РАССТРИГА (ЗВУЧИТ ИНТРИГУЮЩЕ)

Интересная публикация.

Не знаю, в какой степени всё это правда, но звучит интригующе.

 

Расстрига

Пациенты ему верят, молодая научная поросль относится со скептической улыбкой, как к случайно сохранившемуся динозавру с диковинными взглядами. Его методы и вправду спорны. Но никто, однако, не спорит с тем, что вся его жизнь была неразрывно связана... даже не с уходящей, а с уже ушедшей безвозвратно эпохой – величественной, жестокой, романтической, покоренческой. 

Он сегодня живой памятник той эпохе и самому себе. Его почему-то упорно называют народным целителем. Но при этом он доктор медицинских наук, профессор и лауреат Государственной премии. Его рецепты весьма странны. Но они работают.

Впервые наши жизни соприкоснулись косвенно, издалека – через третье лицо. Однажды мой добрый английский друг, бывший советский разведчик и писатель Виктор Суворов, рассказал мне следующую историю:

– Шёл 1973 год. К нам в Военно-дипломатическую академию привели лектора. Для общего, так сказать, развития. Курсантам его не представили, вернее, назвали то ли Ивановым, то ли Петровым... Это обычное дело: человек был засекреченным и его окрестили нейтральным псевдонимом. Лектор занимался космонавтами, отвечал за их здоровье, потому и был секретен. Но я его очень хорошо запомнил. Потому что говорил он вещи удивительные, простые и вместе с тем неожиданные.  

Этот Петров-Иванов рассказал нам, молодым курсантам, что наше второе сердце – это ноги. Сердце номер один полностью с прокачкой крови не справляется. Поэтому, чтобы прогонять через очистительные системы организма всю кровь, нужно подключать сердце номер два – нагружать большие мышцы ног, а попросту говоря – приседать. 

Сколько раз? Не менее 400–500 раз в день. Как именно? Чтобы не давать избыточной нагрузки на колени, надо взяться за что-то, например за шест или за перила, обеими руками на уровне пояса, слегка откинуться, держа руки прямыми, и начать приседать, но не до конца, а сгибая ноги на 90 градусов. Можно за один раз 400 приседаний сделать, можно за несколько подходов, тут главное – выбрать дневную норму. 

Понятно, что с первого раза столько не сделать. Начинать можно даже с 3–4 приседаний, как здоровье позволяет, и постепенно довести до нескольких сотен. И тогда у вас будет отличная сердечно-сосудистая система и никаких болезней...

Прошло много-много лет. У меня с возрастом стало закономерно барахлить сердечко, пришёл я в Англии к врачу, и мне сказали: всё очень плохо, нужна операция. Вот тут-то я вспомнил про того секретного лектора и сказал английскому врачу: «Погодите, погодите! Дайте мне три месяца!» Вернулся домой и начал делать по 400 приседаний в день. Не сразу, конечно, на такое число вышел, постепенно. А через три месяца врачи глазам своим не поверили: «У вас всё прекрасно! Никакая операция не нужна!» 

Потом, конечно, забываешь про эти приседания, сердечно-сосудистая система подсаживается, и история повторяется: снова госпиталь, снова врачи говорят, что нужна операция, снова я прошу три месяца, и через три месяца меня снова отпускают на год. Разве не поразительно? 

Кстати, настоящую фамилию того странного лектора я выяснил только после появления интернета – узнал его, сильно постаревшего, по случайно встреченной на каком-то сайте фотографии. Его зовут Неумывакин Иван Павлович.

Мог ли я после этого рассказа не встретиться с такой личностью, с глыбой, лежащей в основании здания отечественной космонавтики?..

Неумывакин уже слепой. И сильно сдал. Но не из-за возраста. Семейные трагедии, о которых он мне поведал (а я вам ничего не расскажу, даже не спрашивайте), сильно травмировали его, лишили зрения и разбили сердце. Спасая всю жизнь других людей, он не смог спасти самого себя от ударов некогда близких людей. Но при этом заниматься делами общественными не перестал – консультирует, проводит многочасовые вебинары.

Передо мной словно половина человека. Та, что живёт прошлыми победами и заслугами, изобретениями и открытыми клиниками, жива по-прежнему. А та половинка личности, в которой должно быть семейное тепло, просто не существует – почернела и отмерла. Мне его жалко, и я раздуваю огонь там, где горит...

Иван Палыч, у вас, говорят, своя теория рака, вы знаете, отчего он происходит...

– Причины рака – нарушение кислотно-щелочного баланса. И паразиты, которых у нас полно.

А почему же вы сами рак не лечите, если понимаете его причины и методы их устранения?

– Я знаю, как лечить, но у меня нет юридических условий, чтобы это делать. Если больной выздоровеет, меня никто не похвалит. Наоборот, злобу затаят, поскольку современная онкология – огромная индустрия с гигантскими оборотами, а мои методы дёшевы... А если больной умрёт, меня посадят, потому что я лечил не по официально утверждённому протоколу. Если же человек умирает в онкоцентре, с онкологов никто не спрашивает, они ведь лечат по инструкции!

