Курт Воннегут и нацистская пропаганда

12.04.2016

Мог ли гениальный писатель и гуманист Курт Воннегут быть антисемитом? В высшей степени иронично, что вопрос этот у многих вытекает из текста его самой известной, да и в принципе главной антивоенной книги «Бойня номер пять». И дело не только в том, что в книге не упоминается Холокост, а, скорее, в приведенных в ней оценках Геббельса.

Несмотря на подозрения, циркулирующие в еврейско-американском литературном мире, Курт Воннегут евреем не был. А если и был, то только по второй жене, фотографу Джилл Кременц. Подозрения, впрочем, существуют и прямо противоположные: был ли Воннегут антисемитом?

Его главная пацифистская книга «Бойня номер пять» основана на пережитом самим Куртом во время Второй мировой войны. Прибыв на фронт в декабре 1944 года, как раз к началу Арденнской операции – последнего наступления немецких войск, – Курт вскоре попал в плен и был транспортирован в лагерь для военнопленных в Дрездене. 13 февраля 1945 года войска союзников разбомбили город до основания, попутно убив 135 тысяч жителей. Курт вместе с несколькими пленниками и охранниками – стариками и детьми – спасся, схоронившись в подвале под бойней номер пять, в 18 метрах под землей. Стоп!

Вот тут-то и кроется первая проблема. Если вас не смутило число погибших в Дрездене, напомню, что ядерная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки погубила 129 тысяч человек. Не кажется ли странным, что в Дрездене погибло больше? Вообще говоря, не особо, потому что это число – чистой воды вымысел Геббельса. Этот вымысел был перепечатан Дэвидом Ирвингом, английским «историком», отрицающим Холокост и признанным судом антисемитом. Он указал эту цифру погибших в книге «Разрушение Дрездена», которую Воннегут и цитирует в «Бойне номер пять». Но интереснее всего не сам факт использования Воннегутом источника, которому он психологически хотел верить, – все-таки американское правительство и в самом деле, мягко говоря, не афишировало бомбардировку Дрездена, где погибло хоть и не 135 тысяч, но все же 25 тысяч человек, и большинство – гражданские. Гораздо важнее то, что в предисловиях к многочисленным переизданиям книги Воннегут, к тому времени определенно осведомленный о подлоге, так и не удостоил внимания этот факт.

Воннегут также, вслед за Ирвингом, повторял, что бомбежка Дрездена была актом варварской мести, не обусловленной военной необходимостью, так как в Дрездене отсутствовали военные цели. Несмотря на то, что этот миф был окончательно развеян в книге британского историка Фредерика Тейлора «Дрезден», широкая публика все еще оплакивает Дрезден как «жертву непропорционального применения силы». К примеру, в недавнем репортаже NPR (Национального общественного радио США) оба ложных утверждения воспроизведены как не вызывающие сомнения.

Вторая проблема с «Бойней номер пять» – главной антивоенной книгой, написанной американским автором – состоит в отсутствии упоминания Холокоста. Вообще. Что для подобной книги про Вторую мировую войну выглядит как минимум странно. С другой стороны, в своей следующей книге, «Завтрак для чемпионов», Воннегут пишет над выведенной им свастикой: «Да и вообще, не один Двейн страдал от того, что в нем образовались вредные вещества. В историческом прошлом у него было сколько угодно товарищей по несчастью. Например, в те времена, когда он жил, жители целой страны под названием Германия некоторое время были настолько отравлены вредными веществами, что понастроили фабрики, служившие единственной цели – убивать миллионы людей. Пока немцев отравляли дурные вещества, флаг у них был такой». Дальше он выводит флаг ФРГ, снабдив его надписью: «А когда они выздоровели, флаг у них стал такой».

Среди его друзей, впрочем, недостатка в писателях с еврейскими корнями не было – это и Джозеф Хеллер, и Нельсон Олгрен, и Ирвин Шоу, и Норман Мейлер. Каждый привез с войны по роману, но лишь Воннегуту потребовалось четверть века, чтобы достать материал из закромов памяти и закрепить его чернилами на отбеленной и раскатанной древесной пульпе.

***

На самом деле, был у Воннегута и полноценный роман, затрагивающий тему Холокоста. Да-да, как раз тот, где в предисловии Курт пишет: «Занимайтесь любовью, когда можете. Это вам на пользу». А еще: «Мы как раз то, чем хотим казаться, и потому должны серьезно относиться к тому, чем хотим казаться». Роман называется «Мать-тьма», или «Мать-ночь» – кому как больше нравится. Главный герой, Говард Кэмпбелл, глава нацистского отдела пропаганды на англоязычный мир и по совместительству американский шпион, сидит в тюремной камере в Иерусалиме и пишет историю своей жизни. Лишь три человека во всем мире знают, что Кэмпбелл – не тот, за кого его принимает весь мир.

