«Зарплату выдали унитазами». Воспоминания о дефолте 1998 года
РЕДАКЦИОННЫЙ МАТЕРИАЛ
Накануне двадцатилетия «черного августа» его очевидцы рассказали «Снобу» о том, как выживали, когда было нечего есть, а зарплату не платили месяцами
ЗАБРАТЬ СЕБЕ
«Мы целый месяц ели бутерброды с маргарином»
Сергей, 30 лет, музыкант
Мама растила меня одна, без отца. Очевидно, что и до дефолта наша жизнь была не самой легкой. Мама работала архивариусом в одном из банков. Жили бедно, но не нищенствовали. Все необходимое для десятилетнего мальчика у меня было. Первое отчетливое воспоминание о начале кризиса — заявление Ельцина о том, что дефолта не будет. Это было примерно за неделю до 18 августа. Я спросил у матери, что такое дефолт, и она сказала — обесценивание денег. Помню, я тогда и испугался этого, и обрадовался, что такие серьезные люди, как президент, гарантируют, что дефолта не случится.
18 августа я гостил в деревне у родственников. Хорошо помню, как соседка сказала: «Если Колька не раздобудет доллары, через месяц будем голодать!»
Моя мать сразу же лишилась работы. В школу меня собирали с бабушкиной пенсии и на то, что смогли взять в долг. Сентябрь 1998-го был очень мрачным. Мать пыталась найти хоть какую-то подработку. В холодильнике были только хлеб и самый дешевый маргарин. Их мы и ели целый месяц. Иногда из Подмосковья приезжала бабушка, тогда варили макароны и ели их все с тем же маргарином. Еда в школьной столовой в тот период казалась невероятно вкусной. Даже не любимые детьми каши и супы были для меня большой радостью, потому что жить на бутербродах с маргарином и чае (частенько без сахара) — удовольствие сомнительное.
Денег на фрукты не было, и я на рынке изображал придирчивого покупателя, пробуя все подряд
Я иногда смотрел телевизор. Там говорили о росте курса доллара. Регулярно показывали сюжеты про бедные семьи и их нелегкую судьбу. Особенно запомнился рассказ одной девочки, которая училась в школе и собирала недоеденное за одноклассниками, чтобы накормить семью.
В середине осени бабушка пошла торговать в переходе сначала старыми вещами деда, а потом шоколадками и сигаретами. Все это время к бабушке помимо сборщиков мзды постоянно цеплялись «челноки», которые выпрашивали денег и обещали их вернуть, после того как вернутся с шубами из Турции. Она им не особо верила.
Жить стало полегче, в рационе появилось разнообразие. Ну и, естественно, шоколадки! Денег на фрукты не было, и я на рынке изображал придирчивого покупателя, пробуя все подряд.
Ближе к зиме работу нашла и мама. Она устроилась продавцом в книжный магазин на Якиманке. Жизнь стала налаживаться.
«Накануне дефолта я продал имущество за рубли и потерял все»
Владимир, 54 года, журналист
В 1998 году мне было 35 лет. Я жил в Красноярском крае и несколько раз в год приезжал в Москву сдавать сессию (получал дополнительное образование в Литинституте). Моим детям тогда было 5 и 7 лет, а в Сибири в то время жилось тяжело, поэтому в Москве я брался за любую халтуру. Мне как сибиряку полагалось несколько бесплатных поездок в любую точку страны. У меня их накопилось восемь. И вот в 1998 году, когда я учился на 3-м курсе, я все их использовал. Пришлось решать: либо оставаться в Сибири, не закончив учебу, потому что денег на билеты до Москвы у меня не было, либо переезжать в столицу. Я посоветовался с семьей, и мы выбрали второе. Тем более что жене пообещали работу в гимназии (она преподаватель), а меня должны были взять редактором с зарплатой в 700 долларов в месяц. Я планировал купить квартиру в Подмосковье у однокурсника и прикинул, что если продам все тут и устроюсь на работу, то через месяц-два полностью расплачусь с ним.
Мы продали квартиру, дачу, гараж, мебель, книги — все, что могли. Я сравнил курсы валют у нас и в Москве и решил, что выгоднее рубли на доллары менять там: разница составляла 30 копеек. Если бы я поменял деньги сразу, все сложилось бы по-другому.
Младшую дочь оставили у бабушки, а мы с женой и старшей дочерью сели в поезд. Приехали в Москву 19 августа. За день до этого случился дефолт, но мы-то ничего не знали. На вокзале суматоха, безумные очереди в обменниках. Только и слышно: «Дефолт! Дефолт!» Мы растерялись и не сразу поняли, что произошло. Ломанулись в балашихинскую гимназию, куда должна была устроиться жена, а там все закрыто: решение о приеме на работу должны были принять только в сентябре. Оббегали несколько школ и в одной нашли место. Директор, спасибо ей большое, разрешила нам ночевать в классе. Мне в работе отказали: «Дефолт! Сами не знаем, что будет, поэтому больше сотрудников не набираем».
