М. Наки― Здравствуйте. У микрофона Майкл Наки. Сегодня в студии писатель Виктор Шендерович. Здравствуйте.
В. Шендерович― Добрый вечер.
М. Наки― Начнем с новостей культуры, так как вы человек культуры. Яркий ее представитель. Елена Ямпольская она просит проверить Театр.док, ну точнее она говорит, что не просит, а всего лишь передает обращения граждан, которые хотят проверить на антироссийскую пропаганду спектакль Театра.док – «Война близко», «Выйти из шкафа», «Рейв 228».
В. Шендерович― Что это за граждане такие, чьи просьбы так уваживает глава комитета ГД по культуре госпожа Ямпольская. Расскажите нам об этих гражданах. Может не все в курсе. Давайте я расскажу. Это погромщики из движения СЕРБ. Это люди, ломающие носы, поливающие зеленками, угрожающие. Уголовники. Госпожа Ямпольская, может, ей кто-то подсказал, может сама дотумкала – как это совсем как-то плохо пахнет. Донос. Вот совсем погано. Поганый запах. И она поспешила себя попробовать отделить от этого запаха. Она всего лишь передала просьбу граждан. Это она пытается валять дурака. Дурочку. Под дурочку косит.
М. Наки― Отмывание доноса получается.
В. Шендерович― Да. Она дурочку, под дурочку косит. Нет, вы знаете, этой макулатурой доносной заполнены все почтовые ящики. Каждый день приносят в прокуратуру, думу – куда угодно. Сюда. Ящики доносов. Совсем не каждому из них дается ходю. Каким-то документам дается ход, каким-то нет. Поэтому пускай госпожа Ямпольская не пытается отмыться теперь от этого запаха. Запах поганый. Она написала донос в прокуратуру. На маленький честный прекрасный театр. Написала донос на театр, который после смерти двух своих основателей, переживает тяжелейшие времена. На театр, заведомо ложный донос. Заведомо ложный донос. Напомню, она могла бы поинтересоваться, ну приди на этот спектакль. Посмотри. Сигнал поступил. Ну, разберись. Раз ты такая, театральный же критик в прошлом эта госпожа. Ну так, пожалуйста, ты же не только сталинистка, ты же театровед. Ну давай вперед. Разберись. Она не посмотрела эти спектакли. Она сразу переправила в прокуратуру. Погано.
М. Наки― Профессионалам.
В.Шендерович: Ямпольская дотумкала – это плохо пахнет. И поспешила себя отделить от этого. Под дурочку косит
В. Шендерович― Да, профессионалам. Этим театроведам. Стыдно. Ну, Ямпольская отрезанный ломоть. Чего мы будем Ямпольскую обсуждать. Но вот там, в ГД есть общественный совет при комитете по культуре. И в нем много-много всякого народу. Но есть тоже конченые люди. Но есть приличные или вроде как приличные. Ну там, Калягин. Спиваков. Пиотровский. Их молчание может быть расценено как их поддержка этого доноса. Хочу их просто предупредить, может они не в курсе. Отвлеклись на Вивальди, на Эрмитаж. Приличные же люди. «Et Cetera», всякое такое. Братцы мои, назвался груздем — полезай в кузов. Либо вы как-то выразите свое отношение к доносу комитета по культуре. К доносу поганому, мерзкому, заведомо ложному доносу. Травле Театра.док. Либо вы как-то выразите свое отношение и отделите себя от этой мерзости, либо вы со всей своей латынью, Вивальди и Эрмитажами пахнете так же как сталинистка госпожа Ямпольская и погромщики из движения СЕРБ. Это надо понимать ясно. И если в этом сюжете есть что-то интересное, то интересное – реакция людей, которых мы привыкли отчасти по инерции считать людьми приличными. Вот сейчас настало их время подтвердить квалификацию. И либо отделиться от этого доноса, выйти из этого комитета, выразить свое отношение. Высказать противоположное какое-то мнение. Либо влиться в славные ряды сталинистов и погромщиков. Очень интересная ситуация, с нетерпением жду реакции этих людей.
