ПО ТОМУ ЖЕ ШАБЛОНУ

По тому же шаблону

03.08.2017 Аналитика

Фундаментальная монография Бенциона Нетаниягу «Истоки инквизиции в Испании XV века», переведенная на русский с английского оригинала (пер. Даниэль Фрадкин) и изданная при поддержке Российского еврейского конгресса, предлагает новый взгляд на истоки Испанской инквизиции, учрежденной в конце XV века королями Изабеллой и Фердинандом. Многие полагают, что это печально прославившееся жестокостью учреждение было создано как сугубо религиозная институция, преследовавшая еретиков: в основном (по крайней мере, поначалу) – притворно крестившихся иудеев, именуемых еще «тайными евреями».

Такой взгляд на вещи был и пока еще остается преобладающим – и прежде всего потому, что устраивает более-менее всех. Атеисты рады записать на счет католицизма чудовищные пытки и казни инакомыслящих. Католики используют тот же нарратив, чтобы отмежеваться от «прежнего» папства, противопоставляя ему нынешнее, относительно благочестивое. А что касается евреев, чьих соплеменников сжигали тогда на кострах, то им, несомненно, льстит версия о беззаветной приверженности вере отцов.

Одна проблема: этот взгляд имеет мало общего с действительностью. Марранов (называемых еще конверсо или «новыми христианами») жгли на кострах не из религиозных, а из расовых соображений, хотя и прикрывались при этом первыми. Согласно концепции Бенциона Нетаниягу, инквизиция была введена под давлением антимарранского (читай – антисемитского) движения. Иными словами, короли пошли навстречу требованиям народа, не желавшего терпеть рядом с собой евреев ни под каким соусом – ни в виде правоверных иудеев, ни в облике благочестивых христиан.

Здесь следует отметить, что речь идет именно об истоках и причинах, поскольку со временем Испанская инквизиция переросла свой первоначальный raison d’etre, и, покончив с марранами, устремилась за новой добычей – морисками и реформаторами.

Нетаниягу начинает с краткого экскурса в прошлое, который демонстрирует повторяющийся профиль поведения евреев в рассеянии. Суммируя приведенные историком примеры, можно обобщить их следующей формулой: евреи в рассеянии, как правило, лояльны любой законной власти, что делает их ценным ресурсом для правителей в период становления режима – и в то же время порождает ненависть к ним со стороны противников не устоявшегося/нового правления. В такие моменты правители склонны защищать своих еврейских подданных от общих врагов. Но вот проходят годы, ситуация в стране успокаивается, власть перестает восприниматься населением как враждебная, и у нее появляются иные политические соображения.

Антисемитизм, таким образом, не инициируется сверху – оттуда всего лишь поступает гласное или негласное разрешение громить. Инициатива погрома, как правило, идет снизу, из народа, а власти лишь следуют «велению масс», попутно блюдя свой сиюминутный интерес.

Вот и во время Реконкисты христианские короли были кровно заинтересованы в притоке евреев на отвоеванные территории Пиренейского полуострова, покинутые населением, пустынные, нуждающиеся в трудолюбивых и инициативных людях. Эта нужда ощущалась до конца XIII в. В течение 300 лет не было в Кастилии ни одного короля, в чьей администрации не было бы влиятельных евреев на жизненно важных постах. Следует напомнить, что это происходило на фоне непрестанных еврейских погромов и гонений во всей остальной Европе.

Вместе с тем, «простой народ» всегда был наготове с ножом и кистенем. Погромщики и их вожди объясняли свою ненависть чисто религиозными мотивами. Впрочем, наступление на права испанских евреев, с того момента, как отпала острая надобность в их услугах, шло отнюдь не только при помощи грубой силы, но и на юридическом поле. Короли уступали политической силе. Историк подробно описывает постепенное сжатие области дозволенного: вот евреев лишили права владеть землей… вот запретили занимать государственные должности… вот вышел запрет на определенные профессии… вот «простили» за них треть долгов по выданным ссудам…

А в конце XIV века пришла пора массовых насильственных крещений. 4 июня 1391 года погромщики бросились на штурм севильской худерии (еврейского квартала). Тысячи мужчин были вырезаны, женщины и дети уведены для продажи в рабство. Спаслись лишь те, кто добежали до церковных купелей для обряда крещения. За Севильей последовали другие города и области. Многие общины были просто сметены с лица земли.

Один из выкрестов, некий Соломон га-Леви, сделал впоследствии стремительную карьеру в церковной иерархии и стал известным под именем епископа Павла из Бургоса. Он добился на поприще крещения соплеменников едва ли не большего, чем погромщики. В отличие от них, Павел действовал не топором, а законом. Подготовленный им королевский эдикт от 1412 года сделал все, чтобы удушить еврейские общины экономически. После этого у испанских евреев попросту не осталось иного выхода как креститься.

