26 марта 2020, 13:12
Мне нужен другой мир — и другая Россия
Катастрофу помогут пережить цифровые технологии, привычка мыть руки и поддержание определенной численности населения.
Тем, кто обречен, пригодились бы законы об эвтаназии.
Я пишу этот текст после довольно тревожной недели, находясь на карантине в Баварии — в этой немецкой земле сейчас наибольший процент инфицированных. В Германии происходит примерно то же, что и во всем мире: принудительно увеличиваются социальные дистанции. Это необходимо в борьбе с любой эпидемией.
Я сижу дома и читаю про эффективность карантинов, а также про то, что распространение нового патогена всегда начинается там, где резко меняются условия жизни. Например, где растет скученность — но это очевидно. Или где резко увеличивается благосостояние, как в Китае, — и это уже не так очевидно.
Дело в том, что в КНР считается целительной «дикая» кухня е-вэй. Но если раньше ласточкины гнезда, губы гориллы и жареную медвежью лапу могли позволить себе редкие богачи, то теперь того же требуют тысячи нуворишей. А выбравшийся из нищеты средний китаец увеличил потребление свинины. Что привело к строительству огромных свинокомплексов, создавших условия для перехода вирусов с перелетных птиц или летучих мышей на человека — часто для такого скачка требуется «промежуточный этап» в виде свиньи.
Это я вам сейчас кратко пересказываю одну из глав книги американской журналистки Сони Шах «Пандемия. Всемирная история смертельных вирусов». Это чтение — самое успокоительное, что со мной в карантине случилось. Человеку важно перерабатывать хаос мира в смыслы. Это уменьшает тревогу, даже когда опасность велика. А текущая опасность относительно невелика. Коронавирус — не холера, бушевавшая в Петербурге еще век назад. И не грипп-«испанка», выкосивший тогда же некоторые страны на треть. Но тут бы я хотел остановиться, потому что я не биолог, не инфекционист и даже не журналист, посвятивший жизнь изучению эпидемий.
Я просто фиксирую очевидное.
Что есть, например, книги, помогающие разобраться в происходящем, — их авторы нынешний хаос уже сложили для нас в структуру. (Читайте «Планету вирусов» Карла Циммера и «Охотников за микробами» Поля де Крюи, а еще «В интернете кто-то неправ!» Аси Казанцевой — там отличная главка про вакцины и вакцинацию). Да и вообще в мире сейчас идет процесс выработки новых смыслов и условий существования человека, причем это касается не только биологии или медицины.
Яркий пример — дико модный философ Юваль Ной Харари. Он только что опубликовал в Financial Times статью «Мир после коронавируса» с подзаголовком «Эта буря пройдет. Но решения, которые мы принимаем сейчас, могут изменить нашу жизнь». Там он пишет, что системы тотального контроля и видеонаблюдения, применяемые в Китае для отслеживания перемещений во время эпидемии (тебе на смартфон приходит извещение, что рядом человек из той или иной группы риска, а власти вообще знают все обо всех), могут войти в нашу жизнь навсегда. В то время как «самомотивированное и хорошо информированное население, как правило, ведет себя эффективно». То есть нужно не принуждать, а просвещать.
Не знаю, с чего Харари это взял. В Германии, например, людям почти неделю предлагали добровольно и осознанно (вследствие «хорошего информирования» — глава государства обращалась с телеэкрана) увеличить социальную дистанцию, чтобы не допустить скачка эпидемии по типу итальянского, ибо тогда начинаются локальные медицинские коллапсы, как в Бергамо. Однако немцы продолжали вести себя как ни в чем не бывало. Гуляли, ходили по ресторанам, общались. Я, запершись дома, был от этого в ужасе, понимая, что за их свободу расплатятся другие. А теперь ужасаются уже многие — читая репортажи, как в Вюрцбурге смерть выкашивает дом престарелых. Там все инфицированы, включая персонал. И старики умирают один за другим. Лежа на животах, с трубками в гортани, задыхаясь, как будто тонут, только длится это долго.
Немцы — обычные люди. Которые порой ведут себя как дети: дай им волю, будут есть одно мороженое и не станут мыть руки.
Мой вывод противоположен идеям Харари: если цифровые технологии позволяют превращать человечество в единый организм, их нужно использовать. Почему я не могу знать, как близко от меня люди из группы риска и к какой группе отношусь я сам? Мне не нравится устройство жизни в Китае, но нравятся китайские технологии. Опасность превращения инструмента в систему подавления инакомыслия — вопрос не техники, а политики. В демократиях техника работает на человека. И в автократиях — на человека. Мы даже знаем, как в России этого человека зовут.
Урок пандемии для Германии — не в нехватке демократии или гласности, а в весьма заметной цифровой отсталости от Китая. Что такое демократия и свобода слова, я вижу каждый день — когда в прямых трансляциях ведутся заседания правительства, выступают главы земель и государства. Все знают, что канцлер Меркель на карантине, поскольку у делавшего ей прививку врача положительный тест на коронавирус. Отсюда, кстати, в стране большое доверие к власти: Меркель в первом же обращении к нации могла сказать, что, возможно, эпидемия затронет 60-70% населения. В России это расценили бы как нагнетание паники.
