Валерий Дунаевский | “Спасибо товарищу Cталину за наше счастливое детство”
История о том, как сталинский Гулаг помог избежать гитлеровский Холокост.
На фотографии из архивов автора изображена советский математик Вера Гантмахер (1909–1942), расстрелянная с семьёй в гетто недалеко от Одессы в 1942 г. румынами. Справа надпись послевоенных лет с задней стороны фотографии, сделанная by author’s grandmother Изабеллой Шмульян, матерью мужа Веры, тоже математика, Витольда Шмульяна (1912–1944), офицера артиллериста, героически погибшего под Варшавой.
В моей книге “A Daughter of the ‘Enemy of the People’”, посвящённой памяти моей мамы, рентгенолога Аллы Дунаевской (1920, Одесса, Украина – 2010, Питтсбург, США), я писал о том, что её отец, мой дед Лев Юльевич (Лейба Юделевич) Шмульян, известный в Одессе адвокат и преподаватель права в Институте Народного Хозяйства, а потом в юридической школе, был репрессирован в начале 1938 г., в период т.н. ежовщины и плановых арестов, и умер в Гулаге от инфаркта в 1945 г. После ареста Шмульяна его семью выселили из их квартиры.
Основанием для репрессии послужили инспирированные против него обвинения в протаскивании правотроцкистской идеологии и антисоветской агитации на своих лекциях. Вся же эта агитация состояла лишь из пары не совсем политкорректных для того периода шуток и нескольких комментариев при чтении лекций, которые интерпретировались обвинением, как поддерживание им бухаринского определения “ситцевая смычка” о взаимодействии пролетариата и крестьянства, и которое он выдавал, о ужас, за ленинское. В свою очередь, в одной из шуток Шмульян заметил: “Чего вы испугались? Гитлер ещё далеко”, когда во время его лекции за окном послышался громкий звук автомобильного выхлопа, и все вздрогнули.
История репрессирования Л.Ю. Шмульяна будет более подробно описана в новом издании моей книги. В ней будут представлены уникальные материалы, которые мне удалось недавно получить из одесских архивов, демонстрирующие доносы на Шмульяна, материалы допросов, его объяснительную записку и др. Он, уже немолодой человек (1883 г. рождения), с тяжёлой гипертонией, был осуждён Тройкой по ст. 54-10 УК УССР (соответствующей печально знаменитой 58-й статье УК РСФСР о контрреволюционной деятельности, согласно которой производилась основная масса арестов) на шесть лет лишения свободы в отдаленных исправительно-трудовых лагерях с последующим поражением в правах на три года. При этом судебные издержки относились за счет осуждённого.
Во время одного из его свиданий с женой, моей Grandma Изабеллой Соломоновной Шмульян (в девичестве Невельштейн), в период его пребывания в Одесской тюрьме (характеризованной им как фашистский застенок, где заключённых избивали), он рекомендовал ей, чтобы она и моя мама скрылись из Одессы как можно скорее, чтобы в свою очередь избежать арестa. Практика арестов родственников осуждённых узаконивалась соответствующими инструкциями НКВД.
Совет Льва Юльевича был принят во внимание и, после того как в июне 1938 г. моя мать окончила школу, она с Изабеллой уехали из Одессы в провинциальный российский город Таганрог, где уже пару лет жил и работал инженером старший брат матери Теодор Шмульян, в будущем многократный чемпион и шашечный теоретик. Покинув места их совместного проживания с осуждённым, его родственники зачастую получали cartе blanchе на свободную жизнь. Некоторые все же арестовывались и переарестовывались.
