знают ли они Фитца, а если знают, то известно ли им, что он капитан КГБ? Был я тогда помоложе, погорячее и поэтому решил дать клеветникам достойный отлуп. Ну а начать с письма в адрес этих самых спецслужб, составить которое я попросил Шпулера.

Внимательно выслушав меня и закурив очередную сигарету, Альфред изрек:

– Конечно, я помогу тебе составить это письмо. И адреса, куда его следует отправить, я тоже знаю. Но прежде подумай и ответь – чего ты им хочешь добиться?

– Справедливости, – сказал я. – Ведь меня оболгали.

– Наивный, – усмехнулся Шпулер, – неужели ты надеешься, что они, прочтя это письмо, извинятся перед тобой? Или застыдятся и решат возместить моральный ущерб, который ты вроде бы понес? Да и не факт, что подобные беседы со звонившими тебе действительно имели место.

Я молчал.

– Нет, дружище, они не застыдятся. Они посмеются. Твои же псевдодрузья обрадуются. Но, как говорят немцы, если тебя бьют, а ты молчишь, то ты либо святой, либо мертвый. К счастью, ты жив. Святость же по понятным причинам мы опускаем.

– Так что же делать? – не выдержал я.

– Отвечать тем же.

– Не понял.

– Если тебя еще раз назовут капитаном КГБ-ФСБ, ты должен возмутиться и закричать: «Это я капитан?! Свиньи! Я уже полгода – полковник!» Затем сделать паузу и добавить: «И не просто полковник, а резидент. Меня к ордену представили». И поверь – к твоей персоне моментально утратят всякий интерес. Ну скажи, кому придет в голову «мыть кости» человеку, утверждая, что он капитан или даже майор КГБ-ФСБ, когда он сам называет себя полковником?

– В этом что-то есть, – согласился я, и, знаете, помогло.

А вообще, к жизни и вокруг нас происходящему, как любил повторять другой мой друг, писатель Георгий Вайнер, нужно относиться легко, радостно и по-доброму, ибо у этого неслыханного подарка только один недостаток – она очень коротка. Ну а сенсации, в том числе газетные, – они всегда рядом. Главное, их нужно научиться замечать и рассказывать о них с юмором. Он ведь жизнь продлевает.

Мюнхен
2020 г.

Об авторе: Александр Фитц, один из самых популярных и авторитетных писателей и журналистов русского зарубежья. Автор десяти книг публицистики и прозы, вышедших в издательствах Ташкента, Москвы, Санкт-Петербурга и Берлина. Живет в Мюнхене.

Комментариев нет:

Отправить комментарий