М. Наки― Виктор Анатольевич, скажите, пожалуйста, я например, с низоты своего опыта не до конца понимаю, Театр.док при всем глубоком уважении к нему, это достаточно малочисленный, достаточно малопосещаемый не в том, что мало ходят, а что пространство физически мало. Зачем его трогать, создавать новый инфоповод, когда мы с вами это будем обсуждать. Зачем?
Реклама 14
В. Шендерович― Вы сейчас рассуждаете с точки зрения рациональной. Мне трудно влезть в шкуру этих людей. Ярость есть. Есть их ярость, вполне искренняя. В случае с Ямпольской тоже искренняя. Она воспринимает Театр.док, нас всех, имею честь, потому что у меня, скажем, 1 декабря читка моей пьесе в Театре.док состоится. Поэтому я имею честь говорить «мы». Нас всех они воспринимают как врагов. Как врагов. И, конечно, ничего рационального в этом нет, потому что сто человек посмотрело бы эти спектакли. Ничего рационального нет. Есть насторожья ярость. Которая вырывается. И уровень интеллекта тоже налицо. Нет, ничего рационального нет. С другой стороны есть, танки грязи не боятся и они как бы демонстрируют, что им не страшен позор. Вот Ямпольская не боится позора.
М. Наки― А как не боится. Она же оговорилась, что это не лично мое мнение.
В.Шендерович: Растаптывание меньшинства это лакмусовая бумажка любого авторитарного режима
В. Шендерович― Тем не менее, чего-то да, ну значит, какая-то надежда есть хотя бы на краешек по ощущению. Нет, но в принципе мы отрезанный ломоть. Мы все. Живые, мертвые. Гремина, Уваров, я, Варвара Фаэр. Те актеры, те зрители сто человек, 120, которые придут в Театр.док. Это отрезанный ломоть на фоне Соловьева, Киселева и их аудитории. Отрезанный ломоть. Поэтому в принципе, конечно, никакого ущерба мы нанести им не можем. Но они настаивают на своем праве дотаптывать, вообще растаптывание меньшинства это совершенно ясная лакмусовая бумажка любого авторитарного режима. Меньшинства, которое заведомо ничему не угрожает. Ну «Свидетели Иеговы» (деятельность организации запрещена в России – прим.Ред) угрожают, что РПЦ? Их численность, их вегетарианство, они угрожали Гитлеру? Они кому-нибудь угрожали? Нет. Но авторитарный режим по определению не может смириться с существованием чего-то, кроме себя. Вот он утвердил правила, и все, что за пределами этих прав – должно быть вытоптано. Это одно из свойств любого авторитарного режима. Повторяю, что у него на знамени: свастика, звезда, орел, сколько голов у этого орла – это уже подробности. Любой авторитарный режим вытаптывает все, что не он. Совершенно яростно. Никакого рационализма в этом особенного нет. В этом есть какой-то животный рефлекс. Не будем усложнять, не будем искать за них каких-то рациональных объяснений.
М. Наки― Скажите, пожалуйста, тогда что — дотопчут? В описанной вами картине нет ничего, что стало бы барьером.
