СТРАНА, СОРВАВШАЯСЯ С ЯКОРЯ

Эфраим Баух

СТРАНА, СОРВАВШАЯСЯ С ЯКОРЯ

В нынешнем 2018 году продолжается череда черных юбилеев.

Сто лет назад Россия была подобна кораблю, сорвавшемуся с якоря, каждый раз натыкающемуся на очередную скалу. И моряки, вместо того что спасать судно, вступили в нескончаемую убийственную междоусобицу, уничтожая друг друга и, по ходу сплошных убийств, прихватывая безоружных беспомощных пассажиров, не жалея женщин, детей и стариков.

В такой ситуации из всех щелей тонущего корабля, шевеля тараканьими усами, выползали провокаторы, услужливые предатели, разнося, как чуму, завиральные идеи "борьбы за светлое будущее", главной преградой  которой был сионизм. Провокаторы платно и безвозмездно, не покладая рук, обливали грязью этот "преступный сионизм", обрушивая на него все громы и молнии.

Неуправляемый корабль грозил пойти на дно. Палачи и жертвы без конца менялись местами. Затем долгое время делали вид, что у них отшибло память. Но, как мачта тонущего корабля, из вод торчала мачта антисемитизма.

Вот и сейчас возникла очередная замшелая скала, – черный юбилей, 35 лет со дня создания Антисионистского Комитета советской общественности , - 29 марта 1985 года. По предложению  отдела пропаганды ЦК КПСС, вкупе с министерством госбезопасности (МГБ), постановили  – создать Антисионистский комитет советской общественности – АКСО.

Я уже шесть лет, с 1977, проживал в Израиле, покинув страну социализма при Брежневе, которой напутственно написал  четыре строчки:

…И каждый день, и каждый час,

Насквозь пропитанная ядом,

Страна прощупывала нас

Отеческим, отёчным взглядом…

 Сегодня, кажущиеся фантомными, канувшими в небытие, наименования и аббревиатуры, включая главную – СССР (расшифровывали шепотом – "Смерть Сталина спасет Россию"), всё еще живучи.

В тот сакраментальный год "командовал парадом" генсек Юрий Андропов, сменивший на посту расставшегося с нашим миром, Леонида Брежнева, вместе с вопросом, который был задан армянскому радио: "Чем отличается генсек от гомосека?" Ответ мгновенно узнавала вся тогдашняя общественность: "Генсеки целуются стоя, гомосеки – сидя". Хорошо помнятся лобызания Леонида Ильича, особенно с главой почившей в бозе Германской демократической республики – ГДР – медоточивым  Хоннекером, что в переводе с немецкого означает– Медовой.

Но далеко не забавно было то, что этот "новый" антисемитский  спектакль затеял Андропов, матерью которого была Евгения Карловна Файнштейн.

Вероятно, все же, готовя эту акцию, он вдохновлялся воспоминаниями о другом "Анти Комитете" под аббревиатурой ЕАК – Еврейском Антифашистском Комитете.  Его создал "корифей" 42 года назад, в год нападения Германского Рейха на СССР. Он еще успел Комитет этот  расстрелять в 1952, за семь месяцев без одной недели, 5 марта 1953 года, до собственного издыхания. И опять на всех перекрестках записные антисемиты кричали: это евреи убили "вождя всех времен и народов", бросив жребий ("пур" на иврите) на его жизнь к своему празднику Пурим.

Один из удивительных глав советского правительства Виктор Черномырдин сказал одну из своих крылатых фраз: "Хотели как лучше, а получилось, как всегда".

Но есть разница в самом изначалье этих двух скал преткновения в судьбе российского еврейства – ЕАК и АКСО. Первый комитет способствовал спасению евреев, да и СССР, ибо оружие, купленное на собранные евреями во всем мире деньги, помогло преодолеть явное поражение в начале войны.

