Однажды израильский ученый Савелий Дудаков поставил перед собой необычный вопрос: что мы знаем о любви Мусоргского к евреям и еврейству, о его жгучем интересе к этому народу, о его проникновении в еврейскую музыкальную стихию?
Ответ был таков: совсем немного.
Тем интереснее то, что ему удалось отыскать (С.Дудаков. Пaрадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России, с.409-415). В свою очередь, я не ограничился его текстом, привлек и другие источники.
Итак, отпрыск старинного дворянского рода, уроженец Псковской губернии, Модест Петрович Мусоргский не сталкивался с евреями лично – пока не стал офицером Преображенского полка. Во время полковых маневров на летних учениях ему довелось побывать в еврейских местечках, где он наблюдал зажигательные пляски хасидов. В январе 1867 г. он так передает свои впечатления в письме композитору М. Балакиреву:
“Евреи аж прыгают от воодушевления перед… песнями своего собственного народа, которые переходят от поколения к поколению. Глаза евреев при этом загораются благородным, идеалистическим огоньком, и мне не раз пришлось быть свидетелем таких сцен. Евреи понимают больше чем мы, славяне, т.е. русские и чехи, и ценят и лелеют национальные народные песни и именно простые евреи, наши белостокские, луцкие и невельские евреи, которые живут в грязных и бедных домиках своих».
Что тут особенно примечательно?
Во-первых, широта его «обзора»: он имел представление об облике и нравах еврейского населения разных земель.
Во-вторых, его настрой, нетипичный для той эпохи: у Мусоргского ни тени насмешки или предвзятости к гонимому народу – напротив, теплота, даже с примесью восторженности.
Надо иметь ввиду, что жизнь его совершенно переменилась после отмены крепостного права. Обедневший гвардейский прапорщик порвал с прежней средой, стал убежденным «шестидесятником». Взяв за пример героев романа Н.Г.Чернышевского «Что делать?», он поселился в Санкт-Петербурге в «коммуне» из шести молодых людей.
Складываются важные для него связи и отношения, питающие в нем дух славянофильства, народничества – и вместе с тем, у него возникают контакты с еврейской средой.
Человеком, сильно повлиявшим на его творческую судьбу, был крупнейший русский критик Вл.Стасов. Тот самый, кто являлся и автором многих статей о еврейском искусстве, и членом жюри по постройке новой большой синагоги в столице. Благодаря ему, Мусоргский мог посещать еврейские праздники в Санкт-Петербурге.
Он мог там бывать и как друг скульптора Марка (Мордухая) Антокольского.
Но особенно близкая, задушевная дружба связывала Модеста Петровича с талантливым архитектором и художником, крещеным евреем Виктором Гартманом. Ранняя смерть Гартмана (1873) потрясла композитора; его откликом на трагическое событие стали «Картинки с выставки» – известное во всем мире музыкальное произведение (где одна из сценок названа «Два еврея: богатый и бедный»).
Гений Мусоргского нашел наиболее полное выражение в его всемирно знаменитых операх «Борис Годунов” и «Хованщина», посвященных переломным событиям в истории русского народа.
Но вместе с тем, как личность, и как композитор, он испытывал постоянную тягу к еврейству. Тому есть немало подтверждений.
Еще в 1863 г. он написал произведение “Царь Саул» (иначе: «Еврейская мелодия для голоса и фортепиано»); был использован в переводе текст Байрона: “О, вожди, если выйдет на долю мою…»
Через несколько лет, в 1867 г. им были написаны два сочинения на еврейскую тему. Это хор с оркестром «Поражение Сеннахериба», вновь на слова Байрона: «Как стая волков голодных на нас враги набежали…». (Речь идет о неудавшейся осаде Иерусалима в конце 8 века до н. э. ассирийским царем Сеннахерибом – Прим. Ред.).
А также, на стихи поэта Льва Мея, переложение «Песни Песней» царя Соломона.
Он еще раз обратился к странице еврейской истории в своей кантате «Иисус Навин» («Стой. Солнце!») – одном из красивейших сочинений в русском хоральном искусстве.
Осенью 1874 г. Модест Петрович проживал в бедном районе Петербурга, примыкавшем к Сенному рынку (места Достоевского). В этом же районе жило и небольшое еврейское население, имеющее право жительства: отставные николаевские солдаты, ремесленники…
Одним из соседей композитора был бедный еврей-портной, в доме которого была молельня. Однажды во время праздника Кущей (Суккот) через открытое окно Мусоргский услышал канторское пение, которое «совершенно очаровало его». Тогда и возник замысел кантаты.
