Тридцать лет назад я впервые столкнулась с этим диковинным мировоззрением и… лет десять поверить не могла. Как же так, вроде бы нормальные люди, не глупые, не сумасшедшие, на полном серьезе несут такую бодягу… Может, я просто не так их понимаю, может, они знают что-то, неведомое мне? Но нет…

Это сладкое слово “свобода”

Элла Грайфер

«Что теперь твоя постылая свобода,
Страх познавший Дон-Жуан?»
А. Блок

Сумеет ли Макрон справиться с исламским террором? Честно говоря, мало кто в это верит, я тоже не верю, хотя очень хотелось бы. Поезд ушел, и не потому даже, что больно уж много стало во Франции мусульман, а потому что не слишком-то склонны немусульмане убивать и умирать за свою свободу. И не только во Франции — по всей Европе, а теперь уже в значительной степени и в Америке.

Уточним, что слово «свобода» весьма многозначно, но в данном случае речь идет об одной специфической разновидности: свободе слова, собраний, печати, СМИ… короче говоря — о свободе мысли и средств ее выражения. Кто (или что) угрожает ей? Исламский террор? Ах, если бы только он…

В Италии не сомалийцы Ориану Фаллачи затравили. В Германии Тило Саррацина за неугодную книгу с работы погнали не мусульмане, а свои родные арийцы. В Америке не Усамина родня избранному президенту затыкает рот, а самые, что ни на есть, акулы Хайтека. Причем, в отличие от мусульман, не пытаются они оправдываться волей Всевышнего, а только лопочут что-то неразборчивое насчет недопустимости «подстрекательств» и «пропаганды ненависти», что в переводе означает «начальникам против шерсти». Но, конечно, причина не в плохих начальниках, все гораздо хуже.

У каждого человека есть представление о том, как есть, и о том, как надо. Понятно, что совпадать они не могут, и реагируют люди на это по-разному. Кто-то поднимается на борьбу, кто-то соглашается на компромисс, выбирая линию поведения в рамках возможного, кто-то утешается надеждой на «жизнь после жизни» или, как минимум, на светлое будущее для внуков и правнуков, некоторые даже решают повеситься и не жить, но во второй половине прошедшего века наиболее распространенным оказался метод, точно обозначенный популярной песней Битлз: «Imagine!».

Не борьба, не компромисс и даже не отчаяние, но… А вот давайте представим себе, что «как надо» осуществилось, и мы можем вести себя, как будто мир стал другим. И вот, если все мы будем вести себя «как надо», он и в самом деле станет, помните: «Представьте себе: объявили войну, а на нее никто не пошел». Причем, по умолчанию предполагалось, что не пойдет никто С ОБЕИХ СТОРОН, и даже не рассматривались другие варианты.

Тридцать лет назад я впервые столкнулась с этим диковинным мировоззрением и… лет десять поверить не могла. Как же так, вроде бы нормальные люди, не глупые, не сумасшедшие, на полном серьезе несут такую бодягу… Может, я просто не так их понимаю, может, они знают что-то, неведомое мне? Но нет, оказалось, что секретов нет никаких и дважды два все еще четыре. Некоторое время держалась иллюзия, что всему виной традиционная юдофобия Европы: нас-то они всегда готовы в жертву принести, но себя-то, в случае чего, защищать будут…

Ну, то есть, юдофобия-то, конечно, никуда не делась, и в жертву нас приносить им очень даже желательно, и некоторые евреи все так же охотно им подпевают, вспомнить хоть замечательную диалектику Амоса Оза: поскольку с арабами все равно когда-нибудь мириться придется, давайте прям-щас начнем вести себя, как если бы мир уже наступил… Но они ведь уже не (только) нас, они самих себя готовы возложить на алтарь. Говорю им: «Гибнет ваша культура, вымирают ваши народы!», — а они руками разводят: «Ну, что ж поделаешь… Всему когда-нибудь приходит конец».

Свобода слова нужна, чтобы друг с другом говорить и спорить, умирающему спорить не с кем и не о чем, разве что о будущем детей и внуков, но их-то как раз у европейцев рождается все меньше и меньше. Свобода мысли нужна для выбора правильного пути, а какой может быть выбор, когда единственный вариант — заворачиваться в простыню и ползти в сторону кладбища?

Это — путь Европы, сегодня на наших глазах на него неотвратимо сворачивает и Америка — последний бастион Западного мира. Все мы в общем-целом понимаем, что это вот и есть наше сегодняшнее «как есть», но далеко не всегда задумываемся над тем, что кроме проблемы чисто физического выживания перед нами встает и (зачастую с ней связанная) необходимость поиска нового «как надо».

Еще вчера мы всерьез задумывались и спорили о несовершенстве демократии в Израиле, о безнадежном отсутствии ее в России, о том, каким окажется государственное развитие Китая, Ирана, той же Турции… При этом как-то по умолчанию исходили из того, что демократические государства богаче, сильнее, свободнее всех других. Еще вчера это действительно было так. А что сегодня?

Еще вчера мы могли не замечать связи между научно-техническим потенциалом общества и авторитетом, каким пользуется в нем объективная истина, но сегодня видим, что с утратой второго и первое постепенно сходит на нет.

