НА СМЕРТЬ МАКРЕЛО-ТУНЦА

Aleks Tarn

5 ч.

На смерть макрело-тунца

Как они получились такими? Откуда взялся в них, внуках беззаветных халуцим-первопроходцев ранних волн алии, такой злобный антисионистский и антиизраильский драйв? Какова суть процессов, породивших Амоса Оза, Аси Даяна, Ионатана Гефена, Меира Шалева и иже с ними? Насколько долговечно это явление и в какое продолжение выльется?

Не все пионеры времен Второй и Третьей алии, чей идейный и духовный заряд во многом сформировал лицо современного Израиля, были дипломированными врачами, философами, филологами и инженерами. Рядом с доктором медицины Моше Бейлинсоном (университеты Москвы, Фрайбурга и Базеля), историком Залманом Шазаром (СПб, Фрайбург, Страсбург, Берлин) и доктором экономики Хаимом Арлозоровым (Берлин) успешно функционировали и такие автодидакты как Берл Кацнельсон и Давид Бен-Гурион, восполнившие недостаток формального образования посредством огромных объемов чтения. Так или иначе, почти все они прибыли в Страну из мест, где гимназия и университет пока еще оставались трудно достижимыми для еврейской молодежи, и возможно, именно по этой причине неистребимая тяга к знаниям и учебе была неотъемлемой частью их жизни.

Итак, в первом поколении алии идеалы «религии труда» и социалистические догмы еще худо-бедно уживались с высшим образованием. Хотя можно только гадать, как именно диплом Киевского университета помогал кибуцнице из Дгании (а затем мошавнице из Наалаля) Двойре Затуловской крутить коровьи хвосты. Тем не менее факт остается фактом: мать будущего генерала и министра Моше Даяна была весьма образованной батрачкой. Чего никак нельзя сказать о ее сыне, первом урожденном кибуцнике: Моше окончил всего лишь сельскохозяйственную среднюю школу и тягой к чтению не отличался.

Но дело даже не в этом – упомянутые выше Берл и Бен-Гурион тоже гимназий не кончали. Просто, в отличие от них, юному мошавнику Моше ничуть не мешало его собственное невежество. Что, в общем, неудивительно: там, где царит культ коллективной работы на земле, да еще и во враждебном арабском окружении, умение вспахать поле и прицельно стрелять из винтовки ценится намного выше, чем знание сочинений Платона и Достоевского. Высокой самооценке молодых сабр способствовало и всеобщее обожание, которым поколение первопроходцев одаривало своих детей. Как ни крути, а говорившие с тяжелым русским акцентом родители Даяна, хотя и сменили фамилии, во многом остались российскими уроженцами, не слишком приспособленными к климату, работе, языку, особенностям Эрец Исраэль. Зато сабры были плоть от плоти детьми этой Земли: дерзкими, свободными, привычными к жаре и труду. Само их появление на свет представлялось символом победы над галутом. Попробуйте-ка тут не восхититься…

С другой стороны, по тем же самым причинам юная поросль второго поколения посматривала на родителей весьма и весьма свысока. Итогом стало формирование (по всей Стране, но особенно в социалистических кибуцах и мошавах, взращивающих не столько зерновые, сколько будущую политическую, военную и чиновничью элиту) принципиально антиинтеллектуальной среды, где рулила тоталитарная «религия труда», а все прочие явления человеческого духа встречались открытым презрением и насмешками.

Вот мы и подошли к наши героям, поколению №3: кибуцнику Амосу Озу, детям мошава Наалаль Меиру Шалеву, Ионатану Гефену, Аси и Яэль Даянам (если их родство и соседство напомнит о свойственном израильскому обществу непотизме, я не стану возражать) и сотням других, похожих. Их деды выходили из галута и закладывали основу будущего государства. Их отцы завоевывали и отстаивали независимость. Им теперь предстояло пожинать плоды победы: дипломатические назначения, генеральские погоны, профессорские кафедры, депутатские кресла, академические и литературные лавры… Перед ними были открыты поистине неограниченные возможности, какие и не снились согражданам второго сорта (имевшим несчастье родиться в «неправильных» семьях сторонников Жаботинского) и согражданам третьего сорта (выходцам из Марокко, Туниса, Ирака, Ирана и Йемена, которые прозябали в барачных лагерях Негева).

