вторник, 13 августа 2019 г.

НОВЫЙ НЕМЕЦКИЙ АНТИСЕМИТИЗМ

The New York Times: Новый немецкий антисемитизм

Джеймс Ангелос. Перевод с английского Любови Черниной 25 июля 2019
Одно из первых воспоминаний Венцеля Михальски о своем детстве, которое он провел в Германии в 1970‑е годы, — это совет его отца Франца: «Не говори никому, что ты еврей». Франц, его мать и младший брат выжили во время Холокоста, скитаясь по полям Восточной и Центральной Европы и скрываясь от гестапо. Послевоенный опыт жизни в Германии подсказывал, что, хотя нацисты были разгромлены, антисемитизм, свойственный их идеологии, никуда не делся. Это стало ясно Францу в Берлине, когда учителя украдкой бросали на него злобные взгляды, говоря о еврейских литературных героях, например о Шейлоке из «Венецианского купца». «А, Михальски, это как раз про тебя», — сказал один учитель, улыбаясь сквозь зубы. Спустя много лет, когда Франц торговал кормом для животных в Гамбурге, он не стал рассказывать коллегам о своем еврействе и держал язык за зубами, когда слышал, как они отпускают антисемитские замечания. Так что и сыну Венцелю Франц говорил, что все будет гораздо проще, если он будет помалкивать, что он еврей. «Как только ты расскажешь об этом, сразу станет очень неловко».
Джемма и Венцель Михальски, родители Соломона, у себя дома в Берлине
Как‑то, будучи подростком, Венцель не послушался совета отца и рассказал близкому другу. Друг сразу рассказал своей матери, и, когда Венцель в следующий раз встретил ее, она отреагировала очень бурно — обняла и расцеловала его в обе щеки: «Венцель! Мой Венцель». Коренастый, бородатый 56‑летний Венцель рассказал мне про этот случай субботним вечером. Он заговорил высоким голосом и попытался воспроизвести ее мимику: «Вы такой народ! Вы самые умные! Самые эмоциональные! Лучшие пианисты в мире! И лучшие поэты!» А потом добавил нормальным голосом: «И я понял, что имел в виду отец».
Сейчас Венцель Михальски возглавляет немецкое отделение Human Rights Watch. Вместе с женой, англичанкой Джеммой, он живет в просторной квартире в западной части Берлина. У них на кухне Джемма рассказала мне, что, когда она приехала в 1989 году в Германию, она часто сталкивалась со странной защитной реакцией, когда говорила людям, что она еврейка; они сразу начинали уверять ее, что не чувствуют ответственности за Холокост, или защищали своих дедов, утверждая, что те ни в чем не виноваты. Так что Джемма тоже стала скрывать, что она еврейка, чтобы избежать подобных разговоров.
Недавно младший сын Михальских стал третьим поколением в семье, выучившим, что, если будешь рассказывать людям, что ты еврей, наживешь проблемы. Мальчик — родители попросили называть его вторым именем Соломон, чтобы сохранить конфиденциальность его личности, ходил в еврейскую начальную школу в Берлине. Но он не хотел оставаться в такой гомогенной школе навсегда и, когда ему исполнилось 14 лет, перевелся в обычную школу с характерным для новой Германии разнообразием — в этой школе, говорит Джемма, у него тут же появились друзья с такими именами, как Хасан и Ахмед.
Соломон Михальски у себя дома в Берлине
Первые несколько дней прошли хорошо. Соломон, вежливый и улыбчивый мальчик, сблизился с одним из одноклассников на почве общего увлечения рэпом. Одноклассник познакомил его с турецко‑немецким рэпером, который пел «про Аллаха и всякое такое», рассказал мне Соломон. За это Соломон давал приятелю слушать американский и британский рэп. У Соломона было ощущение, что они подружатся. На четвертый день на уроке этики учителя стали спрашивать учеников, в каких молельных домах они бывали. Один ученик упомянул мечеть. Другой упомянул церковь. Соломон поднял руку и сказал, что он бывал в синагоге. Наступил странная тишина, вспоминает Соломон. Один из учителей спросил, как он попал в синагогу.
«Я еврей», — ответил Соломон.
«Все были в шоке, особенно учителя», — рассказывает Соломон. После уроков учитель сказал Соломону, что он очень храбрый. Соломон смутился. Джемма объяснила: «Он не знал, что об этом не стоит никому говорить».
На следующий день у Соломона был день рождения, и он принес в школу браунис. Он раздавал их всем во время перемены, и тут мальчик, который, как он рассчитывал, станет его другом, сообщил ему, что в школе много учеников‑мусульман, для которых «еврей» — это ругательство. Соломон не понял, причисляет ли его приятель себя к этой категории, и после уроков попросил у него объяснений. Мальчик обнял Соломона за плечи и сказал, что, хотя он «настоящий бабо» (так на курдском сленге называется босс), друзьями они быть не могут, потому что евреи не могут дружить с мусульманами. Потом одноклассник отпустил несколько антисемитских замечаний в том духе, что евреи убийцы, что их интересуют только деньги, рассказал мне Соломон.
В следующие несколько месяцев Соломона стали преследовать, причем с каждым разом все более агрессивно. Однажды он вернулся домой с большим синяком — его толкнули сзади. В другой раз Соломон шел домой и по дороге зашел в пекарню. Выйдя оттуда, он увидел, что один из его мучителей нацеливает на него что‑то похожее на пистолет. У Соломона дрогнуло сердце. Мальчик спустил курок. Пистолет оказался игрушечным, но Соломон ужасно перепугался.