В воспоминаниях дочери Вл. Стасова говорится, что в основу хора “Иисус Навин» были положены мелодии, записанные композитором с голосов Марка Антокольского, а также соседа, еврея-портного, распевавшего во дворе. В одном из своих писем 1877 г. Мусоргский рассказывает, как советовался с баронессой Анной Гинзбург (женой банкира и филантропа Г. Гинзбурга) – можно ли считать полюбившиеся ему мелодии близкими к «аутентичным», т.е. древнееврейским? Средняя часть произведения (”Плачут жены Ханаана») была им полностью написана заново.
Современники вспоминали, что он неоднократно возвращался к истории создания «Иисуса Навина» и говорил об этом с гордостью и воодушевлением. Сочинение было посвящено Надежде Римской-Корсаковой (урожденной Пургольд, еврейке).
Слова к кантате написал сам Модест Петрович. Через 30 лет они переведены были на иврит и идиш и изданы с нотами для еврейских почитателей гения.
…В своей короткой жизни он испытал так много несправедливости, что даже теперь об этом нелегко думать и писать.
Вот слова из некролога музыкального критикD0 М.Иванова: «Он всегда жил богемой, и в последние два-три года отшатнулся чуть не ото всех и вел совсем скитальческую жизнь… Друзья передали его на попечение доктора Бертенсона…».
Недавно мне довелось посмотреть российский документальный фильм о Мусоргском (по-моему, весьма невнятный). Там, в частности, сообщается, что в феврале 1881 г. его поместили в Николаевский военный госпиталь «как денщика одного из офицеров».
Что сие значило?
Есть достоверные сведения, что Мусоргский страдал тяжелой формой алкоголизма. У него не было заработка, постоянного места жительства, средств на питание, лечение – словом, не было ничего. В таком положении он перенес инсульт, и был разбит параличом.
Друзья – Вл. Стасов, Н.Римский-Корсаков, А.Бородин – увидели выход в том, чтобы устроить его в какую-нибудь больницу. Они обратились за помощью к хорошо знакомому врачу.
Доктор Лев Бернгардович Бертенсон, еврей, принявший лютеранство, имел обширную практику среди интеллигенции. Прекрасный диагност, он еще не был так знаменит, как впоследствии, когда лечил Л.Н.Толстого (и даже получил звание лейб-медика). Пока же он занимал скромную должность ординатора Николаевского госпиталя для офицеров и нижних чинов. Туда и попытался положить беспомощного пациента.
Главврач госпиталя отказал в просьбе, так как больD0ой не име=BB ни малейшего отношения к военному ведомству. Но в ходе переговоров придумали остроумный выход: допустить его в лечебное учреждение на правах «вольнонаемного денщика ординатора Бертенсона». Такую запись и учинили в журнале.
Авторам фильма (и не только им), видимо неудобно было рассказывать эти подробности. И в большинстве публика ций о нем вообще обходится вопрос о его симпатиях к еврейскому народу.
По свидетельству же упомянутого М.Иванова (написавшего некролог), врач «заботился о своем пациенте самым тщательным образом. Мусоргский лежал в отдельной палате, г-н Бертенсон приходил к нему для обхода ежедневно два раза». В состоянии больного наступило некоторое улучшение.
Тогда и навещал его художник И.Репин, чтобы писать прославленный портрет Мусоргского.
Что произошло потом, – объясняют по-разному. То ли больной сам приблизил свою кончину, «нарушив режим» (выпил бутылку коньяка). Может, просто настал предел; в марте 1881 его не стало.
Захоронили композитора в Александро-Невской лавре. Видные деятели русской культуры объединили усилия, чтобы было создано достойное надгробие. По совету Вл. Стасова решили сделать нотное изображение четырех наиболее значительных музыкальных тем. На решетке памятника были выкованы из железа ноты. Вторая и третья темы взяты из “Бориса Годунова“, а первая – из хора «Иисус Навин”:
«Веленьем Иеговы
Сокрушить Израиль должен
Аммореев нечестивых…»
(Цит. по: С.Дудаков, с. 415)
С этим и ушел в вечность русский гений; никто не вправе посягать на его посмертный облик и ставить в опасность бесценные реликвии.Но есть тревожные сигналы. Я прочитал в интернете об угрозах музею-усадьбе Мусоргских в Псковской области. Некий бизнес-хищник попытался ее «утилизировать»; как обычно, не встречая должного противодействия чиновников.
Оказывается, могила композитора в Лавре была наглухо закатана асфальтом, а надгробный памятник ему перенесли в другое место. Какой же невидимой оградой окружить его теперь (если он цел), чтобы не разрушили и эту святыню?
- Не могу знать! – отозвался бы солдат в полку, где когда-то служил гениальный прапорщик
Комментариев нет:
Отправить комментарий