Целью же второго комитета было – "дезавуировать" сионизм, облить его грязью, собрать подонков из среды евреев, мобилизовать их на борьбу с сионизмом. Сравнение сионизма с  нацизмом стало расхожим, а точнее, отхожим местом, куда уж дальше, самого генерала-полковника, шутка сказать, дважды Героя Советского Союза, Давида Драгунского, не побрезговавшего возглавить этот самый АКСО, и произносить это сравнение с истинно солдафонским пафосом. В те годы, часто посещая Центральный Дом литераторов в Москве, я встречался и подолгу беседовал с великолепным писателем и публицистом Аркадием Ваксбергом, благословенной памяти. В своей книге "Из ада в рай. Еврейский вопрос по Ленину, Сталину и Солженицыну", он пишет – "…АКСО должен был не сплачивать, а раскалывать, клеймить и осуждать… Вокруг АКСО вились только мобилизованные Лубянкой подонки – грязная  "еврейская" пена, услужливо травившая каждого,  кто пытался вырваться из дискриминационных клещей…  Наличие еврейских выродков – шавок, стремящихся перещеголять великодержавных хищников, – отнюдь не новость, но теперь на этом поприще подвизались уже не зловещий Заславский, не холеный циник Хавинсон, не академики и профессора, а, главным образом, такие, как графоманствующий драматург  Цезарь Солодарь или ничтожный журналист Виктор Магидсон, тексты которых запестревшие в прессе, отличались визгливой истеричностью в обличении "сионистов", надрывным пафосом,  подчеркнуто выраженным советским патриотизмом, почти полным отсутствием позитива в отношении к братьям-евреям".

Цезарь Солодарь, можно сказать, самый непримиримый борец с сионизмом, печатал свои изощренные пасквили в журнале "Огонек", редактором которого был истовый поклонник Сталина и патентованный антисемит Анатолий Софронов, дающий страницы журнала всей шайке русских антисемитов. Солодарю был дан карт-бланш – обвинять  сионизм, концентрирующий в себе, по его лживой схеме, крайний национализм, шовинизм, расовую нетерпимость, оправдывающую захваты, культ политической вседозволенности и безнаказанности, грязные маневры.

Таковой была мерзкая атмосфера поздних восьмидесятых. С момента Шестидневной войны 1967 года до 1980 в СССР было опубликовано 214 книг и 2262 статьи, наполненные  злобными инсинуациями,  нескрываемой бешеной ненавистью к государству Израиль и сионизму.

В этой своре и сваре участвовало немало евреев, осуждение которых еще ждет своего часа, ибо сделанное ими не имеет срока давности. Известно, что старуха История страдает забывчивостью и несварением желудка. Но в ее мусорных свалках время от времени обнаруживаются поразительные документы. Так стенограф Адольфа Гитлера Генри Пиккер опубликовал "Застольные разговоры Гитлера в "волчьей" ставке в Виннице". Фюрер рассказывал о разговорах Риббентропа со Сталиным за ужином. Сталин не скрывал, что ждет, когда будет достаточно русской интеллигенции, чтобы полностью покончить с засильем евреев. Советско-нацистское братство было столь велико, что Сталин говорил  об этом открыто.

В анальных анналах Истории также зафиксированы изданные в то подлое время шесть антисионистских книг Солодаря.  По словам Аркадия Ваксберга "Солодарь сделал своим ремеслом очернение еврейского народа, государства Израиль,  всех его национальных институтов и ценностей". 

Невозможно забыть "группу дрессированных евреев под управлением  генерала Драгунского". В 1982 году, во время Ливанской войны, в которой участвовал в спецназе мой сын, у одного из уничтоженных командиров Организации освобождения Палестины – ООП, было найдено удостоверение выпускника курсов "Выстрел", подписанное Драгунским.

Словесное озверение всех советских борзописцев, вероятно, должно было компенсировать прежний пик антисемитизма, закончившегося массовыми расстрелами.

Рядом с изощрённостью еврейских писак Арона Вергелиса, Шейниса, Шахновича, за которыми следовала мелкота, которых и сегодня немало окопалось в Израиле,  бледнели  антисионистские бредни Большаковых, Романенко, Корнеевых, Евсеевых, Бегунов, Солдатовых.

