КРАСНЫЙ ПРОРОК

КРАСНЫЙ ПРОРОК

Красный пророк

Александр Гордон, Хайфа

Ни один еврей не подходит лучше Льва Давидовича Бронштейна – Троцкого, уроженца деревни Яновка Херсонской губернии, продукта одесского, секулярного, космополитического воспитания, на роль символа совершения Октябрьской революции евреями. Современный американский историк Стивен Ципперштейн пишет: «Одесса была единственным местом в России, где евреи стремились стать стопроцентными европейцами… и подражали своим нееврейским соседям». В Одессе могло быть всё. В ней выросли не только идеологи сионизма Лев Пинскер и Владимир Жаботинский и еврейский мыслитель Ахад Гаам, но и космополит, теоретик марксизма, торговец оружием, театральный импрессарио, организатор стачек в России, немецкий агент, доктор экономики и финансов, публицист, член российской и германской социал-демократических партий, учитель марксизма Троцкого Александр Парвус (Израиль Гельфанд). Историк Пол Джонсон в книге «История евреев» (1987) пишет: «Более чем кто-либо другой, Троцкий символизировал насилие и демоническую власть большевизма и его назначение поджечь мир. Более чем кто-либо другой, он был ответствен за популярное отождествление революции с евреями». Репутацией поджигателя, разрушителя и символа революции Троцкий обязан своей вулканической энергии, руководству Октябрьским переворотом, созданию Красной Армии, соучастию в организации «красного террора» и многочисленным ярким публичным речам, наполненным гневом, страстью и убеждением как будто бы библейского пророка. Хотя Троцкий был свергнут через восемь лет после большевистского переворота, а затем изгнан из СССР, для многих не любителей евреев он остаётся виновником «еврейских преступлений» против народов бывшего СССР. 7 января 1918 года историк Семён Дубнов предсказал зловещую роль деятельности Троцкого в развёртывании нового вида антисемитизма в России – протеста против террора Советской власти: «Нам никогда не простят ту роль, которую играли еврейские деятели революции в большевистском терроре. Единомышленники и сотрудники Ленина – троцкие и урицкие – бросают тень даже на него. Смольный институт тайно называется «Центрожид». Потом об этом будут говорить открыто, и антисемитизм глубоко укоренится во всех слоях российского общества». 

Широко известен рассказ главного раввина Москвы Якова Мазе об отказе Троцкого помочь евреям, пострадавшим в погромах гражданской войны, после которого раввин с горечью заметил: «троцкие совершают революции, а бронштейны за них платят». О Троцком написано очень много, но до его еврейских комплексов добраться трудно. Его образ запутан многочисленными биографами. Единственный, кто мог бы прояснить отношение Троцкого к еврейству и его ответу на еврейский вопрос, сам Троцкий. 

Как начинался жизненный путь «красного пророка»? 

«Мы не знали нужды, но мы не знали и щедростей жизни, её ласк. Моё детство не представляется мне ни солнечной поляной, как у маленького меньшинства, ни мрачной пещерой голода, насилий и обид, как детство многих, как детство большинства. Это было сероватое детство в мелкобуржуазной семье, в деревне, в глухом углу, где природа широка, а нравы, взгляды, интересы скудны и узки» - пишет Троцкий в автобиографии «Моя жизнь» (1929). «Неутомимым, жестоким, беспощадным к себе и к другим трудом первоначального накопления отец мой поднимался вверх» - пишет Троцкий в первой главе воспоминаний «Яновка». Давид Леонтьевич Бронштейн стал одной из жертв реализации идей сына-революционера. Сын с беспощадностью и без нотки горечи описывает ограбление и страдания отца: «Октябрьская революция застигла отца очень зажиточным человеком. Мать умерла еще в 1910 г., но отец дожил до власти Советов. В разгар гражданской войны, которая особенно долго свирепствовала на юге, сопровождаясь постоянной сменой властей, семидесятипятилетнему старику пришлось сотни километров пройти пешком, чтоб найти временный приют в Одессе. Красные были ему опасны, как крупному собственнику. Белые преследовали его как моего отца. После очищения юга советскими войсками он получил возможность прибыть в Москву. Октябрьская революция отняла у него, разумеется, всё, что он нажил». 

Своё еврейское происхождение вождь революции ощутил с самого раннего детства: «Десятипроцентная норма для евреев в казённых учебных заведениях введена была в 1887 г. Попасть в гимназию было совсем почти безнадёжно: требовались протекция или подкуп. Осенью я экзаменовался в первый класс реального училища св. Павла. Вступительный экзамен я выдержал посредственно: тройка -- по русскому, четвёрка -- по арифметике. Этого было недостаточно, так как «норма» вела к строжайшему отбору, осложнявшемуся, разумеется, взяточничеством. Решено было поместить меня в приготовительный класс, который состоял при казённом училище в качестве частной школы и откуда евреев переводили в первый класс хоть и по «норме», но с преимуществом над экстернами». 

Еврей, испытавший унижения процентной нормы и наслышанный об ужасе еврейских погромов, например, описанных А. И. Куприным в рассказе «Гамбринус», не мог не чувствовать бесправного положения евреев вне зависимости от их классовой принадлежности. Как и другие будущие еврейские революционеры, Троцкий рос как сжатая пружина ненависти к властям. Он культивировал классовый подход, предпочитая его национальному в стране еврейских погромов. 