Когда Соломон впервые рассказал родителям о травле, они решили превратить это в воспитательный момент. Они договорились, что отец Венцеля придет в школу и расскажет, как он скрывался от гестапо. Но преследования усиливались, рассказывает Джемма, и они поняли, что школа ничего не делает для решения проблемы. Михальские обнародовали свою историю в 2017 году, выступив в СМИ, надеясь развернуть столь назревшее обсуждение проблемы антисемитизма в немецких школах. С тех пор стало известно о десятках случаев буллинга на почве антисемитизма в школах, в том числе один случай, который произошел в прошлом году в немецко‑американской школе, в первом классе которой учится мой собственный сын. По сообщениям местной прессы, ученики месяцами травили девятиклассника, выкрикивая ему что‑то вроде: «На товарном поезде в Освенцим!» Администрацию школы критиковали за то, как она отнеслась к этому случаю, и она опубликовала заявление, в котором говорилось, что школа сожалеет о первой реакции, но сейчас меры приняты и проведены «серьезные беседы» с преподавательским составом.
Директор школы Соломона в интервью немецкой газете Die Welt тоже сказал, что школа предприняла все усилия для решения проблемы. Журналист спросил, считает ли он травлю примером бездумного поведения подростков или глубоко укоренного антисемитизма, и директор после некоторой паузы назвал вопрос очень опасным, но затем ответил: «Вполне возможно, что антисемитизм — настоящая причина. Но невозможно заглянуть в головы этих школьников». (Когда за комментарием обратились к представителю департамента по делам образования, молодежи и семьи сената Берлина, который отвечает за берлинские государственные школы, он сказал, что принял ряд антидискриминационных мер, в том числе ввел обучающие курсы и семинары для учащихся и педагогов.)
По мнению Михальских, все произошедшее свидетельствует, что немецкое общество так никогда и не обратилось всерьез к проблеме антисемитизма после войны. В Германии отреставрировали синагоги и построили мемориалы жертвам Холокоста, но, по словам Венцеля, «этим все и ограничилось для большинства людей среднего класса. Это означает: “Мы все сделали. Мы справились с антисемитизмом”. Но никто никогда не занимался этим в семьях. Большие, тяжелые, болезненные вопросы так и не были заданы». По мнению Венцеля, ученики‑мусульмане, которые мучили его сына, действовали в окружении, уже пропитанном антисемитизмом. «Сейчас многие консервативные политики говорят: “Ой, это мусульмане привезли антисемитизм в нашу замечательную антиантисемитскую культуру”, — сказал он. — Это ерунда. Они пытаются политизировать нас».

Еврейская жизнь в Германии не была уничтожена полностью. После нацистского геноцида, унесшего жизни 6 млн евреев, около 20 тыс. перемещенных лиц из Восточной Европы обосновались в Западной Германии, присоединившись примерно к 15 тыс. выживших немецких евреев, остававшихся в Германии после войны. Новая немецкая политическая элита в речах и законах отвергала ярый антисемитизм, составлявший одну из основ нацизма, — эти меры считались не только моральным императивом, но и необходимым элементом для восстановления статуса Германии на международной арене. Однако эта перемена не обязательно отражала стремительный отказ от давно существовавших в стране антисемитских настроений. В последующие десятилетия желание многих немцев уклониться от ответственности или снять с себя вину за Холокост породило новую форму антипатии к евреям — это явление получило название «вторичный антисемитизм», когда евреи стали вызывать у немцев отвращение за напоминание об их вине, и жертва и палач поменялись местами. «Похоже, что немцы никогда не простят нам Освенцим», — говорила в 1968 году немецко‑еврейская журналистка Хильда Вальтер.
Память о Холокосте в Западной Германии постепенно превратилась в дело государства и общественных групп, сформировав преобладающую на сегодняшний день Erinnerungskultur, «культуру памяти», которую лучше всего иллюстрирует Мемориал убитым евреям Европы, раскинувшийся почти на 2 гектара рядом с Бранденбургскими воротами и открытый в 2005 году. Но хотя немецкая культура памяти стала образцом для других стран, как осмысливать ужасы прошлого, внутри страны она не получила всеобщей поддержки. Согласно результатам опроса, проведенного в 2015 году Антидиффамационной лигой, 51% немцев считают «вероятно верным», что «евреи слишком много говорят о том, что произошло с ними во время Холокоста», а 30% согласны с утверждением: «Люди ненавидят евреев из‑за того, как евреи себя ведут».
Реакционная ультраправая партия «Альтернатива для Германии» (АдГ), впервые попавшая в бундестаг в 2017 году и сразу ставшая третьей по величине, имеет антимигрантскую и антиисламскую платформу, но ее лидеры выступали также и против немецкой культуры памяти. Политики из АдГ нередко преуменьшают масштаб нацистских преступлений, чтобы снизить уровень того, что некоторые из них называют национальным «культом вины». В июне прошлого года один из руководителей партии Александр Гауланд назвал период нацизма «птичьим пометом в более чем тысячелетней славной истории Германии».