Однажды в молдавском издательстве "Картя  молдовеняскэ" я сидел с редактором готовящейся к печати моей книги стихов. Рядом, за другим столом, с другим редактором, сидел явно несимпатичный, лысый, бледный человечек, от которого явно несло неприятными флюидами. После его ухода я спросил, кто это. Понизив голос, мой редактор сказал: "Это Юрий Антонович Колесников, бывший разведчик, но и теперь, в пенсионном возрасте большая шишка: заместитель председателя Антисионистского комитета советской общественности, АКСО, генерала Драгунского. По секрету – его настоящее имя – Йойно Товович Гольдштейн. Жил в качестве эмигранта в Палестине. Создавал там советскую агентурную сеть…"

Вот с кем я имел честь сидеть рядом, автором романа "Занавес приподнят", вышедшим в "патриотическом" и, в общем-то, антисемитском издательстве "Современник". В этом издательстве подвизались крайние антисемиты Куняев, Передреев, Шкляревский и кишиневец Феликс Чуев, учившийся с моей женой в школе №9, и прославившийся своими интервью с почетными пенсионерами Молотовым и Кагановичем. Переживший всех своих соратников, Молотов, не раз позоривший свою истинную фамилию Скрябин, сохранил собачью преданность усопшему колченогому  Хозяину.

Роман Юрия Колесникова "Земля Обетованная" вышел в издательстве "Прогресс", ставшем затем  издательством "Радуга", где в серии "Мастера современной прозы" вышел и мой роман "Пустыня внемлет Богу" о пророке Моисее.

Самая антисионистская, антиизраильская книга Колесникова "Тьма сгущается перед рассветом" вышла в "Картя молдовеняска" в 1964 году. Моя книга стихов "Красный вечер" с поэмой "Моисей" вышла том же издательстве, в 1968 году, после чего меня зачислили в сионисты и шельмовали на всех партактивах. А вина моя была в том, что я осмелился в телевизионной программе прочесть одну "Четырнадцатую песнь" из этой поэмы –

Он делал хлеб из песка, он был занят

В солнечном полдне лета,

Печальный карлик с большими глазами –

Маленький мальчик из гетто.

Однажды из горла вырвался смех,

А он ведь не знал, что это,

Но понял по лицам, что это – грех –

Маленький мальчик из гетто.

А ночью над ним, склоняя бороду,

С глазами печально мудрыми,

Пел молитву дедушка Борух,

Сухой и желтый, как мумия.

Потом старики накрывались белым,

Худыми ладонями пол мели,

Ложились в ряд, шептали и пели,

Недвижные белые холмики.

Наверно трудно разжалобить Бога,

Ведь столько слез было пето.

Он мало знал, он знал очень много,

Маленький мальчик из гетто.

Печальный карлик ч большими глазами,

Он не был из одиночек –

Звезды были ему друзьями.

Не желтые. Те, из ночи.

Ах, облаком стать бы, помчаться с ветрами

К тем звездам. Придете ли скоро вы?

Я мальчик, мне плохо, и папе и маме,

И бабе и дедушке Боруху.

Зачем их заставили рано подняться?

Сказали, что там будет лучше.

Труба пребольшая. Так вот где родятся

Красивые белые тучки!

Чего же он плачет, мой дедушка старый,

Ведь он и не знает, что это?

Ты счастлив, мой милый, ты облачком станешь,

Маленький мальчик из гетто…

Был мир. И дети катили обручи

В солнечных пятнах лета.

И тихо плыло над ними облачко –

Маленький мальчик из гетто.

Благо, миновали дни чудовищной мистерии Двадцатого века под именем дела "убийц в белых халатах", дни массовых расстрелов и заточения на долгие годы в Гулаге – Государственном управлении лагерей..

Правда, жлобство советской власти продолжалось и при Никите Хрущеве, и при Леониде Брежневе. Оставлены были без ответа обращения по поводу расстрелов по экономическим делам со стороны видных мировых имен – философов и политических деятелей, – еврея Мартина Бубера, француза Франсуа Мориака, британца Бертрана Рассела. Зато большими тиражами издавались откровенно расистские книги – "Иудаизм без прикрас" Трофима  Кичко,"Осторожно, сионизм" Юрия Иванова. Общий тираж антисионистских, а по своей сути, антисемитских книг, до прихода к власти Горбачева, достиг девяти миллионов.

Желтизна и погромная истерия партийной прессы была похлеще настоящей желтой. То в жар, то в холод бросали леденящие душу лозунги: "Священный гнев и беспощадная кара советского народа обрушится на адептов сионского кагала".

