Борис Гулько: путешествие с пересадками
Недавно в нашей стране стало двумя шахматными гроссмейстерами больше: из США в Израиль переехали на постоянное место жительства Борис Гулько и его жена Анна Ахшарумова
Александр БАРШАЙ
Международный гроссмейстер Б.Гулько – единственный в мире человек, сумевший добиться звания и чемпиона СССР, и чемпиона США по шахматам среди мужчин, причем, в Америке этот титул он завоевал дважды – в 1994 и в 1999 годах. Кроме того, он дважды побеждал и в Открытых первенствах Соединенных Штатов, был победителем несчетного числа международных и национальных турниров. Между прочим, Борис – один из очень немногих шахматистов, кто в официальных встречах с 13-м чемпионом мира Гарри Каспаровым имеет положительный баланс: он трижды побеждал гениального гроссмейстера и лишь однажды проиграл ему!
Супруга Бориса Гулько — международный гроссмейстер Анна Ахшарумова — нисколько не отстала от своего мужа: она также была чемпионкой Советского Союза, и чемпионкой США, и в свое время входила в группу сильнейших шахматисток мира.
Эта звёздная пара хорошо известна не только в шахматном мире. У них репутация несгибаемых и принципиальных еврейских отказников, не шедших ни на какие компромиссы с советской властью, долгих семь лет противостоящих ей в своем решении покинуть страну «серпа и молота» и жить в свободном мире.
У автора этих строк есть небольшая личная история, связанная с «отказником» Борисом Гулько. Дело было в далеком уже 1981 году в городе Фрунзе — столице Советской Киргизии, где проходил 49-й чемпионат СССР по шахматам. Чтобы не обижать «братские народы» Страны Советов, видимо, по совету товарищей из ЦК КПСС шахматная федерация СССР в те года проводила регулярные чемпионаты страны по очереди в столицах союзных республик. Пришел черед и Киргизии. Для маленькой среднеазиатской республики это было уникальным событием, огромным спортивным и культурным праздником. Город Фрунзе никогда в своей истории не видел сразу столько сильнейших гроссмейстеров страны, Это и чемпионы СССР разных лет Александр Белявский, Лев Псахис, Иосиф Дорфман, Виталий Цешковский, Борис Гулько, и входившие в элиту советских шахмат тех лет Олег Романишин, Евгений Свешников, Владимир Тукмаков, Виктор Купрейчик, Артур Юсупов, Сергей Долматов, первый среднеазиатский гроссмейстер Георгий Агзамов, молодые дарования Леонид Юдасин, Виталий Гавриков и другие. Но в центре внимания, конечно, был 18-летний гроссмейстер Гарик Каспаров — блистательная звезда, стремительно восходившая на мировом шахматном небосводе. Он приехал на соревнования вместе со своей мамой – Кларой Шагеновной. И поселили их, как, впрочем, и остальных участников чемпионата в лучшей, интуристовской гостинице города — «Ала-Тоо». Состязания проходили во фрунзенском Дворце спорта, недавно возведенном огромном сооружении из стекла и бетона. И хотя шахматы – не самый зрелищный вид спорта – амфитеатр центральной арены, рассчитанной на две тысячи мест, был каждый вечер довольно полон.