Так на испанской политической сцене появилась новая и довольно большая по меркам того времени группа. К концу эпохи массовых крещений (ок. 1418 г.) численность конверсо составляла порядка полумиллиона человек. В новую жизнь они вступали практически обнищавшими в результате тотальных грабежей. Единственным шансом получить работу было обращение к христианским бюргерам. Понятно, что, работая в христианских кварталах, прозелиты автоматически лишались возможности соблюдать иудейские заповеди кашрута и субботы. Зато от участия в христианских церемониях увильнуть было практически невозможно.

Иудаизм в среде крещеных евреев отступал, а христианство набирало силу. Жизнь, что называется, брала свое. А уж дети новообращенных, воспитанные в христианских школах, не видели и вовсе никакой проблемы в том, чтобы стать частью христианского общества.

Итак, евреи, раньше преследуемые христианскими соседями за то, что они «другие» (по религии), стали наконец «своими». Что же произошло дальше? Стало только хуже. «Испания отреагировала на абсорбцию евреев, как организм реагирует на вирус, – констатирует Нетаниягу. – В качестве антитела она выработала расовую теорию».

Да-да, низовая ненависть простонародья лишь отступила на время. Довольно быстро нашлись теоретики, мотивирующие необходимость уничтожения евреев расовыми причинами. Конверсо, как и евреи-иудеи до того, были ненавидимы в качестве представителей отвратительной расы, всем членам которой свойственны самые чудовищные черты. Образ еврея, последовательно внедряемый испанскими антисемитскими авторами, начиная с эпохи крещений, монструозен: он мерзок внешне, он лжив и коварен внутренне.

Задолго до «Протоколов сионских мудрецов», испанские авторы XV в. приходят к выводу, что евреи стремятся захватить власть над христианами, чтобы превратить их в своих рабов.

К 1449 году, когда накопившееся в обществе напряжение вылилось в кровавое антимарранское восстание, испанский расизм имел уже все признаки законченной теории.

Любая беседа об антисемитизме – как XV, так и XXI века – непременно затрагивает так называемые «истинные» (кто-то называет их «материальными») причины всенародной ненависти к евреям. Кто-то кивнет на религию, кто-то скажет о конкуренции, кто-то – о роскоши и расточительстве, кто-то – о нищете и скупости, кто-то упомянет, что «они все заодно», а кто-то, напротив, отметит беспринципность – «мать родную продаст».

Бенцион Нетаниягу последовательно и детально рассматривает все, что может дать ответ на вопрос «почему?»

Прежде всего он ищет – и не находит – ни одного серьезного свидетельства о массовом отступничестве конверсо, хотя устроители больших и малых погромов не замедлили бы упомянуть о какой-нибудь найденной на чердаке меноре или о тайнике со свитком Торы. Не упоминали потому, что ничего такого не было.

Если «тайные иудеи» и существовали к концу XV века, спустя несколько поколений после насильственного крещения, то в крайне незначительном масштабе. Выходит, отступничество от религии никак не могло быть истинной причиной гонений. Сделав этот вывод, Нетаниягу переходит к причинам социально-экономического характера. Возможно, ненависть была продиктована притеснением или конкуренцией в профессиональной сфере?

Историк тщательно разбирает это предположение и снова приходит к выводу о его несостоятельности. Да, среди откупщиков было довольно много конверсо, но не настолько, чтобы привести к взрыву против всех «новых христиан». Да и конкуренция в ремеслах и свободных профессиях была совсем не так велика. Иными словами, социально-экономические мотивы ненависти были тоже – как и религиозные – не более чем прикрытием, рационализацией иной, более глубокой причины.

Ненависть была расовой – вот вывод, к которому приходит Бенцион Нетаниягу. Но откуда она взялась? Историк не дает ясного ответа на этот вопрос, хотя и замечает, что внуки и дети погромщиков интуитивно ждали от евреев мести за прошлые преступления. Кроме того, крестившийся испанский еврей, даже полностью утратив связь с иудейской религией, оставался тем не менее особым, иным, отличным от «старо-христианского» окружения. Он был иным по мельчайшим, временами даже не осознаваемым признакам: по внешности, повадкам, улыбке… – иным настолько, что в нем чувствовали чужого даже спустя два-три поколения.

Но можно ли объяснить столь чудовищную – вплоть до геноцида! – ненависть только ксенофобией? В конце концов, евреи-конверсо были всего лишь одной из групп общества, чрезвычайно разнородного по своему этническому составу. Иберы, аланы, германцы, баски, галисийцы, астурийцы, каталонцы… – трения между ними продолжаются и поныне. Отчего же они никогда не порождали ничего даже примерно похожего на жгучую ненависть к евреям? Что, они были менее чужими? Да нет, различия между кастильцем и баском бросаются в глаза и по сей день. Тогда почему?

Что там такое светится в еврейских глазах – чужое и страшное настолько, что заведомо перевешивает и старые распри, и иноязыкость, и глубокие культурные различия? Что?

Алекс Тарн

FB