Сегодня в Германии, население которой составляет 82 млн человек, живут около 200 тыс. евреев, и многие из них испытывают все большие опасения. В 2018 году Европейский союз опросил евреев Европы, и 85% респондентов в Германии охарактеризовали антисемитизм как очень большую или достаточно большую проблему; 89% заявили, что проблема усилилась за последние пять лет. Число зарегистрированных в Германии преступлений на почве антисемитизма возросло в прошлом году почти на 20% и достигло 1799, а число проявлений антисемитизма, сопряженных с насилием, возросло примерно на 86% и составило 69. Полицейская статистика относит 89% антисемитских инцидентов к ультраправым экстремистам, но руководители еврейской общины оспаривают эту статистику, и многие немецкие евреи считают, что угроза исходит далеко не только справа. Чуть больше половины еврейских участников европейского опроса в Германии заявили, что испытывали на себе проявления антисемитизма в последние пять лет, а 41% из них указали, что самый серьезный из этих инцидентов был совершен «человеком с мусульманскими экстремистскими взглядами».
Опасения еврейской общины по поводу того, что некоторые называют «импортированным антисемитизмом» или «мусульманским антисемитизмом», привезенным в страну иммигрантами с Ближнего Востока и нередко связанным с палестино‑израильским конфликтом, стали возникать после 2000 года, когда во время палестинских беспорядков, получивших название «вторая интифада» по ряду стран Европы прокатилась волна нападений на евреев. Масштабный приток в Германию беженцев из таких стран, как Сирия и Ирак, начавшийся в 2015‑м, усилил волнение. В обстановке всеобщей гордости, охватившей многих немцев в связи с приемом беженцев, глава Центрального совета евреев Германии, крупнейшей еврейской организации страны, Йозеф Шустер выражал обеспокоенность. «Многие беженцы хотят скрыться от ужасов ИГИЛ (Запрещена в РФ. — Ред.) и жить в мире и спокойствии, но в то же время они представляют культуру, неотъемлемую часть которой составляют ненависть к евреям и нетерпимость», — заявил он в интервью журналисту Die Welt.
Берлинский район Нойкельн, неподалеку от синагоги Френкельуфер, населяет множество турецких и арабских мигрантов
Об истинной природе антисемитской угрозы — и разумеется, о том, доходит ли она до уровня экзистенциальной угрозы — много спорят в еврейской общине Германии. Многие считают, что самая серьезная опасность исходит от укрепившихся ультраправых, которые враждебно относятся и к мусульманам, и к евреям. Жуткой иллюстрацией этой угрозы служат недавние теракты, устроенные расистами в синагогах Питтсбурга и калифорнийского города Повей, а также в мечети новозеландского города Крайстчерч. Многочисленные опросы демонстрируют, что антимусульманские настроения распространены в Германии и других странах Европы больше, чем антисемитизм. В то же время ряд исследований показывает, что мусульмане в Германии и других европейских странах чаще придерживаются антисемитских взглядов, чем население в целом. Например, опрос Антидиффамационной лиги 2015 года показал, что антисемитские настроения характерны для 56% мусульман в Германии, по сравнению с 16% населения в целом. Консервативно настроенные евреи считают, что левые не хотят говорить об этой проблеме из нежелания усиливать маргинализацию уже маргинальной группы или из левацкого антисемитизма. Ультраправая антиисламская АдГ — та самая политическая партия, которую многие евреи считают самой опасной из‑за ее отношения к нацистским преступлениям, попыталась сыграть на этом и теперь представляет себя защитницей немецких евреев от того, что она называет исламской угрозой.
Инцидент, который привлек к себе всеобщее внимание и показал всю сложность последних тенденций, произошел в апреле 2018 года в Берлине. 19‑летний сириец палестинского происхождения снял с себя ремень и стал хлестать им молодого израильтянина в кипе по имени Адам Армуш. Нападавший кричал по‑арабски: «Яуд!» («Еврей!»). Армуш снял нападение на мобильный телефон, чтобы, как он сказал позднее в интервью, «весь мир увидел, каково еврею ходить сейчас по улицам Берлина». Шустер посоветовал евреям не носить кипу открыто. В суматохе, поднявшейся вокруг странной истории с Армушем, как‑то почти потерялся тот факт, что он не еврей, а израильский араб. Он сказал, что кипу вместе с предупреждением, что ее не стоит носить на улице, получил от приятеля. Армуш рассказал, что поначалу не поверил ему: «Я говорил, что это совершенно безопасно. Я хотел проверить. И вот чем это закончилось».
Многие мусульмане критикуют теорию о «мусульманском антисемитизме» и говорят, что он вовсе не является неотъемлемой чертой их веры. Немецкий исследователь ислама Мухаммад Самир Муртаза, который много писал об антисемитизме, утверждает, что европейский антисемитизм был завезен на Ближний Восток в XIX веке и начал «исламизироваться» только в конце 1930‑х годов, а арабо‑израильский конфликт катализировал этот процесс. Антисемитизм действительно главным образом европейское изобретение, которое доказало, что способно мутировать. Демонизация евреев, зачастую тесно связанная с экономическими и социальными предрассудками, долгое время была частью христианской традиции, а после расцвета европейского национализма в XIX веке стала приобретать расовый характер. Сегодня, когда расистский трайбализм поднимает голову и ведет войну с либерально‑демократическим порядком, новое столкновение Германии с антисемитизмом много говорит не только о судьбе ее измученных еврейских общин, но и о способности народа построить толерантное и плюралистическое общество, устойчивое к искушениям этнонационализма.