И когда я говорю о том, что посадят, я не шучу. В 2013 году я спас от гибели космонавта на орбите. Я дал ему своё средство, не разрешённое фармкомитетом. Все повесили на себя награды, а мне сказали: «Иди и не появляйся тут. И скажи спасибо, что не посадили, ты нарушил закон!» Три месяца мне нервы мотали. Да провались оно всё пропадом!..

Мне по раку тридцать-сорок звонков в день бывает. Просят хотя бы консультацию дать. Звонят, как правило, с третьей, четвёртой стадией. Но я не лечу по телефону. Потому что у ракового больного всю жизнь нужно изменить, чтобы его спасти, – режим питания, дыхания, взаимоотношения с людьми и миром. Потому что рак – следствие образа жизни.

Уже в 50-х годах  на "космонавтах номер ноль" Неумывакин разработал приборы, восстанавливающие человека без лекарств

Я вообще считаю, что никакого рака как болезни нет. Есть состояние организма, в которое попадает человек из-за собственной безграмотности и беспомощности медицины. У нас ведь нет медицины здоровья, у нас существует целая индустрия под названием «медицина болезней». Вот она болезнями и занимается, потому что под них заточена. Сто с лишним специалистов разодрали человека на составные части, и каждый лечит свой кусок. А это бессмысленно!

Приходит человек, например, лечить глаукому – к офтальмологу. И ему лечат глаза. Хотя глаукома к глазу никакого отношения не имеет, она начинается от мышц шеи, от ног. Глаукома – лишь симптом, следствие...

Если не рак, то что же вы лечите?

– Я вообще не лечу! Лечит медицина. А я оздоравливаю. Это принципиальное различие. Лечить – это всё равно что подставлять ведро под худую трубу. А нужно устранить течь. Вот оздоровление – это устранение течи.

Тело – оно как машина. О машине нужно заботиться и эксплуатировать её в правильном режиме. Иначе поимеете много проблем, а потом устанете ремонтировать... И я не просто так всё это говорю: вся моя жизнь была посвящена не болезням, а здоровью. Потому что я отвечал за здоровье космонавтов и именно здоровьем и занимался, ища причины, которые приводят организм к состоянию, именуемому болезнью, и способы поддержания здоровья. Это была чисто практическая задача, которую я решил.

Я уже понял: судьба увела вас от магистральной линии и сделала расстригой официальной медицины.

– Да. Потому что я ученик Королёва. Не в том смысле, что конструировал ракеты, а по самому принципу, подходу, системе. Ведь мы тогда начинали совершенно новое дело, целую отрасль с нуля – космонавтику. Ничего ведь не было, с чистого листа всё делали – и по ракетам, и по возможностям организма. Никаких инструкций.

Помню, однажды на совещании я говорю Королёву: «Сергей Павлович, вы сказали, что нам будут помогать все институты, предприятия. Но я обращаюсь, а мне везде отказы: вы нарушаете нормативы своими просьбами, мы не будет этого делать». «А кто это говорит?» – строго спрашивает Королёв. «Это уважаемый человек, не хотелось бы стучать...» – «А вы уверены, что вы правы?» – «Только Господь Бог на сто процентов уверен, Сергей Павлович. А я всего лишь на девяносто процентов». 

Тогда Королёв обращается к присутствующим: «Я сейчас всем вам говорю! Я разрешаю нарушать любые законы и инструкции. Главное – чтобы был результат! А вы, товарищ Неумывакин, передайте тому осторожному человеку, который отказался вам помогать, мои добрые пожелания».

И потом в институте, где мне отказали, за мной бегали и просили прощения. Они сделали всё, что я требовал, и даже остались в выигрыше – у них через месяц открылось новое научное направление.

Вот с тех пор я так и живу – плюя на признанные законы, инструкции и установки, лишь бы был результат.

Такой подход оправдался?

– Вы даже не представляете, чего нам удалось добиться тогда! Вы знаете, например, что нами были созданы приборы, восстанавливающие человека без лекарств? У человека стресс или крайняя усталость, а этот прибор за двадцать-тридцать минут восстанавливает человека так, что ни следа от усталости и взвинченности не остаётся. 

С помощью этого прибора можно проводить операции без наркоза. Если вы летите из Москвы через Атлантику, просто прикладываете электроды на лоб и за уши, спите полчаса и прилетаете в Нью-Йорк, словно бы и не летели никуда.

Где купить?

– Приборы были сделаны, в космосе прекрасно работали. Но оказались никому не нужны на Земле, в обычной жизни, потому что подрывают фарминдустрию. Пятнадцать лет мы оперировали без наркоза с помощью наших приборов! Но в большой медицине запретили применять эти препараты, потому что масса анестезиологов, реаниматологов остались бы без работы, им просто делать было бы нечего, потому что из десяти прооперированных девять после применения нашего прибора не нуждались в реанимации и их после операции отправляли не в реанимацию, а в обычную палату...