В. Шендерович― Да. Майкл. Они дотаптывают на наших глазах. И дотаптывают всё. Они дотоптали Костю Котова, который получил 4 года лагерей. И сейчас в лагере находится. Человек, который вышел с плакатом, несколько раз вышел в пикет одиночный с плакатом за поддержку Конституции один раз, второй раз мы с ним вместе стояли по очереди у администрации за освобождение всех на всех. И вот обмен состоялся – то, за что стоял Костя Котов. В пикете. Состоялось. А он сидит в лагере. В частности за то, что стоял в этом пикете. Они дотаптывают все, что не они. Они дотаптывают свободных людей. Свободных людей, свободные театры, свободное телевидение они дотоптали давно. Свободные интернет-издания, Грани. Интернет в целом свободный. Они дотаптывают свободу. Они 20 лет этим занимаются. Начали с больших телекомпаний, начали с политических партий. Начали со свободы выбора, свободы собраний. А дотаптывают уже такие аудитории. Театр.док, какие-то сайты. Активистов. Вот Прокопьева они дотаптывают. Вот они дотаптывают все, что шевелится. Все, что живое. Все, что не они. Для того чтобы… Надо принести им клятву верности, тогда ты, по крайней мере, в идеологической безопасности. Ты можешь погибнуть в рамках собственного внутривидового дарвинизма. Они там друг друга сажают по очереди. Это МВД со Следственным комитетом и прокуратурой. Они друг друга выедают просто потом, что воровать хочется больше. Это внутрицеховой дарвинизм. Но все вместе они вытаптывают свободу. Свободу. Вот общий знаменатель у Театра.док, Прокопьевой, Кости Котова. Информация как часть свободы, свобода убеждений. «Свидетели Иеговы». Разные совершенно. Свобода убеждений, свобода веры. Свобода слова. Свобода собраний. Они вытаптывают свободу. Они ее биологически не переносят. Это очень понятная вещь. И Театр.док в Москве да, сто человек, но это, конечно, вызов. Это вызов. И здесь погромщики, просто погромщики, тупые охотнорядцы вот эти вот из движения СЕРБ, они оказываются абсолютно в одном строю со сталинисткой, депутатом ГД, главой комитета. А заодно и с культурной общественностью, которая молчит. Той частью культурной общественности, которая молчит в тряпочку. Те, которые молчат в тряпочку, должны понимать, что они по факту выступают в поддержку этого погрома. И тут никаких иллюзий быть не должно.
М. Наки― Ну то есть молчание – соучастие.
В. Шендерович― Разумеется. Молчание – соучастие у любого человека. И у меня молчание – соучастие. Но я не член комитета ГД по культуре. Потому что от имени комитета ГД по культуре сделано это. Вынесен донос в прокуратуру. Сделан донос. Либо ты отклеиваешь от себя этот позор и смываешь с себя этот запах, либо ты его разделяешь. Ничего третьего.
М. Наки― Мы тут начали говорить, что движет этими людьми, их нельзя назвать одиозными, потому что это с нашей точки зрения одиозные. А с точки зрения системы, наверное, не очень. Этими яркими персонажами, которые появляются и начинают бороться с выставками, с кино. С театрами. В чем заключается их мотивация?
В. Шендерович― Я предположил и вы предположили, что какой-то попугай на Старой площади вытаскивает бумажки со жребием. Вот вытаскивал Поклонской, сейчас стал Ямпольской. Симпатичное объяснение. Но я думаю, что просто помимо собственно человеческого фактора разнообразного, там же есть дарвинизм этот самый, номенклатурный дарвинизм. Она же должна все время показывать, обозначать бурную деятельность. Иначе за что она жрет такой кусок хлеба с маслом жирный. Зачем. Другие есть желающие. Она должна как они все, как прокуратура, Следственный комитет, все они, ФСБ, разумеется, откуда все эти шпионы бесконечные. Раскрытые заговоры. Они должны все время показывать свою нужность. Они не просто так едят хлеб. Они государю императору показывают, что без них хана. Вот они на страже. Или, в крайнем случае, они напоминают о своей неукоснительной верности. Потому что если Ямпольская не будет громить Театр.док, ну и все остальное, вообще либералов…
М. Наки― Придут солдаты НАТО.
В. Шендерович― Туда придут солдаты НАТО. Ну не солдаты НАТО, а другой негодяй придет скажет, что я поинициативнее. Если тот мышей перестанет ловить. Та. Придет тот, кто готов ловить этих мышей. Сколько у вас вчера было арестовано врагов народа. 15? А у меня 38. Я лучше. Давайте мне финансирование. Давайте меня повышать. Давайте меня продвигать. Это такой дарвинизм. По этим правилам они существуют. Они всегда и везде существуют по этим правилам. Просто я знаю страны, где им можно дать по рукам. Где есть контроль. Где есть свободные СМИ, есть конкурирующие партии. Где есть открытость и так далее. И желающие сделать карьеру вот таким образом, которые начинают просто фабриковать, скажем, уголовные дела, то через какое-то время получают ответку. В стране с обратной связью. Политической, общественной. У нас ответку не от кого. От нас они получают, но это дробина слону. Они этого не замечают. По их правилам они существуют вполне благополучно.