Зигмунт Кенигсберг, комиссар по вопросам антисемитизма Берлинской еврейской общины
Первые признаки неоднозначны. Зигмунт Кенигсберг занимает пост комиссара по вопросам антисемитизма в Берлинской еврейской общине — организации, которая руководит синагогами и другими аспектами местной еврейской жизни. В кафе рядом с увенчанной куполом Новой синагогой, которая избежала разрушения в ходе погромов ноября 1938 года, Кенигсберг, обходительный человек 58 лет, рассказал мне, что его мать пережила заключение в концлагере Берген‑Бельзен и намеревалась переехать в Париж. Вместо этого она осела в приграничном немецком городе Саарбрюккен, где вскоре познакомилась с отцом Кенигсберга, который тоже пережил Холокост. Как и другие еврейские семьи, они колебались, оставаться ли им в Германии. Кенигсберг описывает эти сомнения распространенной метафорой — по его словам, до 1980‑х годов немецкие евреи «сидели на чемоданах». После объединения Восточной и Западной Германии многие евреи боялись распространения национализма. Несмотря на волну расистских нападений на мигрантов, этого распространения вроде бы не произошло. Возник Европейский союз, который был создан для обуздания подобных импульсов. Евреи почувствовали себя спокойнее. По словам Кенигсберга, «мы распаковали чемоданы и убрали их в подвал».
Теперь, считает он, ощущение безопасности сильно ослабло. Люди еще не начали уезжать, но уже начали задумываться: «Куда я убрал тот чемодан?»

Холодным пасмурным днем конца 2017 года Йорай Файнберг, израильский гражданин, которому было тогда 36 лет, с сигаретой в руках стоял у входа в принадлежащий ему израильский ресторан в центре Берлина, закутавшись в пальто. Немец средних лет остановился на тротуаре и заявил:
— Ваш народ сошел с ума.
— Почему это? — спросил Файнберг, а его приятель стал снимать происходящее на мобильник.
— Очень просто, — объяснил прохожий. — Потому что вы 70 лет воюете с палестинцами».
— А, так вы левый, — ответил Файнберг.
— Я не левый, — заявил прохожий, наклоняясь к Файнбергу. — Вы ведете войну. И вы хотите обосноваться здесь. — Прохожий становился все более агрессивным. — Убирайтесь отсюда! — продолжал он. — Это моя родина. А у вас нет родины.
Файнберг попросил его уйти.
— Даю вам десять лет. Через десять лет вас не будет в живых! — воскликнул прохожий и добавил: — Что вам здесь нужно после 1945 года?»
Вопрос был, похоже, риторический, но Файнберг, затянувшись сигаретой, решил ответить:
— Хороший вопрос, учитывая, сколько есть таких как вы.
Файнберг заметил проезжающую полицейскую машину и поспешил за помощью.
— Никто не станет тебя защищать, — усмехнулся прохожий. А затем, глядя в камеру и как будто обращаясь ко всем евреям вообще, добавил: — Возвращайтесь все в свои идиотские газовые камеры. Никому вы не нужны.
У этого человека не было никаких известных связей с экстремистскими группировками, сказал мне Файнберг. Люди считали его обычным человеком.
Йорай Файнберг возле своего ресторана в Берлине
Видеозапись этого инцидента стала вирусной в социальных сетях. «Это гнусное нападение еще раз показывает, что антисемитизм проник в самое сердце общества и действует теперь грубо и неприкрыто», — уверен Шустер. В декабре, через год после этого случая, Центр исследования антисемитизма и информирования (RIAS), немецкая организация, с момента учреждения в 2015 году занимающаяся фиксацией антисемитских инцидентов, выбрал ресторан Файнберга, чтобы объявить об инициативе по более активному сбору информации по другим регионам страны.
В годовщину происшествия Файнберг сидел перед журналистами под изображениями шестиконечных звезд. «Это был не самый простой год в моей жизни», — сказал он. Со времени инцидента он получил массу антисемитских посланий. Некто, подписавшийся «Грета», прислал ему по смс стихотворение «Эмансипация», написанное в XIX веке Августом Генрихом Гофманом фон Фаллерслебеном, который был также автором современного гимна Германии. В этом менее известном произведении с обращением «К Израилю» говорится: «Вы крадете у нас из‑под ног нашу немецкую родину». Кто‑то по имени Махмуд написал в Фейсбуке: «Отсчет пошел, как сказал этот немец на видео».
После выступления Файнберга глава RIAS Беньямин Штайниц сообщил, что с момента основания его организация задокументировала свыше 3 тыс. антисемитских инцидентов. Один из журналистов спросил Штайница, кто совершал нападения: «Это обычные граждане? Или это правые экстремисты?» Штайниц ответил, что, судя по описаниям жертв, есть разница между большими городами и сельской местностью. В крупных центрах преступники обычно выходят из «исламской среды или из среды, руководствующейся левой антиизраильской идеологией». В сельской местности мелких городах, добавил он, все совсем иначе.
Апрельский доклад RIAS иллюстрирует сложность проблемы. Когда исследователи изучили все сообщения об антисемитских инцидентах, включая угрозы, преследования или направленный вандализм, в Берлине в 2018 году, они не обнаружили идеологической мотивации почти в половине случаев. 18% инцидентов удалось связать с правыми экстремистами, что делает их крупнейшей известной группой, но, учитывая, сколько информации отсутствует, вряд ли можно с уверенностью говорить о том, какие взгляды преобладают. Еще сложнее оказалось проследить политические мотивы агрессоров. Из 46 антисемитских нападений, совершенных в Берлине в 2018 году, RIAS смог найти идеологическую мотивацию всего в 19 случаях. Пять нападений было совершено людьми, исповедующими «левые антиимпериалистические взгляды», пятеро нападавших были классифицированы как «сторонники теории заговора», четверо — как «враждебно настроенные к Израилю», двое — как «исламисты», еще двое — как «правые экстремисты», одно нападение совершил человек с «политически умеренными» взглядами.