Я работал тогда заведующим отдела науки и культуры Киргизского телеграфного агентства (КирТАГ) – отделения ТАСС в Киргизии, и освещал для центральной прессы ход шахматного сражения. «Освещал» — конечно, громко сказано: я посылал в Москву, по существу, протокольную информацию о составе участников, о результатах туров, о церемонии открытия и закрытия чемпионата. Правда, для комментирования наиболее содержательных партий привлек сильнейшего в ту пору в Киргизии шахматиста Леонида Юртаева, уже выполнившего первый гроссмейстерский балл. Но, написав пару интересных и подробных разборов партий и узнав, сколько платит ему за его работу ТАСС, Лёня решительно отказался от сотрудничества с нами. И его трудно было упрекнуть: за высококвалифицированный анализ партий гроссмейстеров человек получал просто смешной гонорар. Так что, когда на чемпионате произошла маленькая сенсация, мне оставалось передать в ТАСС только короткое сообщение о том, что, в прошедшем туре неожиданное поражение потерпел лидер турнира юный бакинский гроссмейстер Гарри Каспаров, проигравший московскому гроссмейстеру, чемпиону СССР 1977 года Борису Гулько. Эта моя тассовская информация на следующее утро была опубликована в «Правде» и других центральных газетах. А чемпионат СССР продолжался своим чередом. Победителями его стали поделившее первое и второе места Гаррик Каспаров и Лев Псахис, гроссмейстер из Красноярска, живущий ныне в Израиле. Я дал краткий отчет о результатах турнира и церемонии его закрытия и как бы «закрыл» тему…
А через некоторое время прибыл в Москву, на стажировку в редакции научной и культурной информации ТАСС. И вдруг мне велят срочно явиться в редакцию спортивной информации, которая находилась этажом выше. Там какой-то строгий дядька говорит мне:
— Вы Баршай?
— Да.
— Вы почему нарушили указание ТАСС не упоминать фамилию Гулько и назвали его в своем отчете из Фрунзе?! Немедленно пишите объяснительную. Вам разве неизвестно, что гроссмейстер Гулько подал заявление на выезд из СССР? Мы же разослали всем агентствам циркулярное письмо с запретом упоминать имя этого отщепенца! А тут «Правда» публикует вашу информацию, тоже кто-то прошляпил там!
— Первый раз слышу об этом, — совершенно искренне ответил я. — Никто ничего мне не говорил, и никаких инструкций я не получал. И потом, как же это возможно, не называть имя соперника, который выиграл партию у самого Каспарова. Абсурд какой-то!
— Ладно, пишите объяснение, — уже без всякого напора и интереса к истине и к моей особе сказал строгий товарищ.
Я быстро и коротко накатал свои соображения по поводу неизвестной мне инструкции и нелепого запрета и спустился в редакцию культуры и науки, продолжать стажировку в Телеграфном агентстве Советского Союза. Никаких оргвыводов в отношении меня не последовало…
Я рассказал эту историю Борису Гулько и Анне Ахшарумовой на недавней встрече с ними в нашем Иерусалимском пресс-клубе. Борис с интересом выслушал ее, но ничуть не удивился. За семь лет отказа они перенесли и испытали столько, что рассказанное мною можно считать просто мелочью. Но до чего же абсурдна была советская власть! Участие в зарубежных турнирах им, конечно, сразу же закрыли. Лишили стипендии, которые государство платило им как ведущим спортсменам страны, не посмотрели даже на то, что Анна была кормящей матерью трехмесячного ребенка. Хотели запретить играть на престижных турнирах и внутри страны. Но после недельной голодовки протеста, проведенной супругами, Спорткомитет СССР разрешил им участие в официальных соревнованиях в Советском Союзе. А вот упоминать имена Гулько и Ахшарумовой запретил. То есть, играть и выигрывать можно, а вот говорить об этом – нельзя. Советский сюр!
* * *
Вот об этом-то советском абсурде, в котором Борис Гулько прожил 49 лет жизни, абсурде, присутствовавшем во всех областях жизни, в том числе, и в шахматах, гроссмейстер рассказал в своей увлекательной книге воспоминаний «Путешествие с пересадками». Он представил ее вместе с другими своими книгами – «Поиски смыслов» и «Мир еврея» — на встрече с ветеранами журналистики в Иерусалимском пресс-клубе.