Три сталинских закоперщика, приближенных к Хозяину, официальный холуй историк Исаак Израилевич Минц, благополучно доживший до девяноста пяти лет, чудовищный негодяй, заработавший кличку "Плешивый", Давид Заславский, травивший в прессе Осипа Мандельштама и Бориса Пастернака,

журналист Хавинсон – рьяно  взялись за выполнение задания – подписать как можно больше именитых евреев под письмом вождю, по рабски благолепно благодаря его за спасение (высылку) евреев от "справедливого гнева русского народа". При всём понимании реального страха, осевшего, как стронций, не столько в костях, сколько в душе, я испытал настоящее потрясение, узнав, кто поставил подписи под этим письмом. Вот, некоторые имена – министр Борис Ванников, генералы Давид Драгунский и Соломон Кремер, академики Фрумкин, Вольфкович, Ландсберг, авиаконструктор Семен Лавочкин, писатели Василий (Иосиф Соломонович) Гроссман, Самуил Маршак, Павел Антокольский, Лев Кассиль, композитор Матвей Блантер, музыканты Давид Ойстрах и Эмиль Гилельс, дирижеры Юрий Файер и Самуил Самосуд, балерина Суламифь Мессерер, тетя Майи Плисецкой. Маргарита Алигер, инфицированная вирусом обреченности, подписала, лишь бы бежать, "не видеть  жабью физиономию Заславского,

паточную  улыбку лощенного упыря Хавинсона". Эренбург вручил письмо Шепилову для передачи Маленкову, а тот – Сталину – 3  февраля 1953 года.

Не подписали Герой Советского Союза генерал Яков Крейзер, венгерский коммунист Евгений Варга, профессора Горюнов и Аркадий Иерусалимский, экономист академик Иосиф Трахтенберг.

Украинский писатель, диссидент Иван Дзюба выступил в 25 годовщину трагедии Бабьего Яра:

"Мы не достойны памяти тех, кто здесь погиб, кто отдал жизнь в борьбе с нацизмом, раз до сих пор среди нас находят место разные формы человеконенавистничества, и в том числе та, которую мы называем стертым, ставшим банальностью, но страшным словом – антисемитизм".

Это уже было время, когда можно было сделать выбор, не боясь расстрелов и Гулага.

В давние дни, заваленные глыбами времени, я пришел к печальному выводу, что существуют вирусы, пострашнее всех возбудителей болезней. Это вирусы предательства в черных душах и вирусы обреченности в душах жертв, смертельно набрасывающиеся на человека по дороге в Бабий Яр или в кремационные печи Аушвица.

Впервые вирус обреченности сжал мне горло, когда я в Москве мимолетно познакомился с "еврейской девушкой" и ее отцом, увешанным орденами и значками. Узнав, что я еврей, он говорил со мной на идиш и иврите, без конца, со знанием дела и нескрываемой любовью, цитировал Священное Писание, каждый раз возвращаясь к строке – "Ло тиса эт шем элоэйха лэ шав" – "Не повторяй  имя Господа всуе".  Он потянул меня в Зарядье, место бывшего проживания евреев. Он красочно объяснял мне, что это опустошенное и печально ожидающее своего полнейшего исчезновения, место, Зарядье, – от слов "за рядами" торгового рынка охотнорядцев, отпетых антисемитом и погромщиков, ведь рядом проходила улица Охотный Ряд. И еще, по его мнению, это название от слова "Заряд" – заряд кипевшей здесь когда-то еврейской жизни. Я был ошеломлен, я всем моим друзьям прожужал уши об этом удивительном старике, пока один из друзей, наиболее трезвый в своих суждениях, не повел меня в книжный магазин и показал книгу "Что такое талмуд". С такой ненавистью, злобой, ложью, в такой ядовитой концентрации, против и иудаизма, и, конечно же, государства Израиль я сталкивался впервые.  Автором этой книги и других подобных оказался обожаемый мной старик. Это было – как удар в пах, как выворачивают руки за спину. Вот, чем обернулось – " Не повторяй  имя Господа всуе". 