Еще вчера мы с ученым видом знатока доказывали себе и другим, что в современном мире война — анахронизм, что обо всем можно договориться, ну, в крайнем случае, к самым строптивым экономические санкции применить. Всерьез принимали чьи-то заверения, что им бы только от чужеземного господства избавиться и возвратить родные квадратные километры: «Чужой земли мы не хотим ни пяди / Но и своей вершка не отдадим!». Сегодня не обойдешь уже вопрос, по каким критериям определять «истинную принадлежность» клочка земли, что тысячу раз переходил из рук в руки.

Еще вчера понимали мы под «правами человека» вот именно право думать, что хочешь, и говорить, что думаешь, нынче же «правозащитники» — в первых рядах затыкателей ртов, а отстаивают они, в основном, право на дармоедство в чужих краях да на террор по всему миру.

Нет-нет, не собираюсь я тут агитировать за правильное употребление терминов, я просто задумалась о месте, которое этот супер-пупер «гуманизм» занимает в нашей собственной системе ценностей. Почему мы иной раз так беззащитны перед откровенной демагогией, требованием разоружиться перед партией «всего хорошего против всего плохого»? Почему на очередной призыв «дать миру шанс» не ответим предложением, поискать для своих опытов других кроликов?

… Что вы сказали? Ах, они не поймут?… Естественно, опыт реальности для них не аргумент, но почему для нас аргументом должна быть их фантастика? Мы же, например, твердо уверены, что кровавый навет — вот именно не что иное как навет, и несогласие юдофобов не убеждает нас в обратном. Почему мы опускаем глаза, почему бормочем, что арабо-израильские свары какой-то «особый случай», когда на самом-то деле случай тут, как говорят немцы, «до вони нормальный»: война есть война, даже если она вялотекущая, и не за то врага убивают, что он какой-нибудь особо безнравственный, а потому что иначе он сам тебя убьет.

И мирное население на всякой войне гибнет, так уж она устроена. И спорных территорий на земле как бы еще не больше, чем бесспорных, и у каждой из спорящих сторон — свой нарратив, почему эти квадратные километры по самому, что ни на есть, священному праву принадлежать должны вот именно ей и только ей. Можно понять, почему Европа в этой войне принимает сторону арабов, но зачем же путать ее сиюминутный интерес с истиной и справедливостью? Почему на очередной призыв «понять палестинцев» не ответить вопросом: «А они нас готовы понимать?». На увещевания, что «они ведь тоже люди», не напомнить, что с марсианами войны бывают только в Голливуде, а в реальных войнах враг — вот именно человек, такой же, как и ты?

Что за идиотская манера, использовать Холокост в качестве главного аргумента при отстаивании права на самозащиту? А если у австрийцев или французов никаких Холокостов отроду не бывало, так их теперь уже можно на улицах отстреливать или на дискотеках взрывать? И хватит уже размахивать археологическими артефактами, доказывая наше присутствие на этой земле 2000 лет назад, потому что единственным реальным доказательством права жить на ней является сила оружия. Права не только нашего на этой земле, но и кого угодно, где угодно, и сегодня, и завтра, и два тысячелетия назад, и еще через два тысячелетия, если, конечно, доживет человечество.

И все мы это прекрасно понимаем, но… боимся сознаться даже самим себе. Причем, бояться начали задолго до того, как возникла опасность реальных репрессий, каждый сам себе цензор. Помню, еще накануне Перестройки спросила я, стесняясь и запинаясь, у французской туристки, как оно там у них насчет интеграции арабов, так ли все успешно, как пишут? И вздрогнула я, хорошо расслышав такой знакомый тон мгновенного ее ответа: «Все успешно, все как надо!». Точь-в-точь как мы при встрече с любыми иностранцами автоматически начинали повторять, что советский паралич — самый прогрессивный в мире.

Именно этот тон неопровержимо свидетельствовал, что все не так, и она это знает, но… боится даже самой себе признаться, что знает. Потому что в противном случае придется ей перед лицом неумолимой совести осознать себя гадким расистом, угнетателем и колонизатором, забывшим о нехорошем поведении французов в Алжире. Причем, по правилам игры никоим образом не дозволялось вспоминать, что и поведение их противников было ничем не лучше (что они, кстати, вскоре после этого подтвердили уже в собственной гражданской войне), и главное — что, к сожалению, войны другими не бывают, и проигрывая войну, мы автоматически отдаем врагу — чего потребует. В данном случае, как раз — территорию, и лучше — всю (а не только Алжир, как представлялось тогда де Голлю).

Но свобода мысли ограничена отнюдь не только отношениями с инокультурными. Табу наложено и на сомнения в полезности расовой и классовой дискриминации, гомосексуальных семей, отмены презумпции невиновности по обвинениям в сексуальных обидах… Вполне логично: коль скоро мы уже живем в раю, даешь счастье всем даром, и пусть никто не уйдет обиженный чьей-либо нечуткостью. Помню, пыталась я как-то в благовоспитанной компании объяснить, что белое — не черное, так мне по дружбе посоветовали доказательствами не заморачиваться, а просто заявить, что утверждения оппонентов меня обижают, унижают, огорчают — все бы сразу поняли и посочувствовали.

Этой единственно эффективной методе и следуют господа исламисты, объясняя, что европейцы очень их обижают, отказывая им в покорности, которая им следует по ихнему, исламистскому, убеждению. Они очень страдают, вследствие чего у них происходит нервный срыв, переходящий в очередной взрыв или, как минимум, в отрезание подворачивающихся голов. Напрасно господин Макрон обвиняет их в покушении на европейский образ жизни, ибо как раз только этот самый образ жизни (и мысли) обеспечивает им полную безнаказанность. Не они его выдумали, они всего лишь умело используют его.