Об отношении к еврейской религии в его семье Троцкий пишет так: «Религиозности в родительской семье не было. Сперва видимость её ещё держалась по инерции: в большие праздники родители ездили в колонию в синагогу, по субботам мать не шила, по крайней мере, открыто. Но и эта обрядовая религиозность ослабевала с годами, по мере того, как росли дети и рядом с ними благосостояние семьи. Отец не верил в бога с молодых лет и в более поздние годы говорил об этом открыто при матери и детях. Мать предпочитала обходить этот вопрос, а в подходящих случаях поднимала глаза к небесам». Не лукавил ли Троцкий? Его отец, необразованный еврейский крестьянин, не знавший об Хаскале и секулярности, проявляет такой атеизм? В погромной России 1880-х годов было боязно или неприлично жить в полном безбожии и безграмотности, без знания еврейских святых книг: «Отец хотел, однако, чтоб я знал Библию в подлиннике, это был один из пунктов его родительского честолюбия, и я брал в Одессе частные уроки по Библии у очень учёного старика. Занятия наши длились всего несколько месяцев и нимало не укрепили меня в вере отцов». Желание отца учить сына Библии не было продиктовано только честолюбием, а естественным для еврейского фермера стремлением к сохранению национальных традиций. Троцкий затушёвывает привязанность отца к религиозным обычаям. Он начинал изучать иврит, но интерес к Книге у него не пробуждается: секулярный и космополитический климат Одессы и проживание в семье радикально настроенного родственника сформировали его как атеиста. 

Полностью абстрагироваться от еврейского вопроса в школьные годы Троцкому не удалось, хотя и он успокаивал себя: «Национальный момент в психологии моей не занимал самостоятельного места, так как мало ощущался в повседневной жизни. После ограничительных законов 1881 г. отец, правда, не мог больше покупать землю, к чему так стремился, и мог лишь под прикрытием арендовать её. Но меня всё это мало задевало. Сын зажиточного землевладельца, я принадлежал скорее к привилегированным, чем к угнетённым. Язык семьи и двора был русско-украинский. При поступлении в училище была, правда, для евреев процентная норма, из-за которой я потерял год. Но дальше я шёл всё время первым и «нормы» непосредственно не ощущал». Об ограничительных законах 1881 года Троцкий упоминает, а о волне еврейских погромов того же года умалчивает. Троцкий рассказывает об укреплении своего интернационального сознания, невзирая на антисемитизм: «Я одинаково остро ощущал и замаскированные гнусности историка по отношению к полякам, и злобную придирчивость француза Бюрнанда к немцам, и покачивание поляка головой по поводу «еврейчиков». Национальное неравноправие послужило, вероятно, одним из подспудных толчков к недовольству существующим строем, но этот мотив совершенно растворялся в других явлениях общественной несправедливости и не играл не только основной, но и вообще самостоятельной роли». 

В 1903 году на Втором съезде РСДРП Троцкий обрушился на еврейских социалистов движения Бунд с критикой за их требования культурной автономии в рядах социалистического движения. Идея ассимиляции евреев была его идеей фикс. Разгневанного Троцкого одессит Давид Рязанов (Гольдендах) назвал «ленинской дубинкой». В том же 1903 году Троцкий прибыл в Базель, где проходил Шестой конгресс сионистов. Он назвал основоположника сионизма Теодора Герцля «бесстыдным авантюристом». В 1903 году в Кишинёве состоялся печально известный еврейский погром, о котором Х. Н. Бялик писал в поэме «Сказание о погроме» (перевод В. Е. Жаботинского): 

...Встань, и пройди по городу резни,

И тронь своей рукой, и закрепи во взорах

Присохший на стволах и камнях и заборах

Остылый мозг и кровь комками; то - они. 

Погромы отвращали евреев не только от ассимиляции, но и от жизни в России. 

В 1907 году Троцкий бежал из вечной сибирской ссылки, куда угодил за руководящую роль в революции 1905 года. В России бушевали еврейские погромы. Троцкий спасся и совершил турне по европейским столицам, в местах сборищ революционеров. В Париже он завершил яркое выступление словами из стихотворения немецкого поэта Фердинанда Фрейлиграта, написанного во время революции 1848 года: «Trotz alledem und alledem» (приблизительный перевод – «Несмотря ни на что, наперекор всему», пожалуй, впервые намекнув на этимологию своей фамилии. Дореволюционная фамилия Троцкий произошла от trotz – невзирая ни на что, вопреки всему. Революция приближалась наперекор существующим режимам. 