Эмигрировав из Одессы, мои близкие не только ушли из сетей НКВД, но и потенциально избежали более страшной участи – оказаться через три года в оккупированной румынами Одессе и там погибнуть. C 1941 по 1944 гг. Румыния была сателлитом нацистской Германии. Этой участи не избежали девяносто тысяч евреев Одессы (половина её предвоенного еврейского населения) и сотни и тысячи других погибших в Холокосте и карательных акциях румынской администрации. Среди них оказалась также Вера Гантмахер, жена Витольда Шмульяна, младшего брата моей матери, математика, доцента кафедры математики Одесского Государственного Университета с 1939 г., затем, с 1940 г., докторанта Московского Института Математики имени Стеклова, а с началом войны офицера артиллерии. Вера, тоже талантливый математик, у которой были совместные с Витольдом публикации, оставалась с родителями в Одессе. В конце 1941 г. она с ними была депортирована в гетто села Доманевка в Трансистрии, а в начале 1942 г. они были расстреляны.
Таким образом, совет Льва жене и дочери бежать из Одессы оказался провидческим. Однако, не будь он арестован в сталинской охотe за врагами народа, то, по всей вероятности, он оставался бы с семьёй в Одессе, и вся семья погибла бы. Значит, с изрядной долей сарказма, конечно, можно подтвердить то, что и декларировало советское правосудие. А именно, что аресты (во всяком случае некоторые) не зря проводились.
Судьба брата Веры, Феликса Рувимовича Гантмахера, оказалась более счастливой, чем его сестры. Тоже математик, он с 1934 г. учился в Москве в докторантуре, работал в институте Стеклова, a в 1942–1946 гг. руководил отделом Центрального аэродинамического института, занимался развитием ракетной артиллерии и усовершенствованием “Катюш”. Больше об этом интересном человеке, а также о Вере и Витольде можно узнать из моей книги и интернетовских материалов при поиске на “Вера Гантмахер”. О преступлениях румынской администрации против человечества в Трансистрии и Одессе можно найти, в частности, тут.
Относясь с чуткостью к трагедии нееврейских жертв нацистов, и жертв любого насилия (включая сталинские репрессии), понимая, что любая исключительность чревата, и зная, что СССР и его союзники не воевали за спасение евреев, я все же не вижу особой необходимости дискредитировать дату памяти Холокоста 27 января и размывать (даже из общегуманистических соображений, а также на фоне существующих дней памяти геноцида в Руанде, армянского геноцида и др.) катастрофу еврейства другими несчастьями, как это делают некоторые блогеры. В этом уже преуспел наш конгресс, где левые радикалы препятствуют принятию резолюций, однозначно осуждающих антисемитизм.
Известно, что по своим масштабам, целям и жестокости еврейский геноцид середины ХХ столетия был в достаточной степени уникален. Советских бойцов, захваченных в плен, не спрашивали, есть ли среди них представители ЛГБТ и Свидетели Иеговы. Интересовало лишь есть ли среди них Officiren, Сommissaren, und Juden. Указанные категории, и прежде всего Juden, в этой и других ситуациях, оказавшись на оккупированной территории, подлежали уничтожению независимо от каких-либо индивидуальных различий. В свою очередь, Риббентроп, как известно, жаловался Муссолини не о том, что в итальянских военных кругах имеется недостаток в соответствующем понимании вопроса о цыганах (Рома), а о том, что есть недостаток в понимании еврейского вопроса. Кстати, еврейский конгресс России выделил средства на постройку памятника 178 цыганам, погибшим от рук нацистов в Смоленской области.
Заканчивая статью, хочу обратить внимание на то, что, как мы знаем, иногда возникают сложности с задачей увековечивания памяти жертв Холокоста. То власти удаляют мемориальную доску, где указано, что большинство жертв места расстрела были люди еврейской национальности, то вандалы оскверняют памятник и т.д. В своей попытке сохранить память о Вере и запечатлеть её портрет в последнем издании своей книги, я тоже натолкнулся на определённого рода сложности, но уже более курьёзно-бюрократического толка, чем злостного. Издатель сказал, что они не могут принять её фото к публикации без соответствующего разрешения, т.к. этот портрет явно не любительский, а сделан в фотоателье. Я объяснил, что ателье во время войны было уничтожено, а человек, изображённый на фото, погиб в гетто. А они мне в ответ с другого конца провода, и, явно не понимая о чём идёт речь, кричали: “Пришлите справку из гетто”. C’est la vie.
Комментариев нет:
Отправить комментарий