После мероприятия, когда гости угощались фалафелем и хумусом, за столик в углу сел Феликс Кляйн. 51‑летний профессиональный дипломат в очках без оправы, Кляйн занимает пост первого федерального комиссара по вопросам еврейской жизни в Германии и противодействия антисемитизму. Он рассказал мне, что необходимость создать такую должность возникла в декабре 2017 года, после того как пропалестинские активисты, разгневанные решением президента Дональда Трампа признать Иерусалим столицей Израиля, устроили в Берлине демонстрации с сожжением израильских флагов. Эти инциденты позорили правительство Германии и канцлера Ангелу Меркель, которая на более раннем этапе пребывания на своем посту объявила безопасность Израиля Staaträson Германии, «национальным интересом».
Кляйн перечислил, что должно делать немецкое правительство на уровне федеральных земель и на общегосударственном уровне, чтобы противостоять антисемитизму. Главная задача, по его мнению, — просто обучить учителей и полицию распознавать его. Он также сказал, что школьные учебники должны содержать больше материала о роли евреев в истории Германии. «Мы начинаем говорить о евреях, только когда курс истории доходит до нацистского периода, — объясняет Кляйн. — Мы не рассказываем о том, как евреи жили до этого, и не рассказываем, как евреи жили после этого».
Увеличение числа антисемитских выступлений, по мнению Кляйна, вызвано не просто ростом ненависти, но и ростом желания ее выразить. А желание, считает он, выросло благодаря социальным сетям и благодаря АдГ и «ожесточению» политического дискурса. Ряд проблем вызван и мусульманским антисемитизмом, добавил он, однако, согласно уголовной статистике, не он составляет главную проблему.
Феликс Кляйн, Комиссар по вопросам еврейской жизни в Германии и противодействия антисемитизму, в министерстве внутренних дел в Берлине
Кляйн ссылается на федеральную статистику, которая приписывает подавляющее большинство антисемитских преступлений в Германии правым экстремистам. Многие лидеры еврейской общины с этой статистикой не согласны. Я спросил Кляйна, считает ли он ее достоверной. Он признал, что методика действительно небезупречна: если неясно, кто совершил преступление, его автоматически приписывают правым экстремистам. «Я уже начал в правительстве обсуждение по поводу изменения методики», — сказал он.
Кляйн добавил, что существующую статистику не следует использовать в качестве предлога «уйти от дискуссии по поводу мусульманского антисемитизма». Я спросил, нет ли опасений, что такого рода обсуждение усилит напряжение между меньшинствами, вместо того чтобы защищать их. «Я думаю, что такое опасение существует, — ответил он. — И поэтому считаю, что правильной стратегией было бы осуждение любых форм антисемитизма, независимо от численных показателей. Я не хочу начинать дискуссию о том, что какая‑то из них представляет больше проблем и опасности, чем остальные».
Он развил эту мысль подробнее: «Не нужно начинать такую дискуссию, потому что в этом случае вы начинаете использовать одну политическую группу против другой. Этого делать не следует».

Немецкие антисемиты очевидно тяготеют к АдГ. Одно обследование, проведенное в 2018 году Институтом Алленсбаха, уважаемой организацией, занимающейся изучением общественного мнения, показало, что 55% сторонников АдГ полагают, что евреи обладают «слишком большим влиянием в мире»: для сравнения, среди населения в целом эту мысль разделяет 22%. Однако АдГ не занимается непосредственной антиеврейской пропагандой, как прежние ультраправые партии. Ее политики предпочитаю более хитрые формы вторичного антисемитизма. В речи, произнесенной в 2017 году в Дрездене, Бьёрн Хёкке, возглавляющий отделение партии в восточногерманской земле Тюрингия, с сожалением говорил о существовании мемориала Холокоста возле Бранденбургских ворот — он назвал его «позорным памятником» — и призвал развернуть германскую политику памяти «на 180 градусов». Отрицание Холокоста в Германии, где существуют юридические ограничения на ксенофобские высказывания, запрещено законом. Но предлагать забыть о Холокосте — окольный путь, ведущий к той же цели.
Но с того момента, как в 2017 году АдГ попала в бундестаг, ее политики все чаще высказываются в проеврейском и произраильском духе. После нападения на израильтянина в кипе в Берлине один из лидеров АдГ, Йорг Мойтен, написал в Твиттере, что Германия стала «чемпионом мира по импорту мусульманского антисемитизма». Недавно парламентарий от АдГ Беатрис фон Шторх обвинила посла Германии в ООН в принижении и умалении значения угроз Израилю со стороны ХАМАСа. В этой тенденции АдГ не одинока. Основатель французского ультраправого Национального фронта, недавно переименованного в Национальное объединение, Жан‑Мари Ле Пен, отрицал Холокост. А теперь партия представляет себя защитницей евреев, боящихся мусульманских мигрантов. В 2014 году Марин Ле Пен, дочь и наследница Жана‑Мари на посту главы партии, назвала Национальный фронт «лучшим щитом», оберегающим евреев от «единственного истинного врага, исламского фундаментализма».