Дело Бейлиса (1911-1913) застало Троцкого в Вене, куда он бежал из сибирской ссылки. Он внимательно следил за развитием событий вокруг кровавого навета, организованного царскими властями. На киевском процессе обвиняли не только Бейлиса, но еврейские обычаи и священные книги. Троцкий был потрясён. Он много писал об этом деле, но никак не мог выговорить, что на скамью подсудимых посадили еврейский народ. Однако под влиянием дела Бейлиса в августе 1913 года Троцкий опубликовал в газете «Киевская мысль» три статьи под названием «Еврейский вопрос». В этих публикациях он явно отклоняется от марксистского классового подхода и ставит на передний план национальный вопрос. Темой статей было положение евреев в Румынии. Из текста видно, насколько автор взволнован угнетением евреев в этой стране и как глубоко он погружён в анализ и оценку их положения: «Триста тысяч румынских евреев не считаются румынскими гражданами. Они сами, их отцы и их деды родились на румынской почве… И, тем не менее, они считаются на румынской территории иностранцами… Любой еврей в любой момент может быть изгнан за пределы страны, как приблудный бродяга… Вся Румыния раскрывается в своём еврейском вопросе. Крепостническая кабала крестьянства, бюджетный паразитизм, политическое господство бояро-чокойских клик, - всё это находит своё увенчание в квалифицированном бесправии румынского еврейства». Румынский антисемитизм в описании Троцкого очень похож на антисемитизм в Российской Империи. 

Пишущий о еврейском вопросе в Румынии, Троцкий выдаёт своё возмущение российским антисемитизмом, связывая румынский антисемитизм с российским: «Румынией правит Пуришкевич». Автор статей имеет в виду черносотенца и антисемита, скандального и провокационного депутата Третьей и Четвёртой Государственной Думы в России, монархиста В. М. Пуришкевича. Троцкий заключает: «Антисемитизм становится государственной религией, последним психологическим цементом прогнившего насквозь феодального общества… Еврейские погромы или судебно-административные бесчинства над евреями в Румынии снова и снова ставят этот вопрос в центре европейского внимания». В действительности еврейский вопрос надолго остаётся в центре внимания самого Троцкого, хотя тот пытался завуалировать своё болезненное отношение к этой проблеме. Его намного больше волновал российский антисемитизм, чем румынский. Статья об антисемитизме в Румынии подсознательно выражает переживания и опасения Троцкого из-за российского антисемитизма. 

Однако Троцкий опасался солидаризироваться с евреями публично. Ненавидевший Троцкого за ведущую роль в установлении Советской власти А. И. Куприн передаёт рассказ, услышанный им о вожде, со своими комментариями (1920): «Рассказывают, что однажды к Троцкому явилась еврейская делегация, состоявшая из самых древних, почтенных и мудрых старцев. Они красноречиво, как умеют только очень умные евреи, убеждали его свернуть с пути крови и насилия, доказывая цифрами и словами, что избранный народ более всего страдает от политики террора. Троцкий нетерпеливо выслушал их, но ответ его был столь же короток, как и сух: 

— Вы обратились не по адресу. Частный еврейский вопрос совершенно меня не интересует. Я не еврей, а интернационалист. 

И, однако, он сам глубоко ошибся, отрекшись от еврейства. Он более еврей, чем глубокочтимый и прославленный цадик из Шполы (имеется в виду рабби Арье-Лейб из Шполы (1724–1811). – А. Г.). Скажу резче: в силу таинственного закона атавизма характер его заключает в себе настоящие библейские черты». Куприн, написавший рассказ «Гамбринус» и подписавший письмо в защиту М. Бейлиса, осуждает Троцкого за отход от еврейства и при этом уверен, что в его характере заключены «библейские черты», что он «более еврей»… Куприн, тонкий художник замечает скрытую от самого героя его дуальность. 

Лев Троцкий с женой Натальей Седовой на пикнике. Фото: tamtampress.es/ 

Внешность Троцкого с возрастом естественно менялась. У человека, писавшего статьи по еврейскому вопросу в «Киевской мысли» были голубые глаза, пышные тёмные волосы, высокий лоб, худощавое телосложение, хорошо подстриженные усы, правильные черты лица. Он носил очки, обладал хорошими манерами и умением одеваться. Он надевал модные костюмы и тщательно укладывал роскошную гриву волос. Троцкий писал с лёгкостью и блестяще, обладал выдающимся красноречием, зажигал толпы во время выступлений, хотя и говорил с лёгким еврейским акцентом. Несмотря на некоторую провинциальную неотёсанность деревенского жителя, он вёл себя как международная знаменитость, был вызывающе высокомерным человеком и позёром. Троцкий притягивал народные массы и отталкивал товарищей по партии. А. В. Луначарский писал: «Огромная властность и какое-то неумение или нежелание быть сколько-нибудь ласковым и внимательным к людям, отсутствие того очарования, которое всегда окружало Ленина, осуждали Троцкого на некоторое одиночество» (1919). В облике Троцкого, свершителя революции, военного министра Советской России чувствовался холод и надменность. Он зачёсывал назад густые, упрямые волосы, позже чёрные с проседью. У него были широкие усы и подстриженная клинообразная бородка, которую он устремлял вверх во время многочисленных публичных выступлений. Он носил хорошо скроенный полувоенный костюм цвета хаки, высокие солдатские сапоги офицерского образца. У главного воина революции, организатора и первого командира Красной Армии были нервно движущиеся руки с длинными пальцами и жёсткие, умные глаза, прикрытые пенсне. Он был резким, сильным, решительным, мужественным и жестоким человеком и предметом зависти соратников. Троцкий позировал перед зеркалом истории и представлял себя Наполеоном и Мессией пролетариата. 