Кэмпбеллу предстоит встретиться и с Эйхманом, найденным агентами израильской разведки в Аргентине и переправленным в Израиль для суда. Сияющий, улыбающийся Эйхман говорит, что он ни на кого не сердится, и что жизнь разделена на фазы, которые резко отличаются друг от друга, и что должно понимать, что требуется делать в каждой фазе, и что в этом секрет удавшейся жизни. Эйхман, создатель Освенцима, изобретатель конвейера в крематории, говорит, что нисколько не раскаивается в убийстве шести миллионов евреев. Когда Кэмпбелл шутя предполагает, что Эйхман был обычным солдатом и, как все солдаты в мире, получал и исполнял приказы свыше, Эйхмана просто оторопь берет. Откуда, говорит он, вы знаете, на чем построена моя защита?

Не менее ироничным – Курту бы понравилось – является и то, что Воннегут в определенной мере стал жертвой нацистской пропаганды, сам того не осознавая. Он, конечно, не первый автор, подогнавший факты под устраивающую его версию реальности, что в войне правой стороны нет. Да, агрессор уравнивается с жертвой, что особенно заметно, когда Воннегут саркастически цитирует предисловие к книге Дэвида Ирвинга «Разрушение Дрездена», выражающее несогласие с изложенной в ней позицией: «Затрудняюсь понять англичан или американцев, рыдающих над убитыми из гражданского населения и не проливших ни слезинки над нашими доблестными воинами, погибшими в боях с жестоким врагом. Мне думается, что неплохо было бы мистеру Ирвингу, нарисовавшему страшную картину гибели гражданского населения в Дрездене, припомнить, что “ФАУ-1” и “ФАУ-2” в это время падали на Англию, без разбору убивая граждан – мужчин, женщин, детей, для чего эти снаряды и были предназначены. Неплохо было бы ему вспомнить и о Бухенвальде, и о Ковентри…»

Ах нет, смотрите-ка, одно, хоть и косвенное, упоминание о Холокосте все же есть! И далее: «Я глубоко сожалею, что бомбардировочная авиация Великобритании и США при налете убила 135 тысяч жителей Дрездена, но я не забываю, кто начал войну, и еще больше сожалею, что более пяти миллионов жизней было отдано англо-американскими вооруженными силами в упорной борьбе за полное уничтожение фашизма». «Такие дела», – рутинно добавляет Воннегут. Так говорят о покойниках тральфамадорцы, обитатели планеты, откуда появляются летающие блюдца. Тральфамадорцы, конечно же, взорвут Вселенную, испытывая новое горючее для своих летающих блюдец.

«Бойня номер пять», впрочем, немного о другом. Она о том, что единственные люди, приспособленные к войне, ведут ее, как сказали бы в нынешнее время, с дивана. О сокрушающем фатализме, о неуклонном ходе истории, и о космически незначительной роли одного человека.

О том, что чтобы ты ни делал, ничего не изменить.

Помните? «“Господи, дай мне душевный покой, чтобы принимать то, чего я не могу изменить, мужество – изменять то, что могу, и мудрость – всегда отличать одно от другого”. К тому, чего Билли изменить не мог, относилось прошлое, настоящее и будущее».

***

Девять лет и один месяц назад Курт Воннегут навернулся со ступенек своего нью-йоркского дома. Его родной штат Индиана объявил 2007 год «Годом Воннегута» и пригласил писателя выступить с речью в Университете Индианаполиса имени Батлера. Курт только-только закончил сочинять речь, как к нему заглянул знакомый. Они пообедали вместе, и, уходя, знакомый спросил Курта: «Ты веришь в Б-га?» На что Курт ответил: «Не знаю, но кто не смог бы поверить?»

Надев прожженные сигаретами штаны и мешковатый вязаный свитер, Курт пошел выгуливать мальтийскую болонку по кличке Муковка, любимую собаку жены. Он наверняка собирался пройтись и по набережной мимо штаб-квартиры ООН, организации, созданной после Второй мировой войны с определенно некой благородной целью, благо отделяли их всего-то два квартала. Спустившись на первый этаж раньше Курта, Муковка обернулась посмотреть, идет ли хозяин. Курт споткнулся о поводок и ударился головой о тротуар. Он умер, не приходя в сознание, четыре недели спустя.

Даниил Готштейн