В прошлом году пара десятков евреев, поддерживающих АдГ, основали группу под названием «Евреи в АдГ», или ЕАдГ, заявив в «декларации принципов», что это единственная партия, желающая «поставить вопрос о ненависти мусульман к евреям на обсуждение, не принижая его значение». В ответ Центральный совет евреев Германии и еще 41 еврейская организация выпустили совместное заявление, называвшее АдГ расистской и антисемитской партией и призывавшее евреев не верить «притворным заботам» об их безопасности. «Мы не позволим, чтобы АдГ воспользовалась нами, — говорится в заявлении. — Нет, АдГ представляет собой опасность для еврейской жизни в Германии».
В воскресный день октября прошлого года организация ЕАдГ провела учредительное собрание в спортивном зале на окраине главного города Гессена Висбаден. Сторонник ЕАдГ, стоявший в толпе участников в кипе и с шестиконечной звездой на шее поверх рубашки рядом со значком АдГ, сказал мне с сильным русским акцентом, что он эмигрировал в начале 1990‑х из Москвы. Когда вокруг него собрались репортеры, он стал выкрикивать лозунги, часто раздающиеся на ультраправых сборищах. «Мусульманские мигранты приехали из абсолютно чуждой культуры. «Они принесли в Германию шариатский закон и изнасилования». Когда корреспондент Frankfurter Allgemeine попытался узнать, как его зовут, тот отказался назвать свое имя. Он заявил, что не доверяет lügenpresse — лживой прессе, этот термин намного старше уже привычных нам «фейк ньюз» и его использовали пропагандисты в нацистской Германии для распространения теорий заговора о газетах, находящихся под контролем «мирового еврейства».
Памятник евреям — жертвам Холокоста у Старого еврейского кладбища в Берлине
Другой журналист подошел к неназвавшему себя стороннику ЕАдГ и сказал, что он представляет RT, российский государственный новостной канал. «“Раше Тудей” я доверяю!» — с восторгом воскликнул тот и погрузился в беседу с корреспондентом по‑русски. Неудивительно, что RT заинтересовалась этой темой; она прикладывает немало усилий, чтобы усиливать и демонстрировать социальный раскол на Западе, — это часть пропагандисткой кампании российского правительства. Но у этой истории есть и более специфический русский аспект. После падения Берлинской стены Германия приняла не только несколько миллионов этнических немцев из бывшего Советского Союза, но и около 200 тыс. русскоязычных евреев и членов их семей. Подавляющее большинство нынешнего еврейского населения Германии имеет советские корни. АдГ пыталась добиться поддержки иммигрантов из бывшего СССР, которые в Германии обычно голосуют за консерваторов. По мнению партийных аналитиков, им должна нравиться политика партии, в том числе стремление укреплять связи с российскими властями. И действительно, в ряде избирательных округов, где живет большое число иммигрантов из бывшего Советского Союза, АдГ показала непропорционально высокие результаты. Ряд членов ЕАдГ — выходцы из бывшего СССР, а председатель движения — врач родом из Узбекистана.
Члены правления ЕАдГ заняли места на сцене под аплодисменты руководителей и рядовых членов партии. Перед началом мероприятия широко обсуждался вопрос о еврействе одного из членов ЕАдГ, не вышедшего на сцену, который называл себя в Фейсбуке «последователем Иисуса Христа». Журналист спросил, как группа трактует еврейство. Один из членов руководства ЕАдГ, исследователь немецкой литературы с козлиной бородкой по имени Артур Абрамович, ответил рассуждением об исторических страданиях европейского еврейства в этнонационалистическом ключе. Абрамович определил еврейство как «этнокультурную общность». В современной Германии и Европе, продолжал он, «значение этнокультурной общности оказалось утрачено». Однако правые партии хотят возродить чувство общины, и евреи, по его мнению, целиком разделяют это стремление в силу собственного чувства принадлежности к клану. «В этом состоит причина, по которой сейчас в Европе евреи тяготеют к правым партиям».
Другой журналист спросил членов правления, как они трактуют призыв к «развороту немецкой политики памяти на 180 градусов». «Мы не в восторге от подобных заявлений», — заявил Бернхард Краускопф, инженер‑механик на пенсии, который ранее рассказал, что больше 50 членов его семьи погибли в нацистских лагерях смерти. Он раскритиковал Социал‑демократическую партию за «поворот на 180 градусов в отношении израильских евреев» и за нежелание поддерживать Израиль. Следующим ударом стал «поворот на 180 градусов против немецких евреев», сделанный политическим истеблишментом. «Они говорят: “Мы против антисемитизма”», — сказал Краускопф, имитируя тон фальшивого сострадания. «А потом, — добавил он собственным решительным голосом, — они привозят население, состоящее минимум — минимум! — на 60% из тех, кто ненавидит евреев!»
Непонятно, вызовет ли это заявление большое сочувствие среди немецких евреев помимо тех, кто собрался в этом спортзале. Йозеф Шустер, председатель Центрального совета евреев Германии, сказал мне, что численность евреев, поддерживающих АдГ, очень невелика. Однако французский опыт показывает, что о низкой поддержке следует говорить с осторожностью. В 2012 году, по данным французского центра по изучению общественного мнения IFOP, опубликованным France 24, лидера Национального фронта Марин Ле Пен поддержали 13,5% еврейских избирателей. Но на руку этим партиям играют не столько относительно небольшая поддержка еврейских избирателей, сколько имидж легитимности и идеологическая дистанция от фашистских движений прошлого. Наличие ЕАдГ позволяет АдГ называть абсурдными обвинения партии в нацизме или наследовании нацистской идеологии. На мероприятии ЕАдГ к присутствующим обратились несколько нееврейских политиков из АдГ, и один из них, депутат бундестага Петр Бистрон, выражал восторг: «Я хочу посмотреть, как тяжело им придется, когда они захотят изобразить вас, евреев за АдГ, нацистами».