Троцкого не раз именовали «демоном революции». Пока Октябрьская революция считалась, по крайней мере, в СССР, в России великим достижением, Троцкого именовали чёрной силой, помехой революции. Ленин и впоследствии Сталин были её светлыми силами. Но когда Октябрьская революция стала символизировать не только красный цвет левых, социалистических, спорных и даже отрицательных преобразований, сопровождавшихся пролитием морей крови, Троцкого стали представлять главным виновником трагедии. Демонизация большевистского переворота усиливала сатанинский облик Троцкого, к которому естественным образом подгоняли дьявольщину еврейства. Роль еврейского начала в жизни СССР и в судьбе Троцкого выкристаллизовывалась постепенно. 

Внешность Троцкого меняется, но его интерес к еврейскому вопросу сохраняется. Он вынужден столкнуться с еврейским вопросом против своего ожидания во время борьбы за власть. В 1926-м году Троцкий, ведший неравную борьбу со Сталиным в московской партийной организации, встречается с проявлениями антисемитизма со стороны товарищей по партии большевиков. В письме к Бухарину он вопрошает: «Возможно ли такое? Возможно ли, чтобы в нашей партии, в рабочих ячейках, здесь, в Москве, люди безнаказанно прибегали к антисемитизму? Возможно ли это?». Боль, изумление, разочарование и потрясение звучат в словах Троцкого. Он обнаруживает то, что гнал от себя много лет: в нём видят и не любят еврея соратники по партии, которые должны были быть интернационалистами, а оказались антисемитами. Троцкий, который, как и Роза Люксембург, заглушает в себе еврея и ужасается тому, что другие, в отличие от него, не забыли о его еврейском происхождении. В книге «Моя жизнь» Троцкий отмечает: «Вопрос о моём еврействе стал получать значение лишь с начала политической травли против меня. Антисемитизм поднимал голову одновременно с антитроцкизмом». Он позволяет себе заметить антисемитизм, но как нечто ограниченное, мелкое, не свойственное СССР и использованное только для борьбы с павшим вождём. 

Троцкий недооценил значение антисемитских методов борьбы Сталина с оппозицией, в которой было много евреев. Во второй половине 1927 года был запущен лозунг «Бей оппозицию!», напоминавший известный и популярный в России лозунг «Бей жидов!». 7 ноября 1927 года оппозиция пыталась устроить в день десятилетия Октябрьской революции демонстрации протеста в Москве и Ленинграде. Сталинская милиция с лёгкостью рассеяла митинги. Троцкому не дали выступить. В толпе были слышны возгласы: «Долой Троцкого! Еврей! Предатель!» 

14 сентября 1929 года, изгнанный из СССР в Турцию Троцкий ставит точку в своей книге-автобиографии «Моя жизнь», бросая подытоживающий взгляд на прожитую в России и СССР жизнь из стамбульского квадратного здания с зубчатыми, мозаичными башнями: «К моменту выхода в свет этой книги мне исполнится 50 лет… В царских тюрьмах я сидел в два приёма около четырёх лет. В царской ссылке провёл первый раз около 2-х лет, второй раз -- несколько недель. Дважды бежал из Сибири. В эмиграции прожил в два приёма около 12 лет в разных странах Европы и Америки, два года до революции 1905 г. и почти десять лет после её разгрома. Во время войны был заочно приговорен к тюремному заключению в гогенцоллернской Германии (1915 г.); был в следующем году выслан из Франции в Испанию, где после короткого заключения в мадридской тюрьме и месячного пребывания под надзором полиции в Кадиксе был выслан в Америку. Там меня застигла Февральская революция. По дороге из Нью-Йорка я был в марте 1917 г. арестован англичанами и содержался месяц в концентрационном лагере в Канаде. Я участвовал в революциях 1905 и 1917 гг., был председателем Петербургского Совета депутатов в 1905 г., затем в 1917 г. Я принимал близкое участие в октябрьском перевороте и был членом советского правительства. В качестве народного комиссара по иностранным делам вёл мирные переговоры в Брест-Литовске с делегациями Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии. В качестве народного комиссара по военным и морским делам я посвятил около пяти лет организации Красной армии и восстановлению Красного флота… В январе 1928 г. я был отправлен нынешним советским правительством в ссылку, провёл год на границе Китая, был в феврале 1929 г. выслан в Турцию, пишу эти строки в Константинополе». 