Я помчался менять рубли. Курс изменялся стремительно: сначала доллар стоил 6,30 рубля, потом 14. Я в итоге купил доллары за 19 рублей. Естественно, ни о какой покупке квартиры речи уже не шло. Нашел жилье за 100 долларов в месяц, но через пару дней хозяйка квартиры, видя, как падает рубль, сказала, что 100 долларов мало и вообще у нее родственники приезжают. Потом выяснилось, что она квартиру уже за 150 долларов сдала. Мы вернулись в школу. Учителя забирали нашу дочь ночевать к себе.
В конце концов нашли квартиру, но она была пустая: бетонный пол и стены, газовая плита — и больше ничего. Я досок натаскал, мебель соорудил. Жизнь заставит — и не такое сделаешь
Я устроился бригадиром в дизайнерское бюро. Пообещали 400 долларов. Мы выполнили первый заказ, а с нами не расплатились. Поехал разбираться. Вся наличность у меня была с собой, негде оставить. И вот в троллейбусе у меня вытащили деньги. Осталось только пять рублей… И начались мытарства. Экономил как мог: на автобусах до первого контролера ездил, чтобы пройти в метро, пристраивался за кем-то. Брался за любую халтуру: в электричках газеты продавал, на стройках работал. Однажды познакомился с безногим мужчиной, который просил милостыню на Арбате. Говорю, давай я рядом на гитаре играть буду, и люди охотнее подавать станут. И так я с ним две недели работал, он мне процент отстегивал каждый день. Когда на Арбате появились первые уличные кафе, я договаривался с менеджерами, что буду исполнять песни на заказ. Стыдно было очень: дома я 8 лет возглавлял театр и очень боялся, что встречу тут знакомых из своего города.
Квартиры приходилось менять каждый месяц, потому что хозяева постоянно поднимали аренду, а мы могли платить не больше 100 долларов. В конце концов нашли долгосрочный вариант, но квартира была пустая: бетонный пол и стены, газовая плита — и больше ничего. Я досок натаскал, мебель соорудил. Жизнь заставит — и не такое сделаешь, тем более когда дети есть. С едой тоже выкручиваться приходилось: рыбу в озере ловил, грибы собирал, несколько уток поймал. В общаги наведывался. Вахтеру наобум называл номер комнаты, оставлял паспорт и ходил по комнатам: «Ребят, не хватает картошки на суп. Дадите пару штук?» Набирал со всей общаги пакет продуктов и вез домой. Год мы так прожили.
В конце 1999 года устроился в журнал при Всероссийском обществе слепых. Копейки получал, но зато был официально трудоустроен. Год для стажа отработал. Потом жизнь постепенно наладилась.
Иногда у меня просят деньги на улице: «Я издалека приехал, не могу устроиться, детям есть нечего». Я отвечаю: «Врешь! Я сам через это прошел. Всегда можно найти работу». Вообще при любом раскладе человек должен рассчитывать на себя и не опускать руки. А еще помнить, что в мире много хороших людей, которые помогут. Но, если ты сам ничего делаешь, тебе никто помогать не будет.
«Наш банковский вклад увеличился в четыре раза»
Татьяна, 33 года, предприниматель
Я родилась в Екатеринбурге в многодетной семье, у меня двое старших братьев. 90-е были тяжелым периодом для нашей семьи, постоянно не хватало денег. Мама, геолог по образованию, работала кладовщиком на заводе. Платили с задержками, но мама могла взять любую часть зарплаты талонами на обед в столовой. До августа 1998-го на эти талоны уходило процентов семьдесят зарплаты.
Отец, электрик высшего разряда, зарабатывал очень немного, постоянно переходил с одного места на другое, поскольку многие предприятия в тот период закрывались. Была сильная напряженка с едой. Отец находил на помойках детали и собирал велосипеды, а мы с братьями пытались продавать их на рынке или обменять на продукты. Это помогало не умереть с голоду. Какое-то время папа работал электриком на рыбном комбинате и периодически приносил оттуда копченую скумбрию, которую потом меняли на сигареты, а те в, свою очередь, на конфеты, а потом на деньги. Бывали периоды, когда в холодильнике не было ничего, кроме коробки конфет «Родные просторы».
Накануне дефолта мама нашла подработку сторожем в доме быта. И ночь через трое дежурила с папой по очереди. Иногда я, тринадцатилетняя, подменяла маму, когда ей нужно было решить какие-то бытовые вопросы.