М. Наки― Но вместо ответки многие, например, хотят эмигрировать из России. По крайней мере, по мнению Левады.
В.Шендерович: Откуда все эти шпионы, раскрытые заговоры. Они должны все время показывать свою нужность
В. Шендерович― Это и есть ответка. Если нельзя в стране, а что еще, собственно. Три пути. Надо поменять что-то в стране, сделать ее цивилизованной. Сделать ее пригодной для жизни. Чтобы дети не помирали малые, потому что министерство здравоохранения уволило врача. Чтобы не помирали дети оттого, что запретили лекарство, которое их может спасти. Ну и так далее. Либо надо сделать это государство пригодным, эту страну сделать, государство такое, чтобы страна была пригодна для жизни. Либо тут поменять и на этом пути был Константин Котов, было сколько-то десятков тысяч москвичей. Поменять что-то, вернуть цивилизованные правила игры. Их заломали, посадили, избили. Оклеветали и так далее. Отсюда два пути: либо в лагерь, как Костя Котов, либо в Шереметьево. И сказать: знаете что, жизнь одна, берем детей под мышку какие остались в живых и куда-нибудь, где, по крайней мере, как-то по-другому… Тоже необязательно рай на земле. Рая на земле нет. Но, по крайней мере, не так. По крайней мере, без людоедства буквального, которое здесь. Потому что мы живем по бандитским законам. Под буквальной властью убийц. Буквальной. Никакой уже нет гиперболы. Это убийцы. В диапазоне от Рамзана Кадырова и ФСБшников до этих чиновников Минздрава. Невольных убийц. Значит, есть путь эмиграции, есть путь лагеря. Третий путь – маргинализации или карьеры. Либо встроиться в эту систему поганую и многие люди, которых мы когда-то считали приличными – встроились. И до степени, как говорится полного слияния. До степени неразличения, как говорят юристы по авторскому праву. Ну, уже не различить. Где там либерал у них в правительстве. Где не либерал. Они уже пахнут одинаково, говорят одно. И уже выглядят одинаково. Слишком долго маскировался. Домаскировался. Тебя уже от Сечина не отличить, браток либерал. Либо туда, либо спиться, маргинализироваться и это самое русское традиционное народное – жизнь внутри, в вакуумной упаковке. Жизнь в стране, а не в государстве. Как бы вне государства. У меня один приятель есть, он мне говорит, что ты живешь в России, а я живу в лесу, где обитают русские. Ну ты там в Интернете, новости. Ты в России. Что там Путин сказал, что Ямпольская, что там, что там. А он выходит из магазина, вот тут магазин, вот парк. Он подышал, купил, вернулся в квартиру, читает, что хочет. Живет, как хочет. До поры до времени можно…
М. Наки― Защищает его…
В. Шендерович― Защищает до поры до времени. Пока дом этот не взорвут. Пока эпидемия не начнется. Чернобыль по соседству не рванет. И так далее. Потому что каким образом прилетает ответка уже от истории, самые разнообразные штрафные квитанции, мы уже говорили об этом. Все время только об этом и говорю. Это необязательно будет бомбежка как у немцев. Это может быть голодуха, может быть Чернобыль. Это может быть просто деградация. Просто бандитизм бытовой. Потому что ты не обзавелся полицией нормальной. Бандиты. Вот и всё. Каким образом тебе конкретно прилетит ответка — неизвестно. Может, проскочит. И этот жребий вытащит кто-то другой. Но в принципе я описал 4 пути. Путь Константина Котова, перемена, попытаться сделать государство пригодным для жизни, минимально пригодным для жизни. Дании не будет, но хоть чтобы не было просто смертельно опасно жить в государстве. Эмиграция. Закрыть дверь. И дальше два еще пути внутри. Потому что Котов уже в лагере, один в лагере – другие в эмиграции. На свободе два пути. Либо встроиться и делать тут карьеру по этим поганым правилам. Встраиваться в эту систему. Либо окукливаться. А так и живет большая часть россиян, там живет с Батыя. До него. Ну просто приспособиться и жить. Кого Бог пошлет.
