Сексуальное насилие – вид террора
Вскоре окружная прокуратура Иерусалима предъявит обвинение 29-летнему жителю Хеврона Арафату Арафайе. Он подозревается в изнасиловании и убийстве 19-летней Ори Ансбахер. Прокуратура особо акцентирует тот факт, что преступление было совершено на националистической почве, и является терактом.
«Это один из очень редких случаев, когда без всяких проволочек подобное преступление признано терактом», — сказала в беседе с «Деталями» адвокат Рони Алони-Садовник. Она уже не первый год борется за то, чтобы именно так определялись и прочие преступления такого рода, совершенные по националистически мотивам.
Кто-то может счесть несерьезными эти претензии. Однако факты свидетельствуют об обратном. В последние годы зафиксировано немало случаев изнасилований или прочих сексуальных посягательств, которые сами преступники определяли, как «часть палестинской национальной борьбы».
Полицейская формулировка «сексуальное насилие» включает: изнасилование с применением силы или угроз; изнасилование с избиением; сексуальное домогательство; а также инциденты, связанные с непристойным поведением. Исходя из данной формулировки, полицейские с 2007 по 2014 год зафиксировали 533 сексуальных преступлений, совершенных арабами из Восточного Иерусалима и палестинцами Иудеи и Самарии против еврейских женщин. Включая семьдесят случаев изнасилования.
Точных данных с 2015 по 2018 год пока нет, большинство инцидентов еще расследуются, или же дела переданы в прокуратуру, которая пока не вынесла обвинительных заключений по ним. Но уже известно, что минимум пять преступлений на сексуальной почве квалифицированы, как националистические. В том числе изнасилование, совершенное в прошлом году.
Поразительно, но факт: переквалификации преступлений на сексуальной почве из уголовных в националистические нередко препятствует… израильское министерство обороны! Поскольку в этом случае пострадавшие или погибшие признаются жертвами терактов, что влечет за собой выплату компенсаций.
Тем не менее, по словам адвоката Алони-Садовник, в последнее время удалось добиться перемен: рассматривая некоторые случаи, суды отклоняли протесты оборонного ведомства и указывали на необходимость изменения статуса жертв. Помимо самой Алони-Садовник, этому в ряде случаев способствовало и упорство родственников погибших: они проводили самостоятельные независимые расследования, стремясь выяснить истинные мотивы преступления. Делали они это потому, что подобное расследование не провели ни полиция, ни Службы общей безопасности (ШАБАК).
— Как правило, на место любого происшествия выезжает полиция, — рассказывает «Деталям» адвокат Алони-Садовник. — Полицейские составляют протокол, забирают тело, если речь идет об убийстве, или сопровождают покалеченного в дорожной аварии… Но если установлено, что та же дорожная авария носит особый характер: скажем, за рулем находился палестинец, а погиб израильтянин — тогда полиция без промедления прекращает работу и тотчас вызывает на место следователей ШАБАКа.
— Почему введен такой порядок?
— Потому что, согласно существующим правилам, только ШАБАК может установить, имеет ли место обычная уголовщина или нечто большее. В сущности, во всех случаях, когда пострадавший оказался евреем, а убийца, грабитель или водитель, совершивший наезд — палестинец, это расследует ШАБАК. Но тут-то и начинается самое главное: если к ограблению или убийству примешивается сексуальный аспект, представителей спецслужб не вызывают!
Так обстояло дело на протяжении многих лет: если убийство совершено на сексуальной почве, ШАБАК расследованием не занимается, однозначно утверждая, что это — уголовное дело. И не только убийство, повторю, а любые преступления с сексуальным компонентом. Вообще не разбираются, по какой причине это произошло, априори все просто: захотел секса, применил насилие. Преступника, изнасиловавшего женщину, даже не спрашивают, какими мотивами он руководствовался… Я считаю такой подход крайне неверным, и борюсь с ним уже долгие годы.
— Можно это пояснить на каком-то примере?
— Таких примеров великое множество. Один инцидент, весьма показательный, случился десять лет назад. 25-летняя студентка, гид, оказалась в районе Эмек Гееном, в Иерусалиме — выверяла маршрут, по которому на следующий день должна была повести экскурсионную группу. На нее напали шестеро палестинских подростков, от шестнадцати до восемнадцати лет. Ограбили, избили, сломали ей нос и попытались изнасиловать. Полиция прибыла на место преступления, но ничего не сообщила ШАБАКу. Подозреваемых задержали, затем судили и посадили в тюрьму, но ни на каком из этапов – от предварительного следствия до судебного решения — не было сказано, что это преступление совершено на националистической почве, то есть является терактом.
Против переквалификации преступления выступало министерство обороны. Я почти десять лет боролась за то, чтобы добиться правды, и только в 2017 году пострадавшую все же признали жертвой враждебных действий. Во многом удачному результату способствовало то, что меня поддержал бывший начальник отдела расследований и разведки полиции, отставной генерал-майор Мени Ицхаки. Он заявил, что «жертва подверглась нападению, потому что она была еврейкой. И потому преступление носило националистический характер».