Синагога Френкельуфер находится на берлинском Ландвер‑канале — извилистом протоке длиной несколько километров, с обеих сторон впадающем в главную реку города Шпрее. В сентябре 1945 года, когда 400 выживших евреев и 30 американских еврейских солдат собрались на первое после войны богослужение в синагоге, от канала, как писал корреспондент Chicago Sun, все еще исходило зловоние от разлагающихся трупов. Большое неоклассическое строение, стоявшее когда‑то на этом месте, лежало в руинах, но лейтенант расквартированных в Берлине американский войск еврей Гарри Новальски, который видел развалины из окна своей комнаты, взял на себя задачу восстановить небольшой сохранившийся фрагмент синагоги к празднику Рош а‑Шана, еврейского Нового года. Холодным праздничным вечером, писал один из репортеров, прихожане «пели еврейские песни со слезами на глазах». Сегодня в аккуратных и облагороженных кварталах возле синагоги — Кройцберге и Нойкёльне — живет огромное количество мигрантов из Турции и арабских стран, и по этой причине некоторые евреи, живущие в других местах, предпочитают сюда не ходить, хотя большинство прихожан синагоги придерживаются другого мнения.
Берлинская синагога Френкельуфер
Как‑то в прошлом году в понедельник 39‑летняя прихожанка Шломит Трипп принимала в синагоге группу четвероклассников. Трипп в ярком платке на голове держит еврейский кукольный театр и носит с собой рыжеволосую марионетку по имени Шломо. Иногда она рассказывает об иудаизме в синагоге школьникам‑неевреям, чтобы «держать двери открытыми и показать, что мы — не тайный клуб, про который можно рассказывать всякие небылицы». Такая открытость особенно важна, потому что синагога Френкельуфер, как и другие синагоги Германии, напоминает крепость: железный забор, камеры наблюдения, пуленепробиваемое стекло поверх витражных окон и постоянное присутствие полиции на улице. Синагоги в Германии охраняются полицией с 1969 года, когда марксистские боевики бросили бомбу в еврейский общинный центр в Западном Берлине. Годом позже до сих пор не раскрытый поджог еврейского дома престарелых в Мюнхене унес жизни семи человек. Прихожане синагоги рассказали мне, что они понимают необходимость мер предосторожности, но сожалеют, что не могут нормально общаться с людьми.
Дети надели кипы, которые специально выдают гостям, и расселись на скамейках лицом к Ковчегу Завета. Трипп начала с вопроса:
— Откуда вообще взялись евреи?
— Из Израиля? — сказал один из детей.
— Из Ханаана? — предположил другой.
— А как вы думаете, откуда я? — спросила Трипп.
На секунду воцарилось молчание, и одна девочка догадалась:
— Из Германии?
— Точно! — ответила Трипп. — Я родилась в Берлине. Как и большинство из вас.
Потом она показала детям молитвенное покрывало талит, украшенное синими полосами, и набросила его на плечи, имитируя человека, с гордостью идущего в синагогу в шабат. «Я еврей. Я еврей. Я еврей», — сказала она низким голосом и накинула талит на голову, показывая, как его носят во время молитвы. «Это немного похоже на медитацию, — объяснила она. — Так вы чувствуете себя очень близко к Б‑гу». Потом дети подходили по одному, и Трипп предлагала им подумать о чем‑нибудь очень‑очень хорошем, на минуту накрывая талитом каждого ребенка. Потом Трипп сказала мне, что во время этой части программы она представляет себе колокольчик — «динь!», который отмечает, как в каждом ребенке исчезает антисемит.
После того как дети ушли, Трипп рассказала мне, что никогда не сталкивалась с антисемитизмом среди детей, которые приходят в синагогу на экскурсию, или среди соседей‑мусульман. Она считает, что страх мусульманского антисемитизма преувеличен. «Я не хочу быть наивной, — добавила она. — Разумеется, проблема существует. Но это совсем не то, что пора паковать чемоданы и переезжать в Израиль».
Синагоги Френкельуфер не было бы сегодня, если бы не эмиграция. После войны евреи из Восточной Европы образовали маленькую общину. После 1989 года к ним присоединились евреи из бывшего Советского Союза, но на рубеже тысячелетий община резко сократилась. Ситуация стала меняться несколько лет назад, когда в квартал стали приезжать молодые евреи со всего мира, в том числе несколько тысяч израильтян, переехавших в Берлин в последние годы, — многие из них принадлежат к левому политическому лагерю и обеспокоены сдвигом вправо, существующим в Израиле.
Среди новых прихожан синагоги — Нина и Декель Перец. Декель, бородатый историк и экскурсовод, приехавший в Берлин в 2002 году после службы в израильской армии, сказал мне, что его мать была совершенно шокирована его переездом. «Я вырос в этой атмосфере “никогда не ездить в Германию”», — сказал он. Поясняя свою мысль, он рассказал мне о том, как в детстве путешествовал с семьей по Европе, и им пришлось заехать на территорию Германии. Семья собиралась пересечь страну, не останавливаясь, но где‑то в Шварцвальде маленькому Декелю понадобилось пописать. У дороги он покрылся зудящей сыпью. Это было похоже на кармическое наказание за остановку. А вот семья его жены Нины как раз из Шварцвальда. «Я не знала никаких евреев и ничего не знала об иудаизме, кроме того, что написано в учебнике истории», — рассказала она мне. Познакомившись с Декелем, она перешла в иудаизм и сейчас входит в состав попечительского совета синагоги. Когда мы впервые встретились, она была беременна на восьмом месяце первым ребенком.