Стоял свинцовый скрипучий день. Скобы Лимба адовых пропастей, с треском и поскрёбыванием, рвали живую ткань пространства. Мороз крепчал к ночи. Лязгали, драли шкуру и нервы трамваи, по кривой загибаясь с улицы Лесной на Новослободскую. Тьма казалась вымерзшей до остатка, изошедшей последним живым духом. Воздух был сух и ломок, до того, что, казалось, сейчас легкие рассыплются , как крылья бабочки, засушенной в гербарии. И двухлепестковый, двукрылый рисунок легких, подобный тем, которые рисуют на карточках туберкулезного диспансера, плыл перед глазами. Льды были отёчны на карнизах и деревьях. Световые проруби окон превратились в желтые, горбато оплывшие бруски. Это был самый корень предательства, вызвавший у меня в душе взрыв вируса обреченности, обнаружившей всю давящую на сердце мразь, включая Старую площадь. Все это существовало, и было неуловимо, благодаря возможности, наличию, реальности этого предательства.

Меня охватило безразличие, как перед замерзанием.

Второй случай произошел в газете, где я заведовал отделом литературы и искусства, а через стену располагался отдел науки, заведующим которого был еврей, ныне давно ушедший к праотцам. Естественно, мы все время обсуждали пасквили, осуждающие евреев, уезжающих в Израиль, публикуемые в центральной партийной газете за подписью – Наум Каушанский.  И снова я получил удар в солнечное сплетение, узнав, что пишет статьи этот сосед по кабинету, мой собеседник, который похлеще меня клял автора этих пасквилей.

Третий случай произошел в последние годы прошедшего века, когда, после множества конфликтов, которые столь естественны в писательской среде, меня избрали председателем СП русскоязычных писателей Израиля, а затем и Федерации СП, ассоциативным членом которой был и СП русскоязычных писателей. Как-то Дина Рубина попросила меня помочь человеку, положение которого, по ее словам, было катастрофично. Фамилия его была – Финкель. Я взял его в помощники. Не было никаких назначений. Один раз в неделю он сидел в Доме писателей имени Черниховского,  сам себя назначив секретарем. Естественно, никаких документов по этому поводу не было. Как говорится, все было на добром слове. Много воды утекло с тех пор, господин Финкель, несмотря на возраст, вырос и врос, обзавелся множеством степеней и титулов, пустил СП русскоязычных писателей в свободное плавание, наподобие Летучего Голландца, только вот колеблется, как себя называть, то ли секретарем, то ли председателем, то ли обоими титулами одновременно. А покорное большинство членов, по старой, не забытой и советской привычке, голосует единогласно. Теперь он уже председатель.

В интернете, отвечая на вопросы интервьюера, наш  герой говорит: "По моему разумению и опыту жизни, человек должен действовать в зависимости от обстоятельств". Так как, к счастью, в этом мире ничего не забывается, я продолжаю получать письма об "обстоятельствах" прошлой" жизни вышеупомянутого героя. Опять получаю удары и в пах и в лоб. Совсем разыгрались вирусы предательства и обреченности. Оказывается, подобно "оборотням в погонах", все еще, и в нашем народе особенно, существуют "оборотни в душе". В интернете он пишет: "Эта земля меня узнала". А я вот не узнал. Оказывается, он просто, среди своих степеней и должностей в прошлой жизни упустил, что был членом Антисионистского комитета советской общественности, АКСО. И, мало того, открыто писал (все же, писатель) статьи, хуля последними словами сионизм и государство Израиль. А особенно тех советских евреев, которые собирались репатриироваться в эту "страну", за что даже, (только подумать) получали оттуда посылки.

Затем "обстоятельства" вынудили его вспомнить, что он – еврей. И эта проклинаемая им любвеобильная и всепрощающая страна дала ему  и его семье гостеприимный кров. Обо всем этом скопившиеся  у меня письма его земляков из города Черновцы. Все это, оказывается, публиковалось и дискутировалось  на страницах газеты "Новости недели" в те дни, когда я больше читал ивритскую прессу и все эти баталии пропустил.

Вот, какие пласты таит в себе очередной черный юбилей – 35-летие создания и печальный конец омерзительного явления под аббревиатурой АКСО.

Вспомнился Александр Галич:

…А мадонна шла по Иудее.

И все легче, тоньше и худее

С каждым шагом становилось тело.

А вокруг шумела Иудея

И о смерти слышать не хотела.

И ложились тени на суглинок,

И ложились тени в каждой пяди –

Тени всех Бутырок и Треблинок,

Всех убийств, предательств и распятий…