ТАЙНА ДУЭЛИ ПУШКИНА С ДАНТЕСОМ

                        Памятник Пушкину в Эфиопии. ГЕНИАЛЬНЫЙ СТРЕЛОК

Люди придают кровным узам, пожалуй, излишне большое значение. Педро Энрикес Уренья несколько лет назад рассказывал мне, что в Эфиопии обсуждается проект памятника великому русскому поэту Александру Пушкину, прадед которого был по рождению абиссинцем. Почти официальный культ Пушкина в России сделал для его далеких соплеменников доступным наслаждение бессмертным новаторским ямбом "Евгения Онегина" без посредства литературного перевода.

Правда, Карл Густав Юнг утверждает, что влияние ландшафта и окружающего иноплеменного населения на личность существует. Как он пишет об американцах, "тело реагирует на Америку, а душа на Африку". Многие исследователи Пушкина пытались выявить, в чем сказалось влияние его африканских предков. Большинство сошлось на том, что им он обязан своей горячей кровью и многочисленными любовными победами.

Однако такой вывод не только банален, но и неточен. Согласно маркизу де Кюстину и запискам князя Вяземского, нравы высших слоев русского общества во времена Пушкина оставались почти столь же свободными, как в годы екатерининского барокко. Не занимая высокого административного поста, чем бы выделялся Пушкин среди других аристократов? Но нельзя вечно состоять в "золотой молодежи", и вполне русские проказы Пушкина сменяются столь же "национальными" прочными семейными узами, заботами по укреплению семейного благополучия. Куда же подевалась в таком случае его абиссинская кровь?

В моих руках, благодаря любезности главного хранителя библиотеки Ватикана, находится копия рукописи, которую известный Модзалевский датировал первой половиной 1840-х годов, но считал фальшивкой. Действительно, в огромной литературе, посвященной дуэли Пушкина, нет никаких упоминаний, что его секундант Данзас оставил для Академии наук записку в запечатанном конверте, рисующую "истинную" картину роковой дуэли. Тем не менее я склонен согласиться с Романом Якобсоном в том, что записку "псевдо-Данзаса" составил осведомленный человек из ближайшего окружения Данзаса, а возможно, и самого Пушкина.

Вот ее самый примечательный фрагмент:

"...Я суеверен, но на этот раз почему-то не сомневался в исходе поединка. А. С. (Пушкин. -X. Б.) был мне известен как отменный стрелок. Было и еще одно обстоятельство, вселявшее в меня уверенность: в последнее время он начал страдать чрезмерной дальнозоркостью, так что для чтения и письма принужден был пользоваться очками, коих стеснялся и даже в своем кабинете прятал от глаз любопытствующих посетителей. Словом, я был уверен, что если ему будет суждено стрелять в ненавистного противника, он не промахнется.

...Начали сходиться. Замеченная мною дрожь в руках, припухшее лицо господина Дантеса верно указывали на бурно проведенный накануне вечер, а может, и ночь. Не лучший козырь на дуэли!

Дантес выстрелил; так и есть, пуля пролетела едва ли не в аршине от головы А. С. и с шипением зарылась в снег. А. С. злорадно улыбнулся, потом бледное лицо его напряглось, он выстрелил... Дантес опрокинулся навзничь, но тут же поднялся на ноги. Судьбе было угодно, чтобы пуговица, одна из бесчисленных, украшавших его кавалергардский мундир, спасла эту бестолковую жизнь.

С фатовской улыбкой Дантес протянул руку Пушкину. Но тот с проклятием швырнул оземь пистолет и побежал к своему возку. Мы тронулись в обратный путь, я ехал за возком А. С. Когда проехали заставу, мне показалось, что в возке Пушкина щелкнул выстрел. Я подумал, что это подбросило экипаж на кочке. Мы остановились у дома А. С. Он медлил выйти из возка. Я подошел, думая помочь ему. Лицо Пушкина было бледнее мрамора, рука, прижатая к животу, в крови, у ног валяется карманный пистолет английской работы. "Скажи им, что это Дантес", - тихо прошептал он. Я так и сделал.

Но, очевидно, господин Дантес не сразу догадался воспользоваться случаем для укрепления своей славы бретера. Так или иначе, но истинный исход дуэли и причина рокового ранения А. С. стали известны Императору и, что хуже, Священному синоду.

Лишь вмешательством влиятельных друзей покойного и участием графа А. X. Бенкен-дорфа удалось убедить иереев разрешить похоронить Пушкина не за церковной оградой, как самоубийцу, на чем настаивали его клерикальные недруги, но как доброго православного. Ночью, почти тайно, тело его было увезено в псковское имение и захоронено в Святогор-ском монастыре..."

Можно понять отчаяние Пушкина, когда, выставленный на посмешище ухаживаниями за его женой офицера Дантеса и распускаемыми им слухами и сплетнями, он по глупой случайности не смог смыть оскорбление кровью обидчика. Он представлял себе два исхода дуэли, равно отвечавшие пафосу обуревавших его страстей: убить или быть убитым. Но Провидение не захотело подать ожидавшийся знак или подало совсем не тот, который Пушкин готов был со смирением принять.

И тогда творец судеб своих литературных героев решил исправить волю Творца и изменить по законам высокой трагедии исход дуэли - даже ценой отягощения своей души смертным грехом. Не сказался ли в этом последнем яростном отчаянии и роковом порыве огонь крови его африканских предков?

Хорхе Луис Борхес, републикация из журнала "Пушкин" N1 за 1 мая 1998 года, ст.12, где Олег Процик говорит, что эта работа впервые опубликована в 1952 году в сборнике "Новые расследования".

Дополнительный материал к статье "Сложить оружие "Пушкин""