— Причина, по которой полиция не сообщила о преступлении в ШАБАК, все та же?
— Да, потому что это было преступление на сексуальной почве. И таких случаев, когда арабы прибегают к сексуальному насилию против евреев, очень много. Но многие из дел помечены грифом «уголовное преступление». И все.
— Как же удалось изменить положение?
— Колоссальная работа велась по всем фронтам. В частности, мы апеллировали к постановлению международного трибунала в Гааге; оно, в принципе, не касается Израиля, но определяет понятие «военных преступлений» по опыту конфликтов в Косово, Чечне, Руанде, где уничтожали тутси, Конго, и в других странах. Преступления на сексуальной почве, совершенные в ходе междоусобиц или этнических чисток – например, надругательства над женщинами и детьми — все это, согласно постановлению, считается неотъемлемой частью военных действий. А, стало быть, военными преступлениями, враждебными действиями. А раз так, то министерство обороны должно признавать жертв сексуального насилия — жертвами террора.
— Но признает далеко не всегда?
— Очень тяжело. По одному из недавних дел я обращалась к министру обороны Авигдору Либерману. Он ведь представляет себя активным борцом с террором? Но никакого ответа не получила. Возможно, ему просто не передали моего обращения, но от этого не легче.
— О каком деле идет речь?
— 16-летняя девочка из религиозной семьи возвращалась домой с вечеринки, на нее напали шестеро молодых людей — не палестинцы с территорий, а израильские арабы из преступного клана Харири. Ее силой отвезли на пляж в Нетании, избили до полусмерти. Прежде чем начали насиловать, кричали: «Вонючая еврейка!» Она слышала в те моменты, когда приходила в себя, как они повторяли: «Вонючая еврейка, вонючая еврейка!» Потом эти парни сбежали, оставив ее лежащей на песке. Вся в крови, она еле-еле добралась домой.
Полиция задержала преступников, их судили, дали им по шестнадцать лет. В судебном решении также указывалось, что девушку изнасиловали, избили, да еще и вопили при этом «Вонючая еврейка!» Скажите: что еще надо для доказательства того, что это теракт? Я обратилась в министерство обороны, объясняя, что это, вдобавок, еще и проявление антисемитизма. Об этом я написала Либерману, задав вопрос: почему ваше ведомство не признает очевидного факта? Почему министерство обороны считает, что случившееся к антисемитизму не имеет отношения, что крики «вонючая еврейка» — это, оказывается, не антисемитизм? Никто мне не ответил.
— И что вы тогда сделали?
— Я обратилась в суд. Процесс длился два года, и все это время оборонное ведомство не признавало наличия антисемитизма! Лишь три месяца назад тель-авивский окружной суд обязал министерство признать эту девушку жертвой враждебных действий. Суд принял нашу сторону, согласившись с тем, что изнасилование было совершено на националистической почве.
— Есть еще какие-то прецеденты, которые подкрепляют вашу правоту в споре с министерством обороны?
— Решение Совета безопасности ООН от сентября 2009 года; решение, которое было проведено по инициативе знаменитой голливудской актрисы Анджелины Джоли. Она, помимо прочего, посол доброй воли Управления ООН по делам беженцев. Так вот, Джоли вместе с Кондолизой Райс и Хиллари Клинтон на заседании Совета безопасности ООН добились принятия исторического решения, согласно которому любое сексуальное преступление, совершенное в зоне конфликта одного народа с другим, на спорных территориях, в «горячих точках» — считается военным преступлением.
Все последние десять лет я постоянно говорю Минобороны об этом решении. Как вы думаете, что они мне отвечают? Что Израиль это решение не признает, и оно нас ни к чему не обязывает!
— Одиннадцать жертв сексуального насилия признаны жертвами враждебных действий, благодаря вашим усилиям. Какой случай вызвал у вас самой сильное эмоциональное потрясение?
— Ни один из случаев не может оставить равнодушным. Но была история с девятилетней девочкой; история, потребовавшая от меня неимоверного душевного напряжения, нечеловеческих сил.
В 2006 году, в День независимости Израиля житель ПА Ахмад Ахдуш каким-то образом, не имея на то разрешения, оказался в Бейт-Шемеше… Вообще, надо сначала сказать несколько слов об этом человеке. Он — иорданец, отсидел там в тюрьме десять лет за убийство и издевательство над ребенком. Затем, насколько я понимаю, из тюрьмы сбежал и очутился в автономии, где его, не знаю, по какой причине, приняли чуть ли не с королевскими почестями. Ахдуш ПА женился, обзавелся детьми, и в поисках работы очутился в Израиле, не имея на то разрешения. Ничего удивительного в этом нет, у нас десятки тысяч палестинцев работают без разрешения.