Но вот подключения к домашнему интернету в Германии нужно ждать месяц, а то и три. А в замечательном институте образования взрослых Volkshochschule, где я учу немецкий, неделю назад отменили курсы. Для перехода на дистанционное обучение, думаю, там просто нет программ. Если бы Германия была технически оснащена как Китай, уроки бы продолжались: я бы получал знания, школа — мои деньги. А так правительство будет помогать моей преподавательнице Карин, которая сидит без работы дома. Дело хорошее — но зачем увеличивать число нуждающихся в помощи?!
Это, допустим, частность. Однако я надеюсь, что в Германии и в мире придется менять вещи и более глобальные. Велика вероятность, что нынешняя пандемия — лишь первая из ожидающих нас в ХХI веке. Почти все новые патогены приходят из Юго-Восточной Азии или Африки. Просто потому, что там происходили колоссальные изменения — вырубались леса, уменьшалось разнообразие животного мира.
Грубо говоря, пока лесов много и человек живет на опушке, летучие мыши как переносчики вирусов ему не страшны: есть естественные барьеры. Но когда все резко меняется и барьеры падают — начинается эпидемия атипичной пневмонии. Или птичьего гриппа, или лихорадки Эбола, над которыми, возможно, вы недавно смеялись: ах-ах, это все выдумки и сговор фармацевтических компаний! И издевались над Гретой Тунберг (под эти смешки я разглядывал чудовищные съемки из космоса вырубленной сибирской тайги).
Ну, ок. У россиян нет доверия к власти, а потому нет доверия и к информации как таковой. «Ученые скрывают» и «прививки убивают». Однако высока вероятность, что в России появится свой Бергамо или Вюрцбург, и там в палатах интенсивной терапии будут умирать, задыхаясь, ваши знакомые. Такая смерть эстетичнее, конечно, чем смерть Чайковского от холеры, с 12 литрами поноса за сутки, со сморщенной кожей и разрывом от судорог мышц. Но тоже, знаете, врагу не пожелаю.
А говорю я это к тому, что в мире должна существовать система уже не Киотского протокола, а куда более жестких требований и правил по поддержанию определенной численности населения (кто сказал, что много народа — это хорошо?), определенной площади лесов и инфраструктуры. Мир стал общим. Значит, все должны мыть руки перед едой. Тех, кто не моет, за общий стол допускать не следует — а других столов нет. Китай уже сейчас начнет расплачиваться за немытые руки тем, что производства оттуда будут переезжать назад в Европу. Германия еще в январе обнаружила, что до 90% определенных видов лекарств поставляются из Китая, — когда они исчезли из аптек. Это шокировало, но привело к пониманию, что нельзя так зависеть от довольно неустойчивого региона.
И еще одна жесткая вещь. Мой шанс дожить до конца эпидемии — примерно один процент. Это сильно отличается от нуля, и призывы отменить карантин, чтобы все переболели и выработался коллективный иммунитет, меня не вдохновляют. Я на вас посмотрю, когда на сайте администрации вашего города появится объявление, что за день число инфицированных опять резко выросло, и среди них «молодые люди, взрослые, а также пожилые и дети, с симптомами от легкой до тяжелой степени».
А раз так, то я имею право говорить о необходимости принятия законов об эвтаназии. В Германии, кстати, она разрешена. Я уже таскаю с собой карточку с разрешением на трансплантацию органов — и предпочел бы иметь соглашение об эвтаназии. Не только на случай эпидемии. Если у меня, не дай бог, диагностируют болезнь Альцгеймера, я хотел бы осознанно и с достоинством завершить путь, не превращаясь в обузу для близких — ходящую под себя и никого не узнающую. Мир будет продолжать стареть, несмотря на коронавирус. И эвтаназия должна стать формой социальной услуги — что-то вроде паллиативного ухода…
Я понимаю: то, что я сейчас пишу, может показаться мыслями человека, который бесится не только со страху, но и с жиру, поскольку самоизолировался в стране, где на коронавирус не накладывается падение национальной валюты, вранье с телеэкрана, пляски на трупе Конституции и растущие день ото дня цены. Но мир больше не будет таким, как прежде, — тут я согласен с Харари. Остаться прежним означает повысить риски. И ненормально продолжать жить в стране, где правителя боятся больше смерти.
Однако, как грустно сказал один знакомый эмигрант, «обнуление сроков может теперь стать куда более кардинальным, чем поначалу казалось тому, кто обнуление затевал». А тогда уж точно придется меняться.
Дмитрий Губин
Цитата: "...я не биолог, не инфекционист и даже не журналист, посвятивший жизнь изучению эпидемий".
ОтветитьУдалитьСпасибо, что предупердили. А почему не добавили: "не политолог, не историк, не футуролог, не информатик, не философ и т.д.? Если бы предупредили, может быть я всю эту бузину в огороде вместе с дядькой в Киеве и не читал бы.
Весной у шизофреников обострение. Но зачем же тиражировать их бред? Он представляет интерес исключительно для психиатров.
ОтветитьУдалить