Одна проблема: все это (за исключением, разве что, военной карьеры) требовало определенного уровня образования – того самого, которое так презирала взрастившая их среда. Эта встроенная коллизия многократно усилила традиционный конфликт «отцов» и «детей». Последние вообще везде и всегда склонны отрицать (по крайней мере, поначалу) ценности и ценность своих родителей, чье место им предстоит занять. Но в данном случае столкновение оказалось особенно острым. Молодой смене претили атмосфера военного лагеря, тоталитаризм насквозь идеологизированного кибуцного общества и дух агрессивного невежества поколения №2. Отсюда и сила противоположной реакции: крайний индивидуализм в ответ на коллективизм; пацифизм в ответ на культ ЦАХАЛа; пост- (вернее, анти-) сионизм в ответ на сионизм.

Отвращение к «отцам», испытываемое этими «детьми», ясно прослеживается в словах и текстах тех же Аси Даяна и Ионатана Гефена. В принципе, можно было надеяться, что со временем бунтари утихомирятся. Обычно так оно и происходит: вчерашний студент-революционер, поднявшись с уличных баррикад на директорский этаж административного здания, довольно быстро переходит в режим преемственности, продолжая – пусть и в новых формах – дело предыдущего поколения. Вот только «отцы» из поколения №2 не могли предложить своим «детям» никакой основы для продолжения: их социалистическая идеология была скомпрометирована сталинизмом; их интеллектуальный и культурный багаж был ничтожен по причине дремучего невежества; их связь с еврейской традицией (которая еще сохранялась в поколении №1) была безнадежно утрачена.

За спинами молодых людей из поколения №3 зияла пропасть, и преемственность – как духовную (этические принципы), так и идеологическую (политическое мировоззрение) они могли почерпнуть лишь извне, в университетах Британии и Франции или, что то же самое, дома у преподавателей с дипломами тех же университетов. Чему же учили кибуцника Амоса Оза в Окфорде? Известно чему: в Европе конца 60-х уже безраздельно царил левый прогрессизм, подгоняемый студенческими волнениями, терактами доморощенных анархистов и направляемыми из Москвы интенсивными подрывными действиями. Политическое мировоззрение условного амосаоза попросту не могло быть иным.

Не могли быть иными и эстетические пристрастия: европейская литература того времени пребывала под каблуком экзистенциализма. Соответственно и непререкаемыми образцами для Амоса Оза и его товарищей по поколению №3 стали нобелевские лауреаты Альбер Камю, Жан-Поль Сартр, Самуэль Беккет и прочие Симоны Бовуар. На первый взгляд, в этом нет ничего дурного. Вот только всё хорошо ко времени и к месту. Нелепо подавать ночью едальные палочки там, где привыкли есть днем и вилкой.

Философия и литература экзистенциализма выражали утрату смысла, чувство вины и отчаяние европейцев, чья молодежь была выбита в небытие двумя ужасающими войнами. Но какое отношение имели категории отчуждения и абсурда к параллельной израильской реальности? Как европейский разгром соотносился с блестящей победой в Шестидневной войне, а унижение старого континента – с праздником обретения юной израильской независимости? Вдобавок ко всему, в университетские аудитории литературная мода обычно попадает, уже сильно состарившись. В итоге, возвращаясь в Страну с дипломами Оксфорда и Сорбонны, поколение №3 везло с собой не только чужое политическое мировоззрение, но и чужую (да еще и устаревшую) эстетику, этику, литературу.

Беда прозы Амоса Оза, Меира Шалева, Ионатана Гефена и др. не в ее кричащей вторичности (молодая литература как правило вторична), а в отрыве от израильской реальности. Да, это написано о нас, с нашими фамилиями и нашими топонимами – но все там скроено по чужим лекалам: и лицо, и одежда, и мысли. Зачем переодеваться в израильского Камю спустя два десятилетия после смерти Камю французского? Зачем изображать израильского Гарсия Маркеса – пусть и при жизни Гарсия Маркеса колумбийского? И дело даже не в том, что подделка всегда хуже оригинала, а в том, что чужая выкройка абсолютно не подходит к местному платью.

Что, впрочем, ничуть не помешало оглушительному тиражному успеху. Как любому выходцу из семейства Даян, нацелившемуся на военную карьеру, заведомо обеспечены большие-пребольшие погоны, так и другие привилегированные «дети» из поколения №3 могли быть заранее уверены в чинах, назначениях, тиражах, премиях, переводах и экранизациях. И тут нельзя не сказать несколько слов о моральной стороне вопроса.

Каждый из нас рождается на свет для исполнения определенной задачи, в коей и заключается единственный смысл каждой отдельной жизни. Из этой недоказуемой аксиомы следует уже вполне логичный вывод о насущной необходимости осознать свою функцию в механизме Творения. Конечно, частный отказ от назначения, а то и просто изначальное нежелание думать на эту тему вовсе не ведут к обрушению вселенной. На место ушедшего отказника и ленивца придет другой, более разумный и ответственный, и цель мирового порядка в конечном итоге будет достигнута – но это случится чуть позже, а значит, на всех нас обрушится чуть больше хаоса и страданий.