А как вы вообще попали в королёвскую команду и стали главным человеком, отвечающим за здоровье космонавтов?

– В 1949 году нас, студентов четвёртого курса медицинского института, предупредили, что все мы пройдём через службу в армии. И в 1951 году я, молодой врач, попал в авиацию. И дослужился до начальника медицинской службы лётного училища. Где однажды написал в лётной книжке одного из курсантов: «Годен к лётной работе без ограничений». Фамилия этого лётчика была Попович Павел Романович, будущий космонавт...

 

Так вот, через девять лет моей службы в армии состоялся набор людей в Институт космической медицины. Отбор был очень жёсткий. Нас там проверяли до девятого колена.

Из четырнадцати кандидатов прошёл один – Неумывакин. 
И то меня потом терзали: «Почему вы скрыли, что у вас отец был раскулачен?» Я говорю: «Он не был кулаком. Да, у нас в хозяйстве были и лошади, и коровы, но отец пахал сам, не нанимал батраков. Его забрали в тюрьму, но потом выпустили, признали середняком, дали соответствующую бумажку, что было редкостью тогда. А отец был страшный курильщик. И этой бумажкой раскурил махорку...» Так не поленились, нашли в архивах оригинал той раскуренной бумажки. И взяли меня на работу.

Кто-то занимался в этом новом институте питанием космонавтов, кто-то радиацией, кто-то санитарией, а я – собственно медициной, потому что меня всегда интересовало, что же такое здоровье и откуда берутся болезни. Я попал в отдел разработки аппаратуры по регистрации физиологических параметров космонавтов и передачи её по телеметрическим каналам на Землю.

Была у нас группа добровольцев – «космонавты номер ноль», на которых испытывали всё, что могло выпасть на долю будущих космонавтов. Это были опасные эксперименты, и я подготовил бумагу, чтобы за них много платили. И солдатики-добровольцы за два года экспериментов зарабатывали себе и на дом, и на машину.

Моей задачей было отправить на орбиту здоровых людей и это здоровье им там поддерживать. Первый затык случился, когда встал вопрос о формировании аптечки для космонавтов. На совещании я стал спорить: «Это всё ерунда, что вы предлагаете! На аптечках мы далеко не улетим. Дайте мне неделю, и я подготовлю своё видение проблемы».

«Дерзкий молодой человек! – ответили мне. – Ну что, товарищи, дадим ему неделю?» И дали. А уже через три дня я нарисовал схему. В центре круг, где без ложной скромности было написано: «Я». И ко мне, как к солнышку, сходились лучи от всех профильных институтов Минздрава СССР. Каждый институт по своему профилю должен был мне выдать рекомендации, что надо делать, чтобы у космонавтов не случилось аппендицита, не заболели зубы, не скрутила язва и так далее. 

Мне были в каждом институте специально выделены люди, которые вместо того, чтобы лечить болезни своего профиля, быть может, впервые в жизни задумались о том, как их не допустить. Даже патологоанатомы слали мне информацию. Более ста человек  из разных институтов на меня работало!.. Так ко мне начал стекаться огромный массив данных о человеческом здоровье и его поддержании.

И вот, занимаясь всю жизнь здоровьем, я к 1975 году вдруг понял: медицине не нужен здоровый человек. Больной – да, она им займётся. А со здоровым медицине что делать? Он в ней не нуждается! Пришло понимание природы болезней. Свои идеи в широких кругах я высказывал поначалу осторожно. Но у себя в институте иногда выделывал такие вещи, которые не влезали в нормальные рамки.

Например?

– 1970 год. Ко мне приходит информация, что космонавты, которые полетят в 1971 году, вернутся мёртвыми. А у меня в институте есть все специалисты, кроме реаниматоров. Иду к академику Газенко: «Олег Георгиевич! Мне нужны реаниматоры». – «Иван Павлович, на вас и так работает вся страна, идите и не мешайте мне».

Стоп! Стоп! Стоп! Что значит «ко мне приходит информация, что в следующем году космонавты приземлятся мёртвыми»?

– Попозже отвечу. Сначала историю дослушайте... Итак, мне отказали. На следующий день пишу рапорт министру здравоохранения: мне нужны реаниматоры, ибо в крайнем случае существующими средствами ничего будет сделать нельзя. 

Прихожу в свой институт, чтобы доложить о рапорте директору, я же человек военный. А он дал указание: Неумывакина не принимать. Выходит первый заместитель: «Вам чего надо?» Так и так, говорю, написал рапорт. «Оставьте секретарю!» – «Если я оставлю его секретарю, весь институт будет на ушах стоять».

Он напрягся, взял у меня бумагу, взвился: «Вы тут про всемирно известного академика Газенко пишете, что он некомпетентный человек!..» Да, отвечаю, и я снимаю с себя ответственность за свою работу... А моя работа в чём состояла? Надевает космонавт скафандр в Байконуре, и с этого момента вплоть до его приземления я отвечаю за его здоровье. 

Мой человек с чемоданчиком едет рядом с космонавтом в автобусе к ракете, идёт рядом к ракете, поднимается в лифте