В каждом обществе есть городские легенды и мифы, и Израиль не является исключением. Откуда берется мясо для котлет, что делают со стариками, и ездят ли жены ешиботников на дискотеку
В повести о своем нелегком детстве Эдуард Лимонов рассказывает такую историю. Дети из военного городка, чьи ранние годы пришлись на войну, верили, что по городу Харькову ходит страшный дядька. Он ловит маленьких детей, убивает их, снимает с них мясо и перемалывает на котлеты. Котлеты из детского мяса можно видеть затем на полках ближайшей «Кулинарии».
История про дядьку-убийцу – типичный пример страшной городской байки (urban legend). Конечно, никакого дядьки – ловца детей – в Харькове не было. Городские сказки отражают не реальность, а страхи людей. Офицерские дети из военного городка пережили войну, видели смерть, познали голод. Жуткая история, в правдивость которой они свято верили, лишь отчасти была порождением их опыта, но, главным образом, страхов и фантазий.
Другой пример подобной байки – знаменитая легенда о Нараяме, ставшая основой двух японских фильмов. Последний из них, 1983 года, удостоился многих наград и был популярен в СССР. В фильме идет речь о деревне, затерянной в горах Японии. Человек, достигший возраста шестидесяти лет, считается здесь глубоким старцем. Он уже «не жилец», и его приносят в жертву богу смерти Нараяме. В основе двух фильмов – народная байка, согласно которой правитель одной из японских провинций приказал убивать всех стариков старше шестидесяти лет. Такого правителя в Японии никогда не было, стариков никто не убивал, наоборот, в Японии наказывали тех, кто проявлял непочтение к родителям. Но старики, тем не менее, боялись, что дети поторопят их с уходом из жизни.
Недавно моя знакомая из Бней-Брака – самого большого рода планеты, населенного исключительно религиозными евреями, рассказала мне такую историю. Жила-была в Бней-Браке хорошая девочка из приличной семьи. Выдали ее замуж за авреха – парня, который посвятил жизнь изучению Торы. Только вот видит молодой муж: не хочет жена по дому шуршать, чолнты варить, запеканки запекать, и детишки что-то не рождаются. Вот как-то раз не пошел он в колель, где Талмуд учат, а затаился у дома. Выходит жена – хвать такси. И он тоже – хвать такси (в кустах стояло вместе с роялем) и за ней. Видит, остановилось такси у какого-то дома в Тель-Авиве. Жена зашла в дом, а через некоторое время вышла с женой его друга, тоже авреха. Обе в мини-юбках, кофтах непотребных с голыми животами. Сели они опять в такси и поехали, а аврех за ними. И приехали обе дамочки в бар, и давай снимать мужиков.
– Кто тебе это рассказал? – спросила я.
– Муж, – ответила моя знакомая.
– А он знает парня, с которым это случилось?
– Нет, но знакомый этого парня иногда молится в синагоге, куда иногда заходит брат тестя знакомого моего мужа.
– А троюродный забор нашего плетня все это видел своими глазами, – подытожила я.
Моя подруга рассказала мне страшную байку города Бней-Брака. Не боятся здесь дети, что их порубят на котлеты, – много еды вокруг. Не боятся старики божка Нараямы – только Единого Б-га они боятся. А чего же страшится житель Бней-Брака? О чем его печаль?
А страшится он того, что рухнет опора, на которой стоит красивое здание изучения Торы, семейной жизни и жизни вообще. Упадет колонна, подпирающая мощной капителью свод еврейского дома. И эта опора, эта основа, эта надежа – слабая и хрупкая еврейская женщина.