У НАС ЭТО НОРМАЛЬНО

У НАС ЭТО НОРМАЛЬНО

Еврейский совет к началу нового тысячелетия не мне вам напоминать по какому календарю

Много лет назад (когда его первенец Филя еще не ходил в институт, а всего навсего под стол пешком) Художник Ю. (блестящий кстати сказать рассказчик, что у художников не так уж и часто, между прочим, встречается за редким исключением двух больших Д.: Дюрера и Дали) поведал мне по секрету, что искомый первенец плохо ест. То есть не просто плохо, а так никудышно, что возникли опасения, что авитоминоз может помешать его нормальному развитию как мальчика. И по этой причине художник Ю. и его тогдашняя нежно любимая жена (впоследствии оказавшаяся стервой) пошли на то, чтобы вызвать специалиста.

И что же вы думаете? Специалист таки пришел. И позвонил в дверь.

И когда ему ее открыли, он прежде всего закрыл почему-то раскрытый зонтик. Потом тщательно вытер калоши о положенную для этого тряпку. 

И только потом маленький человечек с брюшком сделал шаг вперед, чтобы попытаться войти.

И все увидели, что не гномик, и не какой нибудь желтый Карлсон, а самый настоящий старый еврейский доктор, только очень похожий на Чарли-Чаплина.

Который для начала медленно поставил в угол свой зонтик.

Потом так же медленно снял перчатки и засунул их в карман своего старомодного пальто с каракулевым воротником.

Потом снял свое пальто не-по-сезону и повесил его на вешалку.

Потом снял калоши с красной подкладкой и аккуратно поставил их к стеночке. Потом. взял за визит протянутую ему красненькую (десять рублей для тех кто забыл, что такое Советская Власть и что при ней почем было).

Потом снял шляпу, стряхнул с нее капли и аккуратно повесил на тот же самый крючок, что и пальто, с которого, между прочим, на пол тоже капал бахчисарайский фонтанчик.

Потом вошел в комнату, увешанную картинами, и сел на стул.

Потом долго-долго разговаривал о житье-бытье с родителями Фили, поглаживая  брюшко.

Потом так же долго и внимательно говорил с самое Филей.

Потом опять с родителями.

Потом опять с пациентом.

И даже не выслушав больного … то есть я имею в виду не то, что он говорит, а что у него в легких: то что лепетал беби, доктор как раз очень даже выслушал и перевыслушал –  даже не выслушав больного, повторяю я, ничего не прописав и даже ничего не посоветовав для лечения, доктор перестал ласкать брюшко большими пальцами там, где заканчивается жилетка.

Уперся в колени ладонями.

Распрямил их с, как показалось (или послышалось?) художнику Ю. и его нежно любимой стерве – хрустом.

Встал. 

И мало-помалу стал собираться уходить. То есть:

Надел калоши с красной подкладкой.

Потом надел на свою голову шляпу.

Потом снял с вешалки свое пальто не по сезону и тоже надел.

Потом вынул из кармана черные перчатки и долго натягивал их на каждый палец в отдельности.

Потом взял зонтик.

И, став опять похожим на Чарли-Чаплина, как солдат превращается в часового, вернувшись из временной самоволки, направился к двери.

            Художник с нежно любимой женой переглянулись в недоумении. А потом еще раз – уже с раздражением. И в тот самый момент, когда дверь должна была захлопнуться окончательно, родители Фили переглянулись в третий раз, чувствуя, как в них закипает гнев, который, как сказал Гомер в переводе Гнедича, «в зарождении сладостней тихо струящегося меду”.

            Входная же дверь – она же, между прочим, и выходная – между тем и в самом деле начала аккуратненько закрываться. И готова была уже было защелкнуться, как часовой готов к тому, чтобы поинтересоваться: стой, кто идет! когда закрытие внезапно остановилось, и в оставшейся щели  ре-материализовались калоши и зонтик. А за ними и голова в шляпе. А сверх того -  указательный палец в перчатке. Который распрямился и поднялся вверх, в то время как голова заговорила и произнесла:

-Да, между прочим, я кажется забил вам кое-что сказать. Еврейские дети до шести лет плохо едят. Это у нас нормально. Но вы не волнуйтесь. С годами у нас это проходит. И даже слишком проходит. И не только, кстати сказать, это. Так что не берите в голову и живите себе.

            После чего дверь, опять стала закрываться, и закрывалась до тех пор, пока окончательно не защелкнулась на замок.

            Так о чем это я? Ах да. О том, что совет старого еврейского доктора лучше любого консилиума. Причем на все времена. Поэтому: если вам кажется, что ваш еврейский ребенок не такой, как все. Что он какой-то особенно необыкновенный. Что он необыкновенно плохо ест. Или необыкновенно играет на скрипочке. Или необыкновенно ставит шах и мат. Или необыкновенно не делает ничего. Не надо паниковать. Волновать и без того нервную систему. Звонить в скорую помощь и колокола. И вообще брать в еврейскую голову. Потому что с годами все это у наших детей проходит. И даже слишком проходит. А если что нибудь и начинается, то совсем не то, чего боялись или хотели родители. Такой диагноз поставил старый еврейский доктор. А уж кто кто, а он знает.

30 декабря 2000 года. Шабес

Юрий Магаршак