В.Шендерович: Мы живем под буквальной властью убийц. В диапазоне от Кадырова и ФСБшников до этих чиновников Минздрава
М. Наки― Объясните мне один момент, пожалуйста. Левада говорит, что молодежь 53% хотят эмигрировать. Уехать из страны. Это половина молодежи России. Если верить Леваде. Почему когда происходят какие-то моменты, когда можно попытаться изменить власть или повлиять на это: выборы, протесты – мы как будто бы не видим половины молодежи России.
В. Шендерович― Естественно. Потому что риск — другое. Желание выйти – понятное. Но здесь плохо пахнет, я выйду туда, где получше пахнет. Это такое биологическое желание нормальное. Оно не требует усилия воли. Не требует интеллекта. Убеждений. Достоинства. Образования. Характера. Для этого не надо быть Константином Котовым, Егором Жуковым. Чтобы сказать: ну, да, мир большой, паспорт есть, куда-то поехал. Авось приживусь. И куда ни приедешь — наши полно-полно. Просто живут. Официанты. Где-то учатся, работают и так далее. Заполнен мир этой молодежью. Это без всякого Левады вижу этот процесс. Тут не нужно мужества, ума. Для того чтобы выйти ты должен быть готов заплатить как Константин Котов. Но это никогда не может быть никакие 50%. Это всегда какая-нибудь десятая процента. Это лучшие люди, действительно лучшие люди. Новодворских не может быть, понимаете, не может быть дивизия новодворских. Сахаровых. Герцен, Чаадаев. Все штучный товар. Буковский. Сергей Адамович Ковалев. Люди, которые готовы за свои убеждения пойти в лагерь. Да еще в ШИЗО. За убеждения. Но это всегда единицы. Большая часть повторяю, просто выживает нормально. И эмиграция, поскольку открыты границы, эмиграция – одна из мягких предлагаемых форм выживания. Даже государство нам как бы говорит: пожалуйста, открыта дверь, выходите. Даже еще припугивает, чтобы мы побыстрее бежали. Потому что государству нас не нужно…Тень, дар и сиддхи. Генный ключ 61 - Святая святых. Описание на сайте - перейти.
М. Наки― Паспорта выдают иногда заграничные в срочном порядке.
В. Шендерович― Да, образованных – не нужно. Валите. Валите, валите. Им столько не нужно. И им таких не нужно. Им не нужно Константина Котова, Жукова. Не нужно Вань Непомнящих, который в итоге вынужден был, кстати, бежать. Потому что когда он освободился, его снова начали сажать. И он вынужден был бежать и сейчас в Америке обитает. Учится где-то. Он будет той элитой, его дети будут американской элитой. Вот два пути. Бежать или идти в лагеря. Это пути крайние. В любом случае крайние. А типовой путь – ну приспособиться. И среди моих, сейчас фейсбук он расширил число контактов…
М. Наки― Наблюдений.
В. Шендерович― Нет, количество нервных окончаний просто увеличилось. Так я дотягивался, я знал, как живет какой-то круг 10-15-20 человек, моих действительно друзей, с которыми я вижусь или по телефону разговариваю. Сейчас я открываю ленту, и на меня высыпается всё. Свадьбы, похороны, болезни, эмиграция, аресты. Полторы-две тысяч судеб высыпаются на меня. И это другого количества нервных окончаний. Это, конечно, совсем другое дело. Просто как-то устроиться в жизни. Можно снаружи, можно внутри.
