Привет Декамиронычу
Питерский Декамерон звался «Декамироном» – точнее, «Декамиронычем», а еще точнее, «ДеКа-имени-Кирова». Там, на дальнем краю Васькиного острова, находилась городская, как сказали бы сегодня, синематека. Туда мы долго и нудно ехали от метро на троллейбусе по Большому или на трамвае по Среднему. Логично было бы пустить еще и автобусы по Указательному, но такого проспекта в городе не было – его с успехом заменяли памятники, начиная с самого первого, фальконетовского, простершего указующую длань на Сенатской площади.
В синематеке по два-три раза в году показывали хорошие западные и лежащие на полке советские (Абуладзе, Иоселиани, Параджанов) фильмы. Там-то я и посмотрел великого Феллини. Помню, что после «Сладкой жизни» вышел оглушенным: никакой фильм до того не разговаривал со мной чистым киноязыком – языком движущихся картинок. Не сюжетом, не диалогами, не интерьерами, не натужной игрой артистов, а именно движущейся картинкой, то есть исключительной принадлежностью кинематографа, а не литературы, живописи или театра. Гениальной движущейся картинкой, в которой, как в правильном, отличном от обыкновенных, зеркале отражается подспудный трагизм запутавшейся жизни.
Мой менее восторженный приятель-киноман, смотревший вместе со мной, сказал, что фильм оставляет фрагментарное впечатление. Но добавил, что это, видимо, неизбежное следствие режиссерской манеры…
К чему я это все? В эти дни, дамы и господа, эпидемия «короны» побудила редакторов кабельной компании YES добавить в программу ретроспективу итальянского кино. И мы с женой решили, что называется, освежить в памяти дни «Декамироныча». Решили пересмотреть. И мгновенно поняли, что еще не смотрели. Не смотрели ни «Сладкой жизни», ни «8 1/2» – не смотрели, по сути, ничего. Вивисекторы советского кинопроката втискивали любой фильм в двухчасовую сетку сеансов.
Учитывая время на культурный выход-уборку-заход, это означало, что экранное время не превышало одного часа сорока минут – а то и полутора часов. А стахановцы «Декамироныча», хронически перевыполняя задания пятилеток, ужимали сетку еще теснее. Фильмы кромсались самым безжалостным образом.
Гениальная «Сладкая жизнь» длится почти три часа. Обрезать ее едва ли не вполовину (вполовину, Федерико!) означает прервать жизнь, то есть совершить убийство. А варварский дубляж, заглушающий бархатный голос Марчелло и экспансивные реплики его великолепных женщин, вполне можно счесть за контрольный выстрел. В общем, я понимаю того приятеля: еще бы не оставалось «фрагментарного впечатления» – ведь фильмы и в самом деле демонстрировались фрагментами… Зато какое наслаждение мы получили сейчас – спасибо «короне» – от полной его версии! Какой кайф в каждом кадре! Какая глубокая связность якобы «бессвязных» эпизодов! Поистине, пир во время чумы – во всех смыслах.
Оказывается, «тогда» мы не видели ничего – или, во всяком случае, далеко не все! Что называется, ни Феллини, ни Пазолини… Надо срочно пересматривать, ребята, пока есть время. Срочно! Это ж сколько удовольствия, Боже мой, сколько счастья…
Алекс Тарн
Источник
Источник
Комментариев нет:
Отправить комментарий