ЭВОЛЮЦИЯ ДИНЫ РУБИНОЙ

Эволюция Дины Рубиной: от нежной грусти к неприятным подробностям. Часть I

Рассказываем о том, как с годами менялась проза писательницы

Д

ина Рубина, пожалуй, один из немногих писателей, чьи тексты, сюжеты и даже стиль с годами претерпевали бы такие кардинальные изменения. Будучи одним из ведущих современных прозаиков, Рубина не страшится литературных экспериментов. Её рассказы, новеллы, романы полнятся удивительными историями, в которых вымысел переплетается с действительностью, а выдуманные персонажи соседствуют с реальными.

Поэтика простых вещей

Дина РубинаНаполеонов обоз. Книга 1: Рябиновый клин

Когда-то давно она писала о себе: тоненькая девочка с большими глазами. Еще в школе нас приучили рисовать в своем воображении портрет монументального человека за столом с кипой исписанных страниц, вне половой принадлежности, вне времени — одним словом, писатель. Дело серьезное, и тут она — в белом свитерке взбегает по ступенькам Центрального дома литераторов, со своими нежными повестями и рассказами.

Образ этот едва различимым призраком скользит по первым рассказам Дины Рубиной — строка летит, торопится вприпрыжку. Вот здесь Нина ждет у больничного окна, когда же пойдет снег, вот Дина спешит прочь от дома за зеленой калиткой, зажимая в руке изящный тюбик губной помады, а юный следователь Сашка смотрит преданными глазами на свою возлюбленную — медсестру Надежду. Поэтика простых вещей.

«Это было в прошлый четверг... В то утро я проснулась и увидела, что деревья пожелтели вдруг за одну ночь, как седеет за одну ночь человек, переживший тяжкое горе. Даже то деревце, которое я посадила весной на субботнике, стояло теперь вздрагивая золотистой шевелюрой и было похоже на ребенка с взлохмаченной рыжей головкой»

Такие тексты способна создавать только тоненькая девочка с большими глазами и обязательно — с печальными, как же без этого.

Сколько любви, материнской ласки должно быть к собственным персонажам, чтобы говорить, писать, думать о них вот так, филигранно подбирая эпитеты, сравнения, как будто заколдованной рукой касаясь людей, предметов, превращая их из земных в чудесные, заряженные магической силой литературы.

«Рядом со мной тихо вздохнули. Младшая девочка, прижавшись спиной к обоям, ласково мне улыбалась. Позже я заметила, что она жалась не только к родным — деду, сестре, отцу, но и к предметам, словно ее маленькое существо, переполненное любовью ко всему на свете, жаждало приникнуть, припасть, обласкать все, что попадалось ей на глаза»

Сборник рассказов «Когда же пойдет снег» вышел в 1980 году. Он стал первым в библиографии Рубиной, и потому забыть его невозможно. Точнее, еще и поэтому. Следом — «Дом за зеленой калиткой», «Уроки музыки» и несколько других из «ласковой» серии. Эти книги определили первую четверть творческой жизни Дины Рубиной, по которой она порхает, влюбляя своих героев друг в друга, позволяя слушать им классическую музыку, вылетать из школьного окна на уроке физики и никогда не разлучаться на самом деле — первые настоящие расставания случатся намного позже, и сразу так, что исправить уже ничего будет нельзя.

Переход от светлой печали к настоящей трагедии будет неожиданным. Впрочем, скоро мы привыкнем к резким переменам курса.

Область слепящей тоски

Дина РубинаСиндром Петрушки

Взрослеет Дина Рубина, взрослеют и ее персонажи. К 2000-м герои рассказов прекращают свои полеты — теперь не до них, как будто предупреждает автор.

Сборники, среди которых «Несколько торопливых слов любви» , «Мастер-тарабука», «Любка», роман «На солнечной стороне улицы» выходят в период с 2003 по 2009 год и сразу задают атмосферу беспросветной тоски будущим книгам «Синдром Петрушки», «Бабий ветер», «Наполеонов обоз». Уже сейчас тексты Рубиной наполняются израненными, вытолкнутыми на обочину жизни персонажами.

«— Митья, у меня СПИД. 

Он взмок мгновенно и обильно, словно его окатили фонтанные струи. Волна жара поднялась из желудка, руки и лицо покрылись гусиной кожей. Первым желанием было — бежать не оглядываясь, бросив ее вместе с машиной тут же, на задворках старого Яффо»

И если у предыдущих, трогательных юных героев есть еще шанс на спасение, у Нины, У Сашки, у самой Дины, то Мастер-тарабука так и останется вот здесь, на переднем сиденье автомобиля, покинутая всеми, выплюнутая мирозданием на жаркий израильский асфальт — и одна. За ней следом выстроится длинная череда таких же выброшенных и тем больше, может быть, живых, настоящих, почти осязаемых фигур новой, беспощадной рубинской прозы.

«Вера села на стул рядом с кроватью и изучающе уставилась на обтянутое кожей темное лицо, обнажившее прежде незаметные монгольские черты... Вера ничего не чувствовала... Мать уже несколько недель назад, сказал доктор Арутюнян, исчерпала все мыслимые сроки»

Смерть отныне у Рубиной не трагическая случайность, а обыденность. Будь то угасание поношенной, истрепавшейся жизни бывшей зечки Катерины или взорванный террористами самолет, уносящий в небо чью-нибудь последнюю любовь. Беда одержала победу. Так где же спасение? И Дина Рубина снова разворачивает свой творческий корабль на 360 градусов, держа курс на израильскую землю. Но об этом мы расскажем в следующий раз.