В.Шендерович: На свободе два пути. Либо встроиться и делать тут карьеру по этим поганым правилам. Либо окукливаться
М. Наки― Скажите, пожалуйста, там есть одна деталь интересная в опросе. Там есть график. Они каждый год проводят опрос. И минимальное значение (с 2009 года они считают) знаете, в каком году? В 2014-м. 22% или 23 я не помню, на момент 2014 года хотели уехать. А остальные не хотели. То есть те, кто сейчас 50 – не то чтобы ярые антипутинисты.
В. Шендерович― Нет. Это пришла квитанция за 14-м год отчасти. 14-й год был годом наркотического укола, вкачали в вену останкинский шприц, и вы помните, что даже завзятые либералы вдруг разрыдались от любви к Путину. Олимпиада, Крым. Россия превыше всего. И, в общем, не стойкие мозгами оказались очень многие наши товарищи. Но с 14-го года прошло какое-то время и стала ясна пошлость, для многих стала ясна. И пошлость этой затеи, и мерзость этого исполнения. И собственно, цена. Экономическая в частности.
М. Наки― Мы сделаем перерыв на новости. Это «Особое мнение» писателя Виктора Шендеровича.
НОВОСТИ
М. Наки― Мы продолжаем. Вы затронули тему с министерством здравоохранения. Там целый ряд скандалов, один долгоиграющий. С «Фризиумом», который вроде как спустя два года и бесконечные заверения, что этой проблемы не существует, все-таки что-то начали завозить. Но опять недостаточно, опять нет процедуры. И вторая – с годовалой девочкой. Которая умерла предположительно из-за того, что врач не смог ей просто сделать операцию. Так как был уволен. В этих историях нет ни Навального, ни Театра.док. Нет там пропаганды гомосексуализма и прочих вещей. Что восстанавливает для того, чтобы сделать действия, которые спасут жизни и не вызовут негатива такого масштаба.
В. Шендерович― Ищем общий знаменатель. Замучился повторять это словосочетание. Отсутствие обратной связи. Чиновник, который запрещает что-то, вот это опять упирается в политику, кстати говоря. Как нет политики. Навального нет. А санкции есть. И борьба с Западом есть. И нельзя западные лекарства. И поэтому помирают люди. Потому что государство идет на принцип. Они не будет покупать западные лекарства. И оно занимается убийством. Это политическое убийство. Без всякого Навального, тут не требуется никакой оппозиции. Это самоедство в чистом виде. Но политическое самоедство. А дальше отсутствие обратной связи. Потому что представьте себе, что в статистических уже количествах погибают больные просто с одним и тем же диагнозом, потому что государство не просто само не лечит, а еще и запрещает лечить, еще и сажает тех, кто пытается лечить. И отстраняет от работы. Представьте себе реакцию свободного общества на это. Она мгновенная. Колом идет вниз рейтинг. У этой администрации. Все увольняются немедленно, идут под суд немедленно. Эти самые, кровообращение общественное немедленно дает, показывает немедленно результаты. Очень быстро все меняется. Конечно, идиоты и бюрократы и кто угодно могут попасться везде. Но реакция системы мгновенная. Когда есть обратная связь. У нас закоренелое отсутствие обратной связи. И если ты не против Путина, с тобой ничего не может случиться. Ну не может. Если ты вот поклялся 15 раз, то все. Ну, померли, не померли. Значит, будут бороться с теми, кто разжигает скандал. И так далее. Вот технология. Нет обратной связи. И цена этому – жизни уже без всяких гипербол. Просто жизни. Причем в больших количествах. Потому что с этой легочной болезнью, муковисцидоз. Нет лекарств, и тоже я в фейсбуке перепост делаю все время. До 20 лет не доживают. Лекарств нету.
М. Наки― У нас здесь.