Надо сказать, что публицистика и эссеистика, вообще, литературный труд – это еще одна яркая грань творческой личности по имени Борис Гулько. На его счету множество книг и сотни статей, очерков, эссе не только на шахматные темы, но по общественно-политическим вопросам, проблемам иудаизма, истории и психологии (он выпускник факультета психологии МГУ), философии и межнациональных отношений. Их охотно публикуют различные издания в США, Израиле, Германии, России, а также электронные средства массовой информации. Интересное объяснение такой своей активной, плодовитой литературной деятельности Борис Францевич (Эфраимович) дал и в самой книге «Путешествие с пересадками», и на встрече с журналистами в Иерусалиме:
— Когда я почувствовал, что биохимические процессы мозга с возрастом ослабевают, и мне все трудней вести напряженную интеллектуальную работу за шахматной доской в поединках на высоком уровне после четырех-пяти, а подчас и семи часов напряженной борьбы, я решил оставить профессиональные шахматы, турнирную борьбу. Но чтобы мозг не деградировал, чтобы он постоянно находился в интеллектуальном напряжении, я начал интенсивно писать, заниматься публицистикой и мемуаристикой, как шахматной, так и политической, исторической, аналитической.
Я обнаружил, что мысли, наносимые на бумагу… расширяются, развиваются, ты начинаешь понимать то, что раньше тебе было неясно. Процесс писания сродни шахматам. Найдя идею, ты ищешь ее развития, пытаешься дойти до сути. Писание как творчество стало меня увлекать…
Может быть, от того, что Борис Гулько пишет с увлечением, читать его книгу «Путешествие с пересадками» тоже весьма увлекательно. Я, во всяком случае, прошелся по ее страницам с большим интересом. Говорю «прошелся» не случайно, ибо книгу эту можно читать с любой страницы, возвращаться назад и забегать вперед и всюду будет интересно, любопытно, познавательно. Она лишена хронологической последовательности и сюжетной целостности, хотя внутренний стержень в ней просматривается без труда: это книга человека, с юных лет жаждущего свободы и справедливости. И боровшегося всю жизнь за эти фундаментальные права человека. О чем бы ни рассказывал Гулько – о закулисной жизни советских шахмат, о перипетиях своей шахматной и жизненной истории, о годах борьбы за выезд из СССР, о судьбе своего лучшего друга гроссмейстера Юрия Разуваева, – тема свободы, справедливости, порядочности как лейтмотив проходит через все воспоминания автора.
Собственно говоря, «Путешествие с пересадками» — это сборник, в который вошли три книги воспоминаний Бориса Гулько и один его небольшой психологический рассказ «Рука судьбы, или Как это делалось в Одессе».
Интересна история книги «Написание буквы «Ламед» (КГБ и я)», вошедшей в сборник. Однажды известный американский историк и писатель Юрий Фельштинский предложил Борису помочь бывшему подполковнику КГБ В.Попову, курировавшему в свое время «шахматные поля» СССР, написать воспоминания о том, как Комитет госбезопасности преследовал инакомыслящих советских шахматистов. Именно этот Владимир Попов «вел» Бориса и его жену Аню все семь лет «отказа». А затем, выйдя на пенсию и уехав в Канаду, решил вспомнить специгры «органов» с шахматистами. Одним из главных героев этих «игр» был Борис Гулько. Но гроссмейстер захотел сам рассказать о методах и приемчиках «шахматистов в штатском» в противостоянии со строптивыми гроссмейстерами. Так появилась его книжка «Написание буквы «Ламед» (КГБ и я)». В ней немало удивительного и неожиданного. Например, о сотрудничестве с КГБ 12-го чемпиона мира Анатолия Карпова, который в картотеке Комитета значился под агентурной кличкой «Рауль». Зачем выдающемуся шахматисту надо было якшаться с «конторой глубокого бурения», рассказывают и В.Попов, и Б.Гулько. Карпову был нужен тотальный контроль над его самыми опасными противниками – Виктором Корчным и Гарри Каспаровым.