По свидетельству самого Ахдуша в суде, в какой-то момент его «озарило», что он должен совершить преступление против евреев. Сначала он хотел взорвать автобус с детьми. Но из этой задумки ничего не вышло, и, как следует из материалов следствия, он изменил свои планы. Договорился со своей приятельницей, что она приведет ему «на заклание» молоденькую солдатку, ее подружку — и тогда он ее убьет.
Я уж не знаю, какими посулами он соблазнил свою сообщницу, но план был именно таким. Встречу назначили на День независимости возле рынка в Бейт-Шемеше. Но по какой-то случайности девушка с солдаткой не пришла. Ахдуш ждал довольно долго, а затем вдруг увидел девчушку на самокате. Девятилетнюю девочку, ее звали Рут. Он ее подозвал к себе и сказал: «Иди сюда, я хочу тебя о чем-то спросить, хочу что-то показать». Затащил на стройку — а был праздник, никого вокруг не было — изнасиловал, задушил шнурками от кроссовок, а тело спрятал.
Рут нашли через несколько дней, потом похоронили, и семь лет после похорон ее семья обивала пороги разных организаций — но никто не признавал их дочь жертвой террора. Потому что она была изнасилована. Родители Рут пришли ко мне буквально за месяц до того, как истекал срок давности, позволяющий подавать просьбу на пересмотр дела. Согласно израильским законам, этот срок — семь лет.
Что вам сказать? Я листала все эти документы, которые мне принесли, я смотрела на фотографии, запечатлевшие тело несчастной девочки в разных ракурсах, и внутри у меня все переворачивалось. На это невозможно было смотреть без содрогания. Такое не проходит бесследно, задевает душу, бередит сознание, я думала об этом постоянно, я не могла избавиться от этого, мне снились сны об этой девочке, над которой надругался этот… Я думала о том, какая же ненависть его должна была обуревать, чтобы он решился на такое преступление?
Именно это дело стало самым тяжелым в моей практике. Во всех смыслах. Да еще и министерство обороны на первом этапе отказало в нашей просьбе. Тогда я прибегла к юридическому трюку: обратилась в суд, но не с апелляцией, а подала иск против разгильдяйства и дискриминации со стороны Минобороны. Во-первых, мне не отвечают, и это – разгильдяйство, а во-вторых, я усматриваю в этом дискриминацию по отношению ко мне!
Но это еще не все. В это же время проходил суд по делу бывшего премьера Эхуда Ольмерта – делу «Ришон турс». Но прежде, чем прокуратура подготовила обвинительное заключение, она обратилась в суд с просьбой позволить ей получить досрочные показания от Моше Таланского, который также фигурировал в деле. Я подумала: что это за досрочные свидетельские показания? Стала выяснять внимательно, что это за странный казус, можно ли его как-то обратить в нашу пользу. И на следующий день после того, как подала иск против Минообороны, сразу же обратилась с просьбой о досрочных свидетельских показаниях — потребовала заслушать показания Ахдуша, который, разумеется, к тому времени сидел в тюрьме. Учитывая, что подобный прецедент был использован в деле Ольмерта, судья не стала возражать. В результате, в присутствии чиновников Минобороны, преступник был допрошен.
— Что вы хотели у него выведать?
— Понимаете, никто, — я подчеркиваю: никто! – у него во время следствия не поинтересовался, по каким мотивам он совершил преступление? Из каких побуждений? И при этом представитель министерства обороны в суде утверждал, что, мол, нет ни одного доказательства, свидетельствующего о террористическом характере преступления. «Конечно, — ответила я ему, — потому что вы этих доказательств не искали и даже не спрашивали у него, что им двигало».
Иными словами, я провела ту работу, которую должно было провести министерство. Я добилась, что Ахдуша доставили в суд, я задала ему прямой вопрос: «Почему ты убил девочку?!». И знаете, что он мне ответил: «Я отомстил ей за каждую слезинку палестинской матери». Вмешалась потрясенная судья: «Послушай, но ей же было всего девять лет!» — «Девять лет? – ухмыльнулся Ахдуш. — А еще через десять лет она стала бы солдаткой израильской оккупационной армии!»
После этого судья остановила допрос, обратившись к представителям министерства обороны: «Вам не стыдно? Неужели вам и сейчас не ясно, что это — терроризм в чистом виде?!» И вынесла решение признать погибшую жертвой враждебных действий.
Это было за три месяца до очередного Дня независимости. И впервые на церемонию, посвященную жертвам террора и военных действий, пригласили членов этой семьи, чтобы почтить память их дочки. Родители Рут не скрывали слез, им было так важно, что девочку признали жертвой террора! Что ее вспомнили в этот день. Я тоже была на церемонии, и, честно говоря, тоже не могла сдержать слез. Наверное, стоило ради этого сражаться, чтобы восстановить истину.
Марк Котлярский, «Детали» К.В.
Фото: Моти Мильрод
Фото: Моти Мильрод
Комментариев нет:
Отправить комментарий