В 1936 году, во время московских процессов, приведших к осуждению и казни Г. Зиновьева и Л. Каменева, Троцкий из Норвегии узнаёт об инициированной сверху вспышке антисемитизма в СССР. 18 января 1937 года он пишет: «Если революционная волна оживит тончайшие чувства человеческой солидарности, термидорианская реакция возбудит всё низкое, тёмное и отсталое в этом конгломерате 170 миллионов людей. Чтобы усилить своё доминирование бюрократия даже не поколеблется прибегнуть едва ли замаскированным путём к шовинистическим тенденциям, прежде всего к антисемитским. Самый последний московский процесс, например, был инсценирован с слегка замаскированным сценарием, представляющим интернационалистов как ни во что не верящих и беззаконных евреев, которые способны продать себя германскому гестапо». Грузин Сталин, неважно знавший русский язык, гораздо лучше понимал природу, характер и мощь российского антисемитизма, чем многие русские и прекрасно говорящие по-русски евреи. Троцкий обнаруживает антисемитизм там, где по его теории, его не должно было быть. В статье «Термидор и Антисемитизм» (22 февраля 1937) он пишет: «Во время последнего московского процесса я заметил в одном из своих заявлений, что Сталин в борьбе с оппозицией эксплуатирует антисемитские тенденции в стране». Троцкий считает провокационным и «сознательно двусмысленным» замечание Сталина: «мы боремся против Троцкого, Зиновьева и Каменева не потому, что они евреи, а потому, что они оппозиционеры». Тонко знавший антисемитские традиции страны, которой он правил, Сталин тем самым напоминал народу, что Троцкий, Зиновьев и Каменев – евреи, ход достойный Макиавелли. В той же статье Троцкий так комментирует высказывание Сталина: «Каждому политически мыслящему человеку было совершенно ясно, что эта сознательно двусмысленная декларация, направленная против эксцессов антисемитизма, в то же время совершенно преднамеренно питала их. Не забывайте, что лидеры Оппозиции – евреи». 

Троцкий принимал желаемое за действительное. Он считал, что советская власть несовместима с антисемитизмом. Сталин не забывал, что Россия – страна с антисемитскими традициями и использовал это. Стремясь доказать сталинский антисемитизм, Троцкий проводит аналогию действий сталинского режима с отношением нацистов к евреям, ссылаясь на переписку с немецким журналистом: «Известный радикальный немецкий журналист, бывший редактор «Aktion» Франц Пфемферт писал мне в августе 1936 года, находясь в изгнании: «Может быть, вы помните, что несколько лет тому назад я писал в «Aktion», что многие действия Сталина могут быть объяснены его антисемитскими наклонностями. Факт, что на этом чудовищном процессе он через ТАСС сумел скорректировать изложение фамилий Зиновьева и Каменева, это между прочим жест в типичном штрайхеровском духе. Этим Сталин дал сигнал «Вперёд» всем беспринципным антисемитским элементам». Троцкий заметил сходство между советским и немецким режимами в разыгрывании еврейской карты. В обеих странах юдофобская традиция позволяла добиваться политических целей, опираясь на народную нелюбовь к евреям. Черчилль, знакомый со странами Троцкого и Пфемферта издали, пришёл к тому же выводу: «Нужно отметить, что почти все жертвы (осуждённые на московских процессах. – А. Г.) были евреями. Очевидно, что националистические круги, представляемые Сталиным и советскими армиями, направляют против избранного народа те страшные предрассудки, которые существуют в Германии. Здесь снова встречаются крайности в общей плоскости ненависти и жестокости». Троцкий узнал об осуждении Г. Зиновьева и Л. Каменева на смерть. Понял ли он, что и он приговорён к тому же наказанию? 

5 декабря 1936 года С. Цвейг в письме к Р. Роллану наивно заметил, что подлинные друзья СССР «должны были бы сделать всё, чтобы такие вещи, как процесс Зиновьева больше не повторялись». «Подлинные друзья СССР» не понимали, что такое современный им СССР. В 1937 году в США была создана комиссия по расследованию московских процессов «врагов народа» во главе с американским философом Джоном Дьюи. Она была сформирована по требованию Троцкого, так как обвиняемые ссылались на то, что он склонял их к шпионажу и терроризму. После тщательного расследования комиссия пришла к выводу, что все обвинения против Троцкого и его сына Льва Седова сфальсифицированы. Зиновьев и Каменев были таким образом оправданы. Дьюи заявил, что московские процессы напоминают дело Дрейфуса. Позже в интервью мексиканскому журналисту еврейского происхождения Троцкий сказал, что процессы Дрейфуса, Бейлиса и дело о поджоге рейхстага – «детские игрушки» по сравнению с московскими процессами. 

В отличие от своих предшественников и соплеменников К. Маркса и Ф. Лассаля, Троцкий никогда не выступал против евреев, а против «мелкобуржуазных» элементов. Он подчёркивал своё мелкобуржуазное происхождение и остро критиковал мелких буржуа. В его критике можно распознать нападки на евреев, принадлежавшим к мелкой буржуазии. Недовольство подчёркиванием его принадлежности к евреям самого Троцкий проявлял не раз, отказываясь признавать себя евреем. Он демонстративно называл себя «интернационалистом». Уинстон Черчилль, естественно, не любивший повышенную активность евреев в среде коммунистов и революционеров, причислял Троцкого к критикуемой им категории «интернациональных евреев». 

