ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ
Максим Кантор, безусловно, один из самых ярких мыслителей
современной России. Соединив в себе блистательный талант живописца и
литератора, кисть и перо, он пишет полотна, которые по масштабности можно
сравнить разве что с Василием Гроссманом.
«Медленные челюсти демократии», «Учебник рисования»,
«Красный свет» - это продолжение размышлений над потоками и титаническими
расколами истории, начатыми в «Жизнь и судьба» и «Все течет». Оба художника – и
Гроссман, и Кантор одержимы одной и той же темой – судьбой современной
цивилизации, историческими трагедиями 20, и, теперь уже – 21 веков. Только
Гроссман, сравнивая сталинизм и фашизм, видит в нем черты родового сходства и
слабый свет впереди просто уже потому, что «хуже не бывает. А Кантор
принадлежит к поколению, которое уже успел разочароваться в возможностях
западных либеральных ценностей» и демократии, включая их в тот же замкнутый
круг. Потому что и сталинизм, и фашизм, и т.н. демократические государства –
это все формы демократии по меньшей мере по происхождению. Потому что все они
были легитимны и выражали волю большинства.
Но ни в каком виде ни одна из них не спасает от неравенства,
жестокости и истребительных войн. Отсюда
Кантор приходит к ощущению полной безнадеги, к трезвому пониманию, что
реального выхода нет, по крайней мере - ни он, ни другие пока не видят. Поэтому
все, чем он может себя утешить, это тоскливая мечта.
«Здесь нет никакой иной справедливости, кроме одной – мы
здесь едины в боли. И выше этой справедливости не бывает. Я продолжаю верить,
что главным достижением человеческой мысли является мысль о равенстве. Главная
мысль, которую придумали люди, состоит в том, что надо разделить боль соседа.
В той мере, в какой коммунизм воспринял это у христианства,
это учение мне дорого – а иного коммунизма я не желаю знать.
И если у меня когда-нибудь достанет сил, я снова буду
защищать равенство. Я буду строить мир равных, я буду работать для всех людей,
буду писать и жить так, чтобы каждый был равен товарищу и никто не пожелал ни
крупицы сверх равной доли. Это единственное, ради чего стоит жить. Теперь я
знаю, это очень опасный путь.
Но ничего иного я не хочу. Быть равным другому – это очень
опасно. Хочу видеть перед собой красный свет опасности и идти на красный свет».
Это пишет в 1949 из тюрьмы еврей Соломон Рихтер другу
детства Фридриху Холину, накатавшему на него донос. Письмо передал другой
дворовый приятель – освободившийся вор. Равенство в боли - вот единственное пристанище его воплощения,
которое Кантор нашел, придумал пока в процессе своих хождений по мукам.
Добросовестность умного человека трагична. Часто ему
приходится опровергать то, во что он хочет верить. И верить – вопреки разуму. А
от этого особенно скверно на душе.
Или приходить к выводам, которые у других могут вызвать
только ужас. Так честность ученого-социолога Александра Зиновьева после
головокружительного зигзага от либерализма к сталинизму привела к выводу, что
идеальным социализмом в его классическом (т.е. в марксово-ленинском воплощении)
является 1937 год.
Кантор же, душой и совестью доброго человека отчаянно
стремится к идеалу равенства, причем не потенциального (равенству равных
возможностей) , а реального, функционального, поддерживаемого и государством, и
социумом. В поисках его он погружается в глубины истории, изучает «изнутри» -
исходя из внутренней логики представителей самых разных мировоззрений ( друг
Гитлера, современный демократ, полуграмотный чекист, потомственный интеллигент,
кадровый военный и т.д.). Причем порой делает это с такой добросовестностью,
что возникает ощущение, будто это кредо самого автора.
Но когда он выходит на уровень обобщений и выводов, всякий
раз обнаруживает, что невод пуст. Ничего не выловил. Равенство всюду куда-то
выскальзывает, перерастает в свою противоположность. Кантор признает, он
вынужден признавать, подчиняясь фактам и логике, что множество людей не хотят
быть равными. И что именно неравенство становится мотором всякого развития:
экономики, силы, крепости государства. Да и самой государственности. И что в
природе социумов равенства не бывает.
А если и бывают, то лишь фрагментарно, временно и лишь в
виде муляжей. К таковым Кантор относит «средний класс». Во-первых, он
охватывает не все, а лишь часть общества. Во-вторых, относительно крупных
богачей, здесь равенство носит характер иллюзии (они акционеры и мы акционеры,
они живут сыто и мы – сыто и т.п. ). И, в-третьих, их благополучие эфемерно и в
любой момент может быть разрушено по желанию сильных мира сего.
Мрачная обреченность рисуется Кантором и в части мирного
существования. Война у него – неизбежный атрибут истории, функция, с помощью
которой Капитал предотвращает революции и усиливает и легализирует неравенство.
В глобальном мире это могут быть войны за пределами т.н. Запада. Но они в любом
случае сокращают его население и как минимум оправдывают режим подчинения одних
другим.
Как мыслитель, Кантор отдает себе отчет, что неравенство
неизбежно. Ну, хотя бы потому (это я уже от себя вставляю), что Всевышний
поделил человеков на экстравертов и интровертов. И, скорей всего, по принципу
«каждой твари – по паре». А это значит, что всегда будут те, кто стремятся в
конкуренции к лидерству. И те, кто равнодушен к власти, охотно ей подчиняется и для кого идеалом является уравниловка. И
уже только поэтому невозможно идеального социального устройства. А пределом
идеальности государства является такой механизм, который позволяет хоть как-то
эти людские породы согласовывать, находить между ними компромисс.
Но принять этого он не может. Но это уже другой Кантор, иная
его ипостась: как личность, как лирик. И такому Кантору одинаково противен и
социализм в коричневом и красном воплощении, и капитализм в его либеральной
оболочке. А потому он вновь и вновь отправляется в свои мучительные странствия
по историческим весям и современным брожениям, стремясь найти что-то третье,
еще неведомое, но должное. Ведь есть же Господь. И есть его заповеди. Значит,
где-то, когда-то они должны воплотиться.
Владимир Скрипов
Комментариев нет:
Отправить комментарий