Отдельно выделим из конкурса Берлинского кинофестиваля новый фильм Надава Лапида «Синонимы». Станислав Зельвенский рекомендует, а жюри Берлинале вряд ли проигнорирует кино про эмигранта в Париже.

Спортивный молодой человек (Том Мерсье) с проколотой губой и рюкзаком за плечами стремительно движется по парижским улицам. Он заходит в османовский дом и, нашарив ключ под ковриком, попадает в огромную, абсолютно пустую парижскую квартиру. Пока, пытаясь согреться, он сидит в ванной, все его вещи загадочным образом пропадают. От смерти вследствие гипотермии его спустя какое-то время спасут соседи — юный наследник миллионов Эмиль (Кантен Дольмер) и его подружка Каролин (Луиза Шевийотт), которая играет на гобое. Самого героя, как выяснится, зовут Йоав, и он сбежал в столицу Франции из Израиля, где ему стало невыносимо.
Самый яркий — не считая удивительного экскурса Фатиха Акина в Гамбург 1970-х — конкурсный фильм Берлинале-2019 поставил Надав Лапид, очередная надежда израильского кино, традиционно довольно безнадежного. Это третья его полнометражная картина; предыдущую в прошлом году пересняли в США как «Воспитательницу» с Мэгги Джилленхол. Если верить 43-летнему режиссеру, «Синонимы» — фильм во многом автобиографический, поскольку сам он в нулевые пытался навсегда остаться в Париже.
Это нервное, непредсказуемое, претенциозное, дикое, раздражающее, поэтичное, наивное, злое, полностью обнаженное кино, которое стоит хотя бы из любопытства пережить, даже если потом вы будете об этом немного сожалеть. Регулярно обнажен и главный герой — в абсолютно безбашенном, иначе не скажешь, исполнении израильского актера Мерсье. Его Йоав адаптируется в Париже методом погружения: он отказывается говорить на иврите даже с теми, кто его понимает, и повсюду ходит с французским словарем, зубря синонимы. Ясно, что у Мерсье такая фамилия неслучайна: французский героя, несмотря на легкий акцент, неправдоподобно близок к идеальному.
Репортаж «Кино ТВ» о премьере фильма на Берлинале и интервью с режиссером
Лапид повторяется, не знает, когда остановиться, и колотится головой не только в закрытые двери, но и в открытые, — но все это от безапелляционной и в конечном счете заразительной убежденности, что ему есть что сказать. Режиссер совсем не гонится за реализмом, хотя в каких-то деталях подчеркнуто точен (например, цена измельченных томатов в самом дешевом супермаркете). При этом Йоав активно сопротивляется туристическому шарму Парижа, на улицах принципиально не поднимая головы, особенно на берегах Сены, а на работу устраивается охранником в израильское посольство. Впрочем, ненадолго; вскоре ему придется позировать голым для человека с айпэдом, который будет просить его засунуть палец себе в задницу и сказать что-нибудь страстное на иврите.
Париж для Лапида (тут он, ясно, не одинок) — город кинематографический: роскошное пальто верблюжьего цвета, в котором благодаря щедрости Эмиля ходит Йоав — такой же очевидный привет «Последнему танго», как отношения Йоава с его спасителями — привет «Мечтателям». Приветы, впрочем, иронические и, кажется, довольно злобные. Персонаж Дольмера (звезда «Трех воспоминаний моей юности» Деплешена) с его пачками евро и водолазками, задумчивый буржуа, безуспешно сочиняющий дурной роман и с первого взгляда влюбляющийся в героя, выглядит ничуть не дружеской карикатурой на типажи новой волны — равно как и его томная подружка, которую определяют гобой и беспорядочные связи.
Позади, в Израиле, осталась бесконечная война и культура поведения, построенная на этой войне. Йоав, естественно, служил в армии и остался очевидно этим травмирован (хотя флешбэки на этот счет носят откровенно комический характер), а его новые товарищи из числа парижских израильтян — карикатурные мачо, которые при знакомстве молча начинают бороться, а на прохожих набрасываются со словами «я еврей!». Любопытно, что «Синонимы» поддержаны израильским минкультом; то ли там невнимательно прочитали сценарий, то ли решили, что одна из его центральный идей: от родины, так сказать, никуда не денешься — звучит достаточно патриотично, чтобы закрыть глаза на все остальное.
В каком-то смысле это очень частная история — про израильскую, еврейскую идентичность, про особенности натурализации во Франции (замечательные абсурдные сцены в соответствующем центре, где людей заставляют петь «Марсельезу» и учить президентов, «дʼЭстена можете называть Валери»). Но тут, несомненно, спрятан и универсальный опыт, размышление на тему того, где кончаешься ты и начинается твоя страна. Тему популярную, кстати, и в России, но в нашем кинематографе пока осмысленную на уровне «Мальчик, ты не понял, водочки нам принеси».
7 / 10

Оценка
Станислава Зельвенского