Троцкий гонит от себя мысли о еврействе своём и чужом. Однако он бьёт тревогу по поводу возможного прихода к власти нацистов, которых осуждает и в которых видит большую угрозу. Его беспокоит опасность установления нацистского режима для пролетариата, а не для еврейского народа. Троцкий предсказывает: «приход «национал-социалистов к власти означал бы, прежде всего, истребление цвета немецкого пролетариата, разрушение его организаций, искоренение в нём веры в себя и в своё будущее. В соответствии с гораздо большей зрелостью и остротой социальных противоречий в Германии, адская работа итальянского фашизма показалась бы, вероятно, бледным и почти гуманным опытом по сравнению с работой германского национал-социализма». Сделанное им сравнение характера итальянского и немецкого фашизма верное, как и оценка предсказания будущей мировой войны, гораздо более страшной для человечества, чем предыдущая. В первые дни пребывания в Стамбуле Троцкий предсказывает наступление фашизма: «Эти послевоенные тенденции политического развития Европы не эпизодичны, они являются кровавым прологом новой эпохи… [Первая мировая] Война ввела нас в эру высокого напряжения и великой борьбы; впереди маячат новые большие войны… Нашу эпоху нельзя измерять стандартами девятнадцатого столетия, этого классического века распространяющейся [буржуазной] демократии. Двадцатый век будет отличаться от девятнадцатого даже больше, чем современность отличается от средневековья». Однако Троцкий и ошибается: нацисты истребляли не «цвет немецкого пролетариата», а евреев Германии и Европы, не цвет евреев, а их всех подряд. В качестве национал-социалистов они боролись не с рабочими, а с политическими противниками и евреями. 

В 1937 году, по мере укрепления власти нацистов, Троцкий колеблется в применении исключительно классового подхода. Он начинает понимать, что Маркс, Ленин и он не вполне правы в стремлении навязать евреям ассимиляцию. Его уверенность в правильности борьбы с ассимиляцией евреев в 1903 году в Лондоне и Базеле сменяется сомнениями и разочарованием от недостижимого интернационализма. Действительность опровергает традиционный марксистский подход, диктующий слияние евреев с другими народами. Троцкий начинает чувствовать опасность нацизма для еврейского народа: «В течение моей юности я скорее склонялся к прогнозу, что евреи разных стран должны ассимилироваться и что еврейский вопрос таким образом исчезнет квази-автоматическим путём. Историческое развитие последней четверти века не подтвердило эту перспективу. Загнивающий капитализм всюду повернул к жестокому национализму, частью которого является антисемитизм. Еврейский вопрос принял угрожающие размеры в наиболее высоко развитой капиталистической стране Европы – в Германии». Его критики замечают сдвиг в его позиции, и Троцкий пытается оправдаться за свой явный интерес к еврейскому вопросу: «Некоторые якобы «учёные мужи» обвинили меня в «внезапном» поднятия «еврейского вопроса» и намерении создать некий вид гетто для евреев. Я могу только с сожалением пожать плечами. Всю жизнь я жил вне еврейских кругов. Я всегда работал в русском рабочем движении. Мой родной язык русский. К сожалению, я даже не умею читать по-еврейски. Еврейский вопрос, таким образом, никогда не был в центре моего внимания». 

В 1938 году тревога Троцкого по поводу судьбы евреев растёт, а чисто классовый, марксистский подход исчезает, уступая место национальному: «Теперь очередь Франции. Победа фашизма в этой стране означала бы колоссальное усиление реакции и чудовищный рост насильственного антисемитизма во всём мире и прежде всего в Соединённых Штатах. Число стран, которые изгоняют евреев, растёт без остановки. Число стран, способных принять их, уменьшается. В то же самое время обострение борьбы растёт. Можно без труда представить, что ожидает евреев, как только разразиться будущая мировая война. Но даже без войны будущее развитие мировой реакции определённо означает физическое уничтожение евреев». Прогноз Троцкого, не основанный на марксистском подходе, оказывается печально точным. 

После «хрустальной ночи» в нацистской Германии, 22 декабря 1938 года Троцкий пишет: «С другой стороны, евреи разных стран создали свою прессу и развили язык идиш как инструмент приспособления к современной культуре. Таким образом, следует принять во внимание тот факт, что еврейская нация будет сохранять себя в течение целой предстоящей эпохи. Сейчас нация не может нормально существовать без общей территории». Где марксистский подход? Где разделение на еврейскую буржуазию и еврейский пролетариат? Троцкий приходит к выводу о необходимости территории для решения еврейского вопроса. Походка фантома интернационализма в его сознании становится менее уверенной. Волнение вождя по поводу судьбы евреев растёт. Но он отвергает существовавшие на тот момент территориальные решения еврейского вопроса, подпирая свои выводы марксизмом: «Палестина является трагическим миражем, Биробиджан – бюрократический фарс… Конфликт между евреями и арабами в Палестине приобретает всё более трагический и более угрожающий характер. Я совершенно не верю, что еврейский вопрос может быть разрешён в рамках загнивающего капитализма и под контролем британского империализма». Троцкий, борец с капитализмом и империализмом, не в состоянии принять идею еврейского национального строительства без совершения социалистической революции. Такова его позиция не только в 1937-1938 гг. Ещё находясь во Франции, Троцкий даёт в 1934 году интервью газете «Классовая борьба». Корреспондент спрашивает его: «Какова ваша позиция о Палестине как о возможной еврейской Родине и о территории для евреев вообще? Не верите ли вы, что антисемитизм германского фашизма побуждает к другому подходу к еврейскому вопросу среди части коммунистов?» Вождь отвечает в духе марксизма: «Оба эти фактора — и фашистское государство в Германии и так же арабо-еврейское противостояние, выдвигают вперёд новые и очень ясные свидетельства того, что еврейский вопрос не может быть разрешен внутри капиталистической системы. Я не знаю, смогут ли евреи снова выступить как нация. Тем не менее, не может быть сомнений, что материальные условия для существования еврейства, как независимой нации могут быть созданы только пролетарской революцией». Не желавший слышать о существовании еврейства как независимой нации, Троцкий использует ранее отрицаемую им в борьбе с Бундом и сионистским движением национальную терминологию и допускает приобретение еврейским народом территории. 