У отца был стратегический запас лампочек, и он попытался продать их на фермерском рынке. Но мощность была слабая, они не пользовались спросом
Денег не хватало, родители из-за этого часто ругались. В конце концов они решили продать нашу трешку и купить дом с участком. Это тоже вышло не сразу: соцзащита не пропускала такие сделки, потому что по факту жилищные условия детей ухудшались, а то, что нам есть было нечего, соцработников не волновало. В августе 1998 года мы разменяли квартиру и переехали в небольшой частный дом с участком в центре города. Оставшиеся деньги (доллары) отец положил в банк на свое имя и поехал к родителям на Украину, надеясь перевезти их к нам. За несколько дней до дефолта нам пришла телеграмма, что дедушка умер. Мы поняли, что папа задержится на Украине. А потом случился дефолт. Прекрасно помню, как мама вечером пришла с работы и сказала, что сегодня наши банковские сбережения увеличились в четыре раза. Это было здорово, но деньги с отцовского счета мы снять не могли. А те наличные, что он нам оставил, мы проели меньше чем за неделю, потому что в магазинах сначала резко подскочили цены, а потом продукты и вовсе исчезли с прилавков. Мы спешно засеяли огород. Редиска взошла за 14 дней, мы ее радостно поедали. Картошку нам «помогли» выкопать соседи через дырку в заборе, нам ничего не осталось.
Отец вернулся в Екатеринбург только в середине сентября. У него был стратегический запас лампочек, и он попытался продать их на фермерском рынке. Но мощность была слабая, они не пользовались спросом. Тогда мы выкрутили лампочки дома на 75 и 100 Вт и поменяли на картошку. Помню, постоянно чувствовала голод. Нас подкармливали друзья из военных семей: у них как-то в плане еды все было стабильно. В конце месяца мы получили деньги и просто их проели. Ну еще и приоделись чуть-чуть.
Другим везло меньше. Мама моей подруги работала на заводе «Уралкерамика», где помимо прочего изготавливали унитазы. В августе и сентябре работникам не платили зарплату, а когда люди стали бунтовать, выдали зарплату унитазами.
«Пельмени ели только по праздникам»
Александр, 34 года, фотограф
Я родился и вырос в Узбекистане, куда сослали моего раскулаченного деда в 30-е годы. В 1996 году начались терки с «Талибаном». Мы жили недалеко от границы с Афганистаном, и, когда в наш городок залетело несколько случайных бомб, мы поняли, что пора валить. В декабре 1997-го с матерью переехали на историческую родину — в Челябинскую область. Мне было 14 лет.
Мы планировали купить квартиру, но остались без денег, потому что накануне переезда в Россию по дурости все доллары поменяли на рубли. Сначала жили у знакомой. Потом мама, бухгалтер по образованию, устроилась в колледж буфетчицей, чтобы получить место в общежитии. Там мы прожили в итоге больше 10 лет. Устроиться по специальности маме не удалось, ей было уже за 40, а тогда была мода на молодых и красивых.
Денег нам и так не хватало, а после дефолта все стало еще хуже: зарплаты не выплачивали по несколько месяцев. Тогда мама взяла вторую работу — устроилась техничкой в нашем общежитии. Я понимал, что ей сложно, частенько брал ведро, тряпку и мыл этаж за нее. Еще дворником подрабатывал. Единственное развлечение в то время — хоккей. Я сдавал бутылки, чтобы купить билет и попасть на матч.
«Никогда не буду кормить тебя тем, что есть в буфете, потому что знаю, из чего это готовится», — говорила мама
Основным блюдом в нашем меню в то время была картошка, чего мы только из нее не готовили. Еще варили суп из быстрорастворимой лапши «Александра и Софья». Она сначала стоила 80 копеек, потом подорожала до рубля двадцати. К лапше опять же добавляли картошку и для жирности — майонез странной желейной консистенции. Суп был безумно вкусным. Я его и сейчас иногда готовлю. Из буфета мама ничего не приносила — это было несъедобно. «Никогда не буду кормить тебя тем, что есть в буфете, потому что знаю, из чего это готовится», — говорила она.
Когда выплачивали зарплату, мы шли на рынок за окорочками. Они продавались в замороженном виде, и продавщицы со всей дури били эти окорочка об землю, чтобы разделить. Мясо стоило нереальных денег. У нас было фирменное блюдо — мясные пельмени, их мы могли себе позволить только на Новый год и дни рождения. Муку, сахар и картошку брали впрок — мешками. Мама потом довольно долго их так закупала, по инерции, года до 2011.
Подготовила Анна Алексеева
Комментариев нет:
Отправить комментарий