Декель говорит, что израильские правые политики часто критикуют израильтян, живущих в Германии. По его словам, они ругают израильтян, которые предпочли «легкую жизнь в диаспоре строительству сильного еврейского государства». В то же время израильские политики, в том числе премьер‑министр Биньямин Нетаньяху, все время предлагают европейским евреям избавиться от угрозы усиливающегося антисемитизма в Европе и вернуться домой, в Израиль. В январе Нетаньяху заявил, что угрозу европейским евреям представляет «сочетание исламского антисемитизма и антисемитизма ультралевых», хотя даже израильский министр по делам диаспоры заявил, что в 2018 году ультраправая угроза представляла наибольшую опасность для евреев в Соединенных Штатах и Европе.
Декель и Нина Перец с дочерью у себя дома в Берлине
Декель сказал мне, что считает синагогу Френкельуфер своего рода убежищем, где можно скрыться от многих из этих теорий: общину объединяет не страх антисемитизма или ориентация на Израиль, а местный бренд немецкого иудаизма. «Вопрос в том, что мы хотим создать для своих детей? — говорит Декель. — Мы не сидим на чемоданах. Мы здесь, чтобы остаться».
В июле Нина родила девочку, которую назвали Рония Сара. Несколько недель спустя, субботним утром родители принесли ее в синагогу на церемонию наречения имени. После этого община собралась за столом на кидуш, трапезу после богослужения. Люди пили вино и водку, ели селедку и лосося. Настроение было отличное. Отец Нины держал девочку, а Декель произнес несколько слов о своей бабушке Саре, в честь которой девочка получила второе имя. Сара пережила трудовой лагерь в Румынии и в конце концов попала в Тель‑Авив, где вышла замуж за деда Декеля — еврея из Марокко. Декель рассказал собравшимся, что Сара придерживалась ашкеназских обычаев. Она смотрела немецкие телепередачи и варила борщ. По его словам, когда Декель переехал в Берлин, она первая из всей семьи приняла его решение. «Ей нравилось говорить со мной по‑немецки. И я думаю, что она была бы рада, если бы узнала, что маленькая девочка по имени Сара родилась в Берлине».
Нина Перец с дочерью в синагоге Френкельуфер
Однажды вечером прошлым летом три поколения семьи Михальских — Венцель и Джемма, отец Венцеля Франц и мать Петра, а также братья и сестры Соломона — сидели в берлинском английском театре и смотрели, как Соломон, которому уже исполнилось 16 лет и который учился теперь в новой частной школе, играл в спектакле, поставленном по мотивам его истории антисемитской травли.
Спектакль начинается со сцены в классе, где на доске написано задание: «Трайбализм разделяет общины — объяснить». Подростки поделились на два племени, Тех и Этих, которые издавна враждуют друг с другом. В конце концов, все падают на пол и гибнут в последней схватке. Но потом все медленно встают.
— Ну и что? — спросил один из играющих. — В итоге все умерли?
— Отстой, — сказал другой.
— Да, зато реалистично, — заметил третий.
Последнюю реплику произносил Соломон.
— Ну, не знаю как вы, а я не уйду отсюда, пока мы не договоримся.
После спектакля Джемма сказала мне, что не держит зла на детей, которые травили ее сына. «Я не махнула рукой на этих детей, — говорит она. — Школа махнула рукой на этих детей». Отношение многих учителей, по ее словам, было такое: «С ними невозможно разговаривать; они мусульмане». По ее словам, это тревожное нежелание постоять за «жизнь в либеральном, толерантном демократическом обществе для всех, в котором нет места расизму».
Я спросил Соломона, думал ли он об антисемитизме до травли. Он рассказал мне, как он с дедушкой и бабушкой путешествовал как раз до начала этой истории. Они ездили по тем местам в Польше, Чехии и Восточной Германии, где дедушка прятался от гестапо. «Это очень сильно повлияло на меня, — признался он. — Я знал про дедушкины приключения, но после этой поездки стал по‑настоящему гордиться тем, что я еврей. А потом случилась вся эта история, и я стал еще больше гордиться своим еврейством. Не могу сказать, что я стал более религиозным. Это скорее идентичность, этническое происхождение — быть евреем и ходить по Берлину». Позднее его мать сказала мне, что ей грустно от того, что у сына укрепилось чувство принадлежности к племени из‑за опыта буллинга. Она не хотела, чтобы идентичность формировалась в страхе. «Я хотела, чтобы он был свободен», — вздохнула она.
Соломон сказал мне, что ему нравится в новой школе. У него появились новые друзья разного происхождения, и у них образовалась группа, которая называет себя «Меньшинства». Но он добавил, что пока что не хочет рассказывать всем о своей новообретенной еврейской идентичности. Он сказал, что хотел было носить шестиконечную звезду на цепочке, но родители сказали, что это плохая идея. Если кто‑нибудь дернет его за рубашку, цепочку станет видно. «Так что это все‑таки действительно опасно. Я имею в виду, что нельзя говорить: “Ладно, теперь все в порядке”».
Оригинальная публикация: The New German Anti-Semitism

Комментариев нет:

Отправить комментарий