Стремление решить еврейский вопрос в СССР имело для вождя летальный исход. Через 20 лет после его рождения в городке Шклов Могилёвской губернии родился пламенный солдат революции, еврей, который воспринял служение социализму как убийство по идейным соображениям. Основанное Троцким социалистическое государство готовило ему страшную смерть, организованную еврейскими мозгами. Сталин умело использовал евреев против евреев в своих целях. Когда он решил, что во время начавшейся Второй мировой войны Троцкий представляет опасность, он отдал приказ ликвидировать этого самого ненавистного для него человека. Красный террор, который Троцкий организовал внутри страны вскоре после революции, шагнул далеко за её пределы и ударил по самому вождю. Разработчиком, организатором и руководителем двух покушений на Троцкого в Мехико в мае и августе 1940 года был генерал-майор госбезопасности Наум Исаакович Эйтингон. Во время успешного покушения Эйтингон находился в автомобиле, в ста метрах от дома Троцкого вместе с матерью убийцы Рамона Меркадера Марией Каридад, завербованной им вместе с сыном в Испании. Эйтингон едва не заплатил жизнью за своё служение Сталину. Он хорошо знал свою власть: «Я генерал государственной безопасности и еврей. Есть гарантия, что я кончу свои дни в тюрьме». Сталин не забыл Эйтингону его еврейского происхождения. Он отдал приказ об организации «сионистского заговора в МГБ». «Дело кремлёвских врачей» было частью этого «заговора». Эйтингон был арестован, провёл полтора года в тюрьме, но был освобождён сразу после смерти Сталина. Его восстановили в органах, вернули награды. Однако после казни Л. Берии, в августе 1953 года он был вновь арестован как приспешник последнего и осуждён на 12 лет заключения. Многочисленные убийства, совершённые на благо советской власти, не прошли для него даром: соратники «наградили» его заключением в лагере. Когда он умер в 1981 году, на его похоронах советский чекист, Герой Советского Союза полковник Евгений Мирковский сказал: «Сегодня у этой могилы как бы завершается рыцарская эпоха в истории нашей ЧК...». Рыцари плаща и кинжала, убийцы в отставке оплакивали супер-убийцу и одного из главных красных террористов. В СССР Эйтингон не был реабилитирован. Его посмертная реабилитация состоялась в 1992 году в России. 

Мнение вождя по решению еврейского вопроса сводится к следующему: «Работать для интернационального социализма также означает работать для решения еврейского вопроса. Еврейский вопрос, я повторяю, нерасторжимо связан с полной эмансипацией человечества. Всё, что можно сделать в этой области, только паллиатив и часто даже обоюдоострое оружие, как показывает пример Палестины». В июле 1940 года, за несколько дней до убийства Троцкого Рамоном Меркадером (20 августа 1940 года), вождь выражает своё мнение, анализирует и ошибается в предсказании будущего еврейского народа на его исторической Родине: 

«Попытка решить еврейский вопрос с помощью миграции евреев в Палестину может теперь выглядеть как трагическая клоунада еврейского народа. Заинтересованное в завоевании симпатий арабов, более многочисленных, чем евреи, британское правительство резко поменяло свою политику по отношению к евреям, и в действительности отреклось от обещания помочь им обрести их «собственный дом» в чужой земле. Будущее развитие военных событий превратят Палестину в кровавую ловушку для нескольких сотен тысяч евреев. Никогда не было так ясно, как сегодня, что спасение еврейского народа неразрывно связано с свержением капиталистической системы». «Красный пророк» видел мир в красном свете. Он правильно понимал стратегию Англии, но недооценивал силу стремления еврейского народа к независимости. Борец с империализмом Троцкий не сумел предвидеть крах британского империализма вообще и на Ближнем Востоке в частности. Еврейский народ был спасён на своей Родине без свержения капиталистической системы. Троцкий передавал сигналы на марксистской волне. Национальные волны были вне диапазона его понимания. 

Уже шла Вторая мировая война, когда Троцкий был казнён террористом по приказу Сталина. Он погиб в результате «красного террора», подготовленного громадной террористической машиной Сталина. Он ушёл из жизни, которую видел сквозь линзы своих социалистических очков. Перманентная революция, в совершение которой он верил, не происходила. Советский Союз приближался в его глазах к гитлеровской Германии и отдалялся от той социалистической республики, которой он дал жизнь 7 ноября 1917 года, в день своего тридцативосьмилетия. Он не дожил до войны между двумя режимами, сходство между которыми его пугало и которых он критиковал за отношение к евреям. 

