ПРЕКРАСНОЕ ОДИНОЧЕСТВО

Ошибся, двинувшись по легкому пути. В духе Андерсена сочинил сказку о ворчливом зонтике. Дождевой этот зонтик заставили раскрыться при солнце, напрячь все свои усталые «жилы», натянуть без нужды старую непромокаемую ткань. Зонтик ворчит, жалуется на несправедливость судьбы, но девочка под зонтом жалобы слышит. Они живет в своем, задумчивом  мире, почти во сне…. Картина – сон, реальность сдвинута птицей, ступающей след в след за девочкой.

 Ошибся, конечно, как просто уйти в деталь, пусть и красивую и не увидеть за ней главного.

Одна Мельница.

Одно Дерево.

Одна Птица.

Одна Девочка.

И одно Солнце из-за туч.

Чистоту обширной лужи не морщат струи дождя. Прошел дождь, а существо девочки все еще под зонтом. Она одинока и задумчива, а потому не видит, не ощущает тихое озеро под ногами…

 За девочкой бесшумно шагает птица. Она  бесплотна,  лишена агрессии и внимания к тому, что происходит вокруг…. Ее интересует только одинокое существо под ненужным зонтиком.

 - Что за странное создание? – думает птица. – Может быть оно из пернатых, только бескрылых пернатых.

 Отрыв от Земли – древняя, иудейская тема. Ты слеплен из глины, из праха, но душу вдохнули в тебя, чтобы смог ты оторваться от своей же плоти. Столько несправедливости, крови и грязи на тверди. Может быть, в небе, в облаках, в Космосе, ближе к Богу, к звездам и свободе призвание твое…. Сама молитва: «В будущем году в Иерусалиме», сама мечта об этом, повторяемая несчетно две тысячи лет изгнания, - полет, хотя бы потому, что иной мечта быть не может…. Птица – это девочка, а девочка – это птица.

 Само преодоление силы тяжести – решимость на одиночество. Одинок отважный Икар, одиноки герои Шагала…. Сидел как-то  за одним столом с известным летчиком. Он выпил лишку, был разговорчив и откровенен.

 - Что в небе, что? – сам себя спрашивал он. – В небе – прекрасное одиночество. Вот что!

 Раскрытый зонтик без необходимости нужен художнику и для подъема вверх, и для ритма. Он так похож на шляпу бескрылого существа. Зонтик –  нота «до», а шляпа – «ре»…. У талантливой живописи своя мелодия, своя октава: до – ре – ми…. Где это «ми»? Наверно в бесплотном шаге девочки-существа, таком невесомом, что даже на воде не оставляет этот шаг следов.

 Но только такое движение годится для неожиданного разбега, для подъема в высоту, для преодоления силы тяжести. Сколько весит существо на картине? Совсем немного. Одежда  девочки весит больше.

 За птицей есть следы, за человеком – нет.

 Богатые волосы в темной сетке. Волосы – единственный достаток существа, совсем некрасивого и в некрасивости этой лишенного признаков пола. Кофта навыпуск – не признак, как и юбка до пят, закрывающая ноги…. Наверно, совсем тощие, некрасивые ноги. Может быть,  похожие на птичьи лапки.

 Но как часто красота, в наивной относительности своей, мешает увидеть необходимое, как часто четкость пола не дает возможности вглядеться в сущность человека. Какая там душа у прекрасных мраморных статуй обнаженных дев, где душа атлетов на постаменте?

 Как тут не вспомнить, увы, затертые до неприличия гениальные строчки Николая Заболоцкого:

 А если это так, то что есть красота

 И почему ее обожествляют люди?

 Сосуд она, в котором пустота

 Или огонь, мерцающий в сосуде?

 В этих строчках русского поэта суть поединка иудаизма с язычеством, восставшего против культа внешней красоты в отчаянной надежде на красоту внутреннюю.

 Существо на картине Ителлы Мастбаум красиво в особой системе координат. Некрасивая девочка – прекрасна. Как прекрасно одиночество в небе, в вере…. Как завораживает, как прекрасна обреченность на одиночество.