«Карпов бывал частым гостем председателя КГБ Андропова, и всесильный шеф «органов» по распоряжению Брежнева создал специальную бригаду КГБ для помощи Карпову в борьбе с Корчным. На матч против Корчного в Италию в 1981 году Карпова сопровождали какие-то многотонные контейнеры с оборудованием, и обиталище Корчного на том матче прослушивалось КГБ».
«Мне интересно, — пишет Б.Гулько, — не содержится ли в этом рассказе Попова, разгадка того, почему Каспаров во время матчей с Карповым на территории СССР частенько чувствовал, что его анализы и обсуждения с тренерами известны его противнику? Каспаров психовал, обвинял и увольнял тренеров. А, может быть, имело место тайное проникновение гебешников на территорию Каспарова, и все его жизненное пространство просматривалось и прослушивалось? Ведь нигде не было сказано, что та спецбригада КГБ, которая действовала против Корчного, была распущена во время матчей Карпова с Каспаровым».
«Шахматы, — подводит итог своим размышлениям Борис, — благородная игра. В средние века они были признаны среди пяти занятий, достойных рыцарей. Увы, в советские времена выученики «рыцаря революции» Дзержинского внесли в шахматную жизнь все элементы тех будней – слежку, доносы, подслушивания, предательства. Памятником этому осквернению некогда рыцарской игры стал сборник «КГБ играет в шахматы», в который вошли эти мои воспоминания и очерк бывшего подполковника КГБ В.Попова» …
* * *
Вместе с тем Борис Гулько дает весьма интересную и оригинальную периодизацию современной истории шахмат – в духе древних греков. Со второй половины тридцатых годов до середины пятидесятых было, по мнению гроссмейстера, время титанов. «Их строгую мощь символизировал Михаил Ботвинник. Его великие соперники Василий Смыслов, Пауль Керес, Давид Бронштейн, Исаак Болеславский и титаны помоложе Тигран Петросян и Ефим Геллер отражали блеск титанической личности Ботвинника.
Со второй половины пятидесятых по лето 1972 года – время гениев. Михаил Таль, Борис Спасский, Бобби Фишер, позже – Леонид Штейн и Бен Ларсен представили нам шахматы, как сияющую игру воображения. Грандиозная схватка титанической мощи с гениальностью в двух матчах на первенство мира – Ботвинник – Таль в 1960-61 годах дала смешанный результат, но общую победу оставила титану.
Борис Спасский сформулировал характерную для гениев «теорию свежей головы», согласно которой, если он в хорошем состоянии, со «свежей головой», не обремененный заботами, сядет за шахматную доску, то благодаря своему таланту сможет решить любые проблемы и победить любого. Но, повергнув в матче 1972 года Спасского и сам став чемпионом мира, Роберт Фишер резко завершил период гениев. Впрочем, уйдя после победы над Спасским из шахмат, Фишер оставил эту замечательную игру эпигонам.
Период эпигонов тянулся от несостоявшегося матча Фишер-Карпов – тут работа советских властей и Карпова оказалась слаженной и вернула звание чемпиона мира сыну советской страны – до явления шахматному миру Гарри Каспарова – это середина 80-х годов. Во времена эпигонов безраздельно царил Анатолий Карпов. Он, любимый сын коммунистической партии, охотно использовал политические методы в шахматной борьбе. Вместе с тем, Карпов как шахматист объективно превосходил элиту тех лет, состоявшую из хороших шахматистов, на величие не претендовавших. Единственный великий игрок, сохранявший мощь с предыдущей эпохи – Виктор Корчной – в турниры с участием Карпова не допускался по воле самого чемпиона мира.
Между тем, Виктор Львович Корчной занимает в современной шахматной истории совершенно уникальное место, связывая все её этапы. Он успел обыграть Ботвинника в микроматче Москва-Ленинград в 1960 году. Имел разгромный счет в свою пользу с Талем в эпоху Гениев, был единственным серьезным соперником Карпову во времена эпигонов, самым серьезным препятствием Каспарову на пути того к матчу на первенство мира в период героев и продолжал участвовать в турнирах во времена «кентавров».