В книге «Троцкий и евреи» (1972). Й. Недава на основании разных свидетельств приходит к выводу, что в 1919 году и в начале 1920-х годов Троцкий для многих являлся воплощением еврейского духа Советской власти. Из этого символического представления ненавистного режима черпает вдохновение антисемитизм вне СССР и особенно на территории бывшей Российской империи, приводя к жестоким погромам, особенно на территории Украины. 

Музей Л. Троцкого в Мехико-сити (Мексика). Фото: tiwy.com/ 

Еврейское подсознание богато революционными течениями и потоками. Троцкий поддержал, развивал и пропагандировал идею мировой социалистической революции К. Маркса и перманентной революции А. Парвуса. Национальная революция в России была для него мелкой, неприличной и недостаточно масштабной идеей. Национальная революция естественнее звучала бы в устах представителя коренной нации. Троцкий мог солидаризироваться только с наднациональной революцией. Ему был нужен мировой масштаб, мировая революция, происходящая как цепная реакция в одной стране за другой. Под эгидой мировой и постоянно захватывающей всё новые и новые нации революции можно было замаскировать огромную еврейскую энергию Троцкого, подсознательно направляемую представителем угнетаемой нации против её угнетения и угнетателей. Раз революция идёт перманентно, с постоянным ростом числа наций-участниц, её совершение не бросает тень на еврея Троцкого, который в сущности желает освободить себя в своей стране (а позже во всех странах, где он жил) и выдаёт свою локальную цель за международную. Как и многие выдающиеся представители эмансипированного и эмансипирующего себя еврейства, Троцкий был охвачен манией величия, являвшейся оборотной стороной еврейского комплекса неполноценности. Сверхактивное участие Троцкого в социалистическом и коммунистическом движении было результатом его бегства от тягостной национальной принадлежности и следствием ассимиляции в универсальном нееврейском мире. Разрыв с национальными традициями превращал Троцкого в радикала, действовавшего во имя универсализма и против еврейства, стремящегося к национальным ценностям. Троцкий с большим рвением стряхнул с себя принадлежность к еврейству и выглядел искренне преданным интернациональному пролетариату. Присоединение к идеологии выполнения универсальных, мировых задач освобождает от бремени еврейства. Троцкий прошёл ритуал очищения от еврейства окунанием в интернационализм. 

Черчилль размышлял о жизни Троцкого с позиции принадлежности того к еврейству: «В 1922 году уважение военных к личным позициям и методам Троцкого было так велико, что он мог стать российским диктатором при поддержке вооружённых сил, если бы не одно судьбоносное препятствие. Он был евреем. Он всё ещё был евреем, и ничего с этим нельзя было поделать. Ничто не могло это изменить. Перенести тяготы судьбы, бросить семью, опозорить свой народ, наплевать на религию отцов, объединить еврея и не еврея в общей ненависти – всё это для того, чтобы по такой глупой причине упустить столь великий трофей?!». «Трофей» - власть над Россией. Черчилль мыслит типичными антисемитскими категориями: за проступки одного еврея, обладающего большой властью, несёт ответственность весь еврейский народ: «опозорил свой народ». Троцкий действительно «наплевал на религию отцов». Он не желал идентифицировать себя с еврейским народом. Но многие идентифицировали его с евреями, в том числе и Черчилль. Его выдающаяся роль в революции и гражданской войне сделала его исторически значительной фигурой. Придуманная Сталиным в 1949 году антиеврейская характеристика «безродные космополиты» могла относиться и к Троцкому: он считал себя интернационалистом, был адептом мировой революции и по своей воле отрезал себя от корней любого советского народа, включая еврейский. В отличие от жертв кампании «космополитов», евреев, деятелей культуры и искусства, поневоле отрезанных от народов СССР, Троцкий сам себя исключил из еврейства. Невзирая на отчуждение от еврейского народа, отстранение от него и служение «мировому пролетариату», Троцкого отождествляли с еврейством. В его подсознании шла борьба за и против еврейства. Он не любил нацию, из проблем которой образовалась его мотивация действовать на благо мировой революции, но в последние годы жизни его охватил трепет беспокойства за судьбу еврейского народа, принадлежность к которому он подавлял, скрывал и маскировал. 

Библиография 

1. I. Deutscher. The Prophet Armed – Trotsky: 1879-1921, Oxford University Press, London and New York, 1954.

2. I. Deutscher. The Prophet Unarmed – Trotsky: 1921-1929, Oxford University Press, London and New York, 1959.

3. I. Deutcscher. The Prophet Outcast – Trotsky: 1929-1940, Oxford University Press, London and New York, 1963.

4. Л. Троцкий. Моя жизнь. Вагриус, серия «Мой 20-й век», Москва, 2007.

5. Y. Nedava. Trotsky and the Jews. The Jewish Publication Society of America, Philadelphia, 1972.

6. P. Johnson. A History of the Jews. Harper Perennial, New York, 1987.

7. W. Churchill. Great Contemporaries. Thornton Buttlerworth Ltd, New York, 1937. 

* * *

Желающие приобрести новую книгу А. Гордона «Безродные патриоты»

могут сделать это, обратившись к автору по электронной почте - algor.goral@gmail.com