воскресенье, 5 января 2020 г.

НаркоманИя

Vladimir Rabinovich
НаркоманИя
----------------------------------
Из Минской тюрьмы на Мядельскую химию наш этап привезли на автобусе перед самым Новым годом.
- На яки чорт вас у такое время вязуць, - сказал дежурный мент. - Каму вас афармляць. Начальства да другога чысла не будзе. Идице шпацыруйце ў горад. Каб да праверцы да девяти а ўсе былі ў спецкамэндатуре. Непрыход або прыход у пьяным виде буде расматрываца як пабег.
- А как на счет пожрать? - спросил кто-то.
- Гэта не цюрма, тут вас кармиць нихто не будзе. Хочаце ести, идзице ў Мядзел и там сами кармицеся, - ответил дежурный мент.
- Так отпустили бы домой хотя бы на сутки.
- За пределы администрациунай зоны я вас адпускаць не упалнамочаны.
- А кто уполномочен?
- Майор уполномочены.
- Когда же он будет, этот майор?
- Я вам руским языком сказау, што начальства будзе пасля другога чысла. У нармальных людзей цяпер праздник.
- Одевайтесь теплее, у нас здесь север, с Мястры дует, - сказал мне бывший врач скорой помощи по фамилии Белинский, который отбывал трехлетний срок за подпольные аборты. - У вас нет головного убора. Это плохо. Переохлаждать голову очень опасно, в голове находится мозг и множество кровеносных сосудов. Переохлаждение головы ведет к общему переохлаждению организма. Возьмите это, - он дал мне ношенный строительный шлем. Я надел на себя весь запас одежды, который имел, но все равно замерз.
- Вокруг озера, хлопцы, вам будет далеко, идите через металлоремонтную, там дырка в заборе, а с той стороны вообще ничего нет, - сказал нам местный мужик у которого мы спросили дорогу в город.
- А если остановят? – поинтересовался я.
- Кому ты нахер нужен, сорок лет советской власти, всем все похуй, - сказал абориген-диссидент.
Я зашел на почту и отправил домой телеграмму: 'Свободен вскл знк'. Завтра приедут, привезут еду одежду, деньги. После телеграммы у меня остался рубль.
На главной площади города стояла новогодняя елка с единственной елочной игрушкой.
В мядельском доме культуры шел фильм 'Признание комиссара полиции прокурору республики'. До начала сеанса оставалось около получаса и я решил заглянуть в кафе под названием 'Ветерок'.
- Дайте мне, пожалуйста, двойной кофе, - попросил я у буфетчицы.
- Как это двойной? – спросила она недоуменно.
- Сколько ложек кофе вы кладете в стакан?
- Одну чайную ложку с верхом.
- А мне - две ложки с верхом и налейте полстакана.
- А как я вам посчитаю тогда?
- Посчитайте, как за два стакана.
- Ой, так нельзя. Я не могу считать за два стакана, если вы берете один.
- Ну, хорошо. Дайте мне два стакана. В один стакан две ложки кофе и полстакана воды, а в другой только воды.
- Зачем вам это?
Только сейчас я посмотрел на нее внимательно. Сколько ей. Лет двадцать пять, наверное. Красивая.
- Мне так нравится.
- Что же тут может нравится. Давайте я вам хоть сахара насыплю.
- Насыпайте. Одну ложку.
Из-за спины вижу, что насыпала две. Вышла из-за своей загородки и поставила на мраморный столик два стакана. Я только ахнул, когда увидел какого она роста и сложения. Вот она - лесная, болотная шляхта.
- Спрашивает у меня:
- Вы наркоманию будете делать?
- Откуда вы знаете?
- Вы же не из наших, вы из зековской общаги из поселенцев. Наши только пьют, а ваши пьют и занимаются наркоманией.
- Но вы меня не выдадите?
- Нет, не бойтесь, я вас не выдам, - говорит искренне и прижимает руки к груди.
- Делаю первый глоток, еще один. Провожает взглядом каждое мое движение.
- Вас только из тюрьмы привезли? – спрашивает она.
- Как вы догадались?
- По вам видно. И еще запах от вас.
- Вам неприятен запах? - спрашиваю я.
- Ой, мы деревенские запахов не боимся.
- Откуда вы? – спрашиваю.
- Из Урликов, с Нарочи. Я здесь временно, я маму заменяю. Я учительница младших классов в мядельской школе. У нас сейчас каникулы.
- Можно у вас курить?
- Да, курите. Здесь все курят, не спрашивают.
Закуриваю дешевую сигарету, ужасный табак трещит и воняет.
- Наркомания, - говорю я с ударением на последнее 'и'. А мне и в самом деле в кайф, притворяться не нужно, первый день свободы после года в тюремной камере. Кофе и сигарета. Год я не пил кофе. А рядом молодая, красивая дева смотрит на меня с интересом.
- Скажите, можно мне где-нибудь присесть? – спрашиваю я.
- Садитесь здесь, возле батареи, - показывает она, - я недавно вымыла, здесь еще не натоптали. Ваши с работы пойдут только в шесть.
- Хотите я почитаю вам стихи, - говорю я.
- Ой, почитайте.
Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих...

- Нравится? – спрашиваю я.
- Да, очень, - говорит она, - наркоманские у вас стихи. Дальше, пожалуйста, дальше.

Плывет во мгле замоскворецкой,
плывет в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной...

- А вы еврей? – спрашивает она.
- Еврей.
- Я сразу поняла. Мне еврейские мужчины нравятся. У них глаза красивые.

Она сидит возле меня на корточках и шевелит губами, повторяет за мной:
Как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
- Это вы написали, - спрашивает она?
- Нет, говорю я, - это написал один поэт.
- Из ваших?
- Из наших.

Из сборника "Рабинович, как тебе не стыдно!"

Комментариев нет:

Отправить комментарий