— Ты что, не останешься смотреть, как я буду рожать? — спросила Таня.
— Зачем? – спросил Рабинович.
— Все американцы смотрят, — сказала Таня.
— Они на Том и Джерри воспитаны, у них другая ментальность, — ответил Рабинович.
Она испуганно смотрела на то, как две медсестры быстро превращают палату в операционную. Раздвинулся потолок и сверху к операционному ложе спустились юпитеры. Дрогнувшим голосом Таня сказала:
— Ты должен присутствовать, чтобы облегчать мои страдания.
— Ты не будешь страдать, — сказал Рабинович, — я уже договорился, тебе сделают специальный обезболивающий укол в позвоночник.
Рабинович так и не успел Таню легализовать, у нее не было страховки. На всякий случай прихватил с собой в госпиталь кеш и, ведомый старым инстинктом опытного фарцовщика, засветил котлету в десять штук черной медсестре и спросил:
— Хоу мач?
Медсестра улыбнулась и сказала:
— Не беспокойтесь. Вам пришлют счет.
— Так ты не останешься? – спросила Таня.
Рабинович отрицательно покачал головой.
– Ты меня больше не любишь? – сказала Таня и на глазах у нее появились слезы.
— Люблю, — сказал Рабинович, — но смотреть на то, как он будет из тебя вылезать, совсем не обязательно. Ты же не хочешь, чтобы я стал импотентом.
— Нет, конечно, — сразу согласилась Таня.
Она позвонила в семь утра и сказала:
— Привези мне биг–мэк и френч фрайс. Я хочу есть.
— Они тебя не кормят? Почему? Скажи им, что я за все заплачу, — сказал Рабинович.
— Все что они мне дали, я уже съела, — сказала Таня. Он из меня все высасывает.
— Кто он? – спросил недоуменно Рабинович.
— Твой ребенок, — сказала Таня.
— Так ты уже родила? Чего же ты молчишь.
— Давно, еще ночью. Я его уже два раза кормила.
На Бруклинский мост стоял траффик на полчаса и Рабинович направил свою машину в платный туннель. $3.50. «Вот и первые расходы на ребенка» — подумал он.
Он нашел Таню в отдельной палате люкс голой, сосредоточенно разглядывающей свою грудь.
— Ничего себе сиськи, — сказал Рабинович.
— Нравятся? – спросила Таня.
— Не знаю, — сказал Рабинович. — Большие очень.
— Все ясно. Ты меня больше не любишь, — сказала Таня с обидой. — Ты хоть макдональдс принес?
— А где ребенок? – спросил Рабинович.
— Там, — она махнула неопределенно головой.
— Где мой сын! – воскликнул Рабинович, — Я хочу его видеть. Я его люблю.
— Чего ты кричишь, он там в инкубаторе, скоро его привезут.
— На кого он похож? – спросил Рабинович. – На меня похож?
— Нет, — сказала Таня. – На тебя не похож.
— А на кого?
— На мою маму.
— Чего ты злишься?
— Они меня всю разрезали, чтобы ему удобнее было вылезать, а потом зашили. Сейчас у меня все болит.
— Потерпи.
— Сам терпи. Ты мне какой соус взял?
— Sweet and Sour.
— Я не хочу Sweet and Sour, — заплакала Таня. – Я хочу сладкую горчицу.
Привезли младенца. Рабинович принялся его разглядывать. Пришла врач – молодая китаянка, взяла ребенка, довольно небрежно, словно бройлерного цыпленка покрутила на ладони и принялась перебирать пальцы на руках и ногах.
— Что она делает? – спросил Рабинович.
— Считает, — сказала Таня.
— А сколько должно быть?
— Как у кого, — сказала Таня.
— А у нас? – спросил Рабинович с ужасом.
— Не знаю, — сказала Таня, — я не считала.
— Хау мач? – спросил Рабинович у китаянки.
— Ты не правильно спрашиваешь. Нужно сказать: How many fingers?
— Twenty, — сказала китаянка, что–то пометила у себя в планшете и ушла.
Рабинович тщательно вымыл и вытер руки, склонился над младенцем, осторожно развернул детский кулачок и принялся считать. На каждой руке было по пять пальцев и на каждой ноге тоже пять.