В.Шендерович: Государство идет на принцип. Они не будет покупать западные лекарства. И оно занимается убийством
В. Шендерович― Да. У нас нет. Вообще-то они есть и с этим живут люди. Но у нас нет лекарств и люди помирают. Только что я, идя сюда, у знакомой прочел, она занимается медициной. Прочел пост. Вот у человека лекарства на три дня жизни. А его нету. Этого лекарства. Вот у него на три дня осталось. А на четвертый нет. Вот ему жить три дня. И он сейчас занимается тем, пытается найти на 4-й день, чтобы продлить свою жизнь на один день. Где-то достать, ввести. С небес взять. Крик помощи в фейсбуке. Но это только у меня десятки этих криков в моем фейсбуке. Десятки. Вот так наугад. В принципе это означает просто математически, что их десятки тысяч. Этих криков о помощи. Самоедская страна. Это еще раз говорю, это политическая история. Потому что лекарства есть, это же не то что как от черной оспы вымирало пол-Европы в 14-м веке. Пандемия. Ну что поделать. Это же другое. Или голод. Лекарства есть. Мир близко, самолеты летают каждый день. Денег вот на Сирию хватает, на эту бронетехнику. На Кадырова, на все, что угодно. На Пригожина. Некуда девать денег. Некуда девать. На это нет. Антисоциальное государство. Еще раз, работает, это со стороны исправлять все равно, со стороны этих самых, прости, Господи, либеральных ценностей. Разделения властей. Контроль, контроль немедленно. И тогда бы этого врача, как можно уволить врача. Он должен делать операцию, и ты его увольняешь. Под суд пошел этот чиновник? Нет? Он еще не под судом? Тот чиновник, который уволил этих двух врачей. Вот конкретно этот чиновник он продолжает работать в системе? Ждите следующих смертей. Они понимают только это. Только эту дрессировку. Только электрошокер. Это собаки. Номенклатура, о чем мы говорим. Ну у кого-то пробьет совесть. Это единичный случай. А так номенклатура смотрит на повторяемость явления. Ага, ты это сделал, — с тобой все нормально, да, тебя не уволили. Тогда можно это делать дальше. И раз не уволен тот, по вине которого отстранили хирурга и погиб человек, раз не отстранили того, который запретил ввезти лекарства и погибают люди. Это значит они будут дальше запрещать и дальше будут погибать. Антисоциальное государство построено, а авторитарное государство не может не быть антисоциальным. Потому что отсутствие обратной связи. В чем сила я уже говорил, это такая банальность. Норвегия, которая первое место занимала, сейчас может быть 2-3-е по уровню жизни, первое место Норвегия, она занимала первое место еще по одному показателю. По количеству общественных организаций на душу населения. Каждый норвежец сколько-то лет назад, не знаю, как сейчас, 4-5 состоит в 4-4,5-5 общественных организациях. В среднем. То есть управляемость абсолютная, на уровне не только политическая партия, на уровне местном, самоуправления. Это, это всё под контролем. Это страна, которая управляется людьми. Страна, которая управляется общественными организациями. Мы не знаем, как фамилия премьер-министра, нам это не нужно. Парламент, кто там депутат по культуре. Это неважно. Потому что работает машинка, машинка. Общество пророщено как бы в государство. Государство это и есть в значительной степени срез общества. У нас Левада, не Левада, сегодняшнее сообщение – 70% россиян считают, что их интересы и интересы власти…
М. Наки― Левада.
В. Шендерович― 70% россиян считают, что их интересы и интересы власти противоположные. Что власть не представляет их интересы. Что это означает? Это означает признание в параличе. Потому что, что происходит в любом государстве, где 70% населения считает, что администрация не представляет их интересы. Ответ очень простой. Они выбирают тех, кто представляет их интересы. Не правда ли. Ну если эти не представляют, их же можно переизбрать. Нельзя переизбрать. Отношение к власти как к погоде. Да, Батый не представляет интересы населения РФ. Феликс Эдмундович Дзержинский не представляет. Да, невозможно сделать ничего с Батыем до поры до времени. Ни с Феликсом Эдмундовичем. Значит, просто затаились. И спасаемся. И вот там внутри закупорившись, окопавшись, в своем огородике, в своем домике если Левада тут дотянется, мы говорим: нет, слушайте, эти там, власть, государство существует отдельно. Это русский диагноз старый. Мы выживаем в государстве, мы его не строим, это не то что наше государство, вот выбрали кого захотели как в Норвегии или Алабаме, потом, когда разонравилось – переизбрали. И так далее. И мгновенно в быстром управлении. Это западный путь пресловутый либеральный путь. В нашем случае чего-то в тот раз Батыя принесло. Чего-то в этот раз очень жестоко с Козельском. Но мы в соседнем городе, мы там поживем. Нас авось не тронут. И радуемся, что прошла волна репрессий. Вот в 18-м году вроде просто вообще на улицах насиловали и убивали, а в 22-23 глядишь, НЭП, можно поесть немножко. Не убивают. Потом снова начали убивать. Ах, ты черт. Потом снова перестали. Но мысль поменять власть приходит только единицам. Лучших, которые довольно быстро гибнут. Что при Батые, что при Феликсе Эдмундовиче, что при Путине. Ну при Путине не буквально гибнут, хотя кто-то и гибнет. Но в политическом смысле – да, гибнут. Вот механизм. И мы что при Батые, что при Дзержинском, что при Путине – выживаем среди враждебного государства. Александр Иванович Герцен. Я долго говорил своими словами, а пришел к цитате как всегда. Государство расположилось в России как оккупационная армия. Только сейчас, как заметил мой один приятель коллега, эта оккупационная армия сама находится в стадии разложения. Это уже мародеры. Мы живем среди армии, бывшей армии, которая превратилась в мародеров. Которая просто дербанит. И мы среди этих мародеров пережидаем, пытаемся выжить. Несколько человек, относительно несколько, ну десять тысяч на всю страну пытались поменять, вот Костя Котов, вот Егор Жуков. Несколько человек и несколько десятков и несколько из них на поверхности имена, которые были озабочены тем, чтобы поменять. Вот они в лагерях, под следствием. Маргинализированы, унижены. Они маргиналы или просто заключенные. А дальше вот мы говорили об этом выборе, это как бы тема сегодняшней программы получилась. Кто не в лагере – тот в эмиграции или маргинализироваться здесь. Ничего больше не остается.
В.Шендерович: Мы живем среди бывшей армии, которая превратилась в мародеров. И мы среди них пытаемся выжить
М. Наки― А казалось бы, король как раз в Норвегии.
В. Шендерович― Король в Норвегии и королева в Англии. Но там я уже говорил, там империя перешла в декорационный этап. Она, это красивая декорация. А современное устройство, что Норвегии, что Великобритании очень современное.
М. Наки― Абсолютно согласен. Вы много сегодня упоминали, а именно «московское дело» в широком смысле. И тех, кто уехал по нему, был вынужден бежать из России и тех, кто уже осужден. И те, кого сегодня судили в том числе. Рассмотрение по существу. Уже совсем безнадежно, перестали на него смотреть, перестали стоять пикеты или что-то.
В. Шендерович― Кто-то приходит, но это люди отдельные замечательные, я знаю этих людей. Примерно одни и те же люди, которые приходят на суд. Но это человеческая поддержка. И спасибо этим людям. Они делают большое человеческое дело. Но тех числительных, которые нужно, чтобы остановить этот беспредел, этот бандитизм государства, этих числительных у нас не оказалось. А по-человечески, конечно, Константину Котову важно, наверное, что к нему приезжают, ему пишут письма. Важно тем, кого сегодня судят, что кто-то пришел. Это очень важно. Что человек чувствует себя не совсем в одиночестве. Но ситуация вполне драматическая, конечно.
М. Наки― Спасибо большое. Это было «Особое мнение» писателя Виктора Шендеровича. Запись есть на Ютуб-канале «Эхо Москвы». Всего доброго, до свидания.
“В России правительство над всем господствует и ничего не животворит. Народ в этой огромной империи если и не смирен, то нем; над головами всех витает здесь смерть и разит жертв по своей прихоти; впору усомниться в господнем правосудии; человек здесь дважды лежит в гробу — в колыбели и в могиле. Матерям здесь следовало бы оплакивать рождение детей более, чем их смерть.”
ОтветитьУдалитьExcerpt From: Кюстин, Асгольф. “Россия в 1839 году. Том второй.”