Поэтому человек не может позволить себе бездумно плыть в косяке, уткнувшись в хвост переднего соседа. А если ему дана способность работать со словом, то его личная ответственность возрастает дополнительно: ведь точная формулировка фрагментов рисунка мировых связей помогает не только ему, но и другим. Не может не заслуживать уважения писатель, который держится своих убеждений, даже когда приходится идти наперекор мнению властей и мнению большинства. Примеры тому – Эмиль Золя, заплативший изгнанием за статьи в защиту Дрейфуса, и Лев Толстой, отлученный от церкви за критику официального православия.

Но при этом – продолжая рыбную аналогию – он не должен забывать и о соседях по своей стае. Его работа – для них; им может понадобиться его помощь. Может понадобиться, а может и нет; во втором случае следует не клясть «непослушных дураков», а смириться и продолжить маршрут. Потому что ты не гигант-Левиатан и не Творец-Вседержитель, а всего лишь карась, даже если тебя зовут Лев Толстой. В то же время личная ответственность за свой народ, выраженная в стремлении оставаться с ним в любой ситуации, даже в минуты кризиса и беды – особенно, в минуты кризиса и беды – часто не совпадает с личной выгодой.

Зачем плыть с макрелями, когда с тунцами намного интересней? И возможности шире, и корма больше, и перспективы открываются поистине океанские. Правда, тунцы охотно питаются твоими бывшими собратьями, но тебя, возможно, не тронут – ведь ты для них уже «свой», полезный, помогающий отыскать укромные места обитания макрельих стай… В свое время Жаботинский называл подобных макрело-тунцов дезертирами. Тогда речь шла о евреях, бросавших свои раздираемые нищетой, бесправием и погромами местечки ради звания «русского интеллигента». Теперь речь идет об израильтянах, бросивших свою раздираемую войнами и внутренними проблемами Страну ради звания «прогрессивного защитника универсальных ценностей». Бросивших – не в смысле «уехавших». Бросивших – в смысле «на произвол судьбы».

Я далек от мысли, что Озом, Шалевом, Гроссманом, Иегошуа и прочими столпами израильского культурного истеблишмента двигали/движут корыстные соображения, когда они помогали/помогают нашим врагам пожирать нас. Скорее всего, они искренне верят, что действуют на благо Страны. Возможно, они даже убеждены, что льющийся на них поток славословий и материальных благ обусловлен только и исключительно их литературными талантами. Но на взгляд со стороны их небольшой, но крайне вредный и крикливый косяк выглядит очень и очень плохо.

В масштабах мирового океана они кажутся платными агентами влияния мощных политических сил, не скрывающих своего стремления уничтожить нашу Страну.

В масштабах нашего озерка они кажутся оккупантами, прочно рассевшимися вокруг кормушки, доступ к которой был дан им исключительно по факту принадлежности к весьма ограниченной общественной или семейной группе. В отличие от Толстого и Золя, их не отправляют в изгнание, не отлучают от жирных гонораров и грантов – напротив, это они изгоняют и отлучают других, не желающих выстраиваться по угодному им ранжиру. Забавно, что при этом именно они, оккупирующие скудные культурные ресурсы воюющей Страны, больше всего кричат о «развращающем влиянии оккупации»…

Мне не хочется винить в этой удручающей картине их самих; как показано выше, дезертирство было изначально заложено в судьбе поколения №3 мапайно-мапамной верхушки – поколения, оставленного своими отцами без каких-либо духовных основ и оттого вынужденного искать их на чужой стороне. Возможно также, что у сионистского движения ничего не получилось бы, не будь поколения №2 – поколения мошедаянов, самовлюбленных невежд, не боящихся ни Бога, ни черта, но и не верящих ни во что, кроме инструкции кибуцного политрука, да и то с оговорками. Возможно, напротив, без них получилось бы намного лучше. Теперь уже не скажешь, и нет смысла играть в «если бы».

С другой стороны, понимание данной закономерности позволяет надеяться на временность явления нынешней культурной олигархии, в несколько сотен кровососущих ртов прильнувшей к яремной вене Страны. Скорее всего, это всего лишь одноразовый вывих. От мапайного поколения №2 уже не осталось следа. Мало-помалу вымирает и №3. Будем надеяться, что пышные похороны Амоса Оза (как и ранее – похороны Аси Даяна) символизируют начало этого благотворного процесса.
 АЛЕКС ТАРН