— Зачем? – спросил Рабинович.
— Все американцы смотрят, — сказала Таня.
— Они на Том и Джерри воспитаны, у них другая ментальность, — ответил Рабинович.
Она испуганно смотрела на то, как две медсестры быстро превращают палату в операционную. Раздвинулся потолок и сверху к операционному ложе спустились юпитеры. Дрогнувшим голосом Таня сказала:
— Ты должен присутствовать, чтобы облегчать мои страдания.
— Ты не будешь страдать, — сказал Рабинович, — я уже договорился, тебе сделают специальный обезболивающий укол в позвоночник.
Рабинович так и не успел Таню легализовать, у нее не было страховки. На всякий случай прихватил с собой в госпиталь кеш и, ведомый старым инстинктом опытного фарцовщика, засветил котлету в десять штук черной медсестре и спросил:
— Хоу мач?
Медсестра улыбнулась и сказала:
— Не беспокойтесь. Вам пришлют счет.
— Так ты не останешься? – спросила Таня.
Рабинович отрицательно покачал головой.
– Ты меня больше не любишь? – сказала Таня и на глазах у нее появились слезы.
— Люблю, — сказал Рабинович, — но смотреть на то, как он будет из тебя вылезать, совсем не обязательно. Ты же не хочешь, чтобы я стал импотентом.
— Нет, конечно, — сразу согласилась Таня.
Она позвонила в семь утра и сказала:
— Привези мне биг–мэк и френч фрайс. Я хочу есть.
— Они тебя не кормят? Почему? Скажи им, что я за все заплачу, — сказал Рабинович.
— Все что они мне дали, я уже съела, — сказала Таня. Он из меня все высасывает.
— Кто он? – спросил недоуменно Рабинович.
— Твой ребенок, — сказала Таня.
— Так ты уже родила? Чего же ты молчишь.
— Давно, еще ночью. Я его уже два раза кормила.
На Бруклинский мост стоял траффик на полчаса и Рабинович направил свою машину в платный туннель. $3.50. «Вот и первые расходы на ребенка» — подумал он.
Он нашел Таню в отдельной палате люкс голой, сосредоточенно разглядывающей свою грудь.
— Ничего себе сиськи, — сказал Рабинович.
— Нравятся? – спросила Таня.
— Не знаю, — сказал Рабинович. — Большие очень.
— Все ясно. Ты меня больше не любишь, — сказала Таня с обидой. — Ты хоть макдональдс принес?
— А где ребенок? – спросил Рабинович.
— Там, — она махнула неопределенно головой.
— Где мой сын! – воскликнул Рабинович, — Я хочу его видеть. Я его люблю.
— Чего ты кричишь, он там в инкубаторе, скоро его привезут.
— На кого он похож? – спросил Рабинович. – На меня похож?
— Нет, — сказала Таня. – На тебя не похож.
— А на кого?
— На мою маму.
— Чего ты злишься?
— Они меня всю разрезали, чтобы ему удобнее было вылезать, а потом зашили. Сейчас у меня все болит.
— Потерпи.
— Сам терпи. Ты мне какой соус взял?
— Sweet and Sour.
— Я не хочу Sweet and Sour, — заплакала Таня. – Я хочу сладкую горчицу.
Привезли младенца. Рабинович принялся его разглядывать. Пришла врач – молодая китаянка, взяла ребенка, довольно небрежно, словно бройлерного цыпленка покрутила на ладони и принялась перебирать пальцы на руках и ногах.
— Что она делает? – спросил Рабинович.
— Считает, — сказала Таня.
— А сколько должно быть?
— Как у кого, — сказала Таня.
— А у нас? – спросил Рабинович с ужасом.
— Не знаю, — сказала Таня, — я не считала.
— Хау мач? – спросил Рабинович у китаянки.
— Ты не правильно спрашиваешь. Нужно сказать: How many fingers?
— Twenty, — сказала китаянка, что–то пометила у себя в планшете и ушла.
Рабинович тщательно вымыл и вытер руки, склонился над младенцем, осторожно развернул детский кулачок и принялся считать. На каждой руке было по пять пальцев и на каждой ноге тоже пять.
Комментариев нет:
Отправить комментарий