После периода эпигонов настал черед времени героев, вернее, одного героя. Им явился Гарри Каспаров. Подобие его героической борьбы за чемпионство с Карповым я видел лишь в фильмах о подвигах Индианы Джонса…
Период героев в шахматах сменился временем кентавров. Уже при завершении царствования Каспарова шахматная сила компьютеров превзошла возможности людей. Сам Гарри пытался составить из человека и шахматной программы кентавра, представив миру в 1998 году придуманные им «продвинутые шахматы», в которых шахматист, играя, может советоваться с компьютером. Идея потерпела фиаско.
Я допускаю, что именно наступившее доминирование машин понудило Каспарова оставить шахматы в беспрецедентно раннем для шахматиста возрасте – всего лишь в 41 год. Чувствовать себя в шахматах вторым сортом по сравнению с компьютером – не для героя…
Шахматы – великая игра, и кентавры в ней совсем не обязательно побеждают людей. Два сильнейших современных гроссмейстера – Магнус Карлсен и Левон Аронян – зачастую находят способ избежать заготовленных соперником вариантов, завязав игру, основанную на таланте и воображении, и побеждать «кентавров». Нынешний чемпион мира Магнус Карлсен, уже многие годы возглавляющий мировой рейтинг-лист, представляется мне самым изощренным психологом в истории нашей игры. Его чувство партнера во время партии позволяет ему находить восхитительные психологические решения…».
* * *
Что касается пересадок, которые случались в жизненном путешествии гроссмейстера Гулько, то их действительно оказалось очень много. Как в прямом – географическом, пространственном — смысле, так и в мироощущении, в извивах судьбы. Начать с того, что Борис родился в Германии, в городе Эрфурте, где служил его отец – офицер советской армии. А когда семья вернулась на родину, ей пришлось жить в городе с отталкивающим, типично советским названием Электроугли (?!). (Я вспомнил, в связи с этим, что израильская поэтесса Рина Левинзон, о которой я недавно писал, родилась в городе с таким же «романтическим» именем — Электросталь). Потом были более благозвучные Очаково и Москва, Бостон и Иерусалим. А уж карта шахматных маршрутов гроссмейстера Гулько покрывает, очевидно, большую часть глобуса, исключая разве что Антарктиду, Арктику и Гренландию – от Аргентины до Португалии и от Швеции до Кубы, от Чили до Канарских островов, и от Югославии, Венгрии, Голландии до Канады, США, Израиля, далее, как говорится, везде.
Говоря о пересадках, которые встретились на его духовном постижении мира, Борис Гулько первым делом называет август 1968 года, когда он стал свидетелем того, как советские танки давят демократический эксперимент в Чехословакии. Как раз в это время гроссмейстер участвовал в международном турнире в чешском городе Хавиржове. Эти трагические события, по словам Б.Гулько, «изменили картину моего мира. Я стал антикоммунистом. С марксизмом в моем мировоззрении было покончено, кроме такой его «научной» части, как атеизм»…
Очередная пересадка в мировоззрении произошла в семь «отказных лет, с 79-го по 86-й годы, когда «мы приближались к еврейству. Процесс национального пробуждения трехмиллионной массы советских евреев, казалось, до того охотно растворявшейся в аморфном конгломерате «советских людей», своей неожиданностью и масштабом носил мистический характер. Началось наше близкое знакомство с иудаизмом. Добравшись до Америки, в апреле 1987 года я подверг себя обрезанию. Свершилось расставание и с атеизмом» …
Затем постепенно произошел переход Бориса Гулько из шахматистов в пишущую братию. И, наконец, последняя по времени «пересадка» супругов Гулько-Ахшарумова – переезд из Америки в Израиль. В каком-то смысле это новый этап в жизни Бориса и Анны.
Пожелаем же им новых интеллектуальных, творческих удач и открытий на Земле Обетованной!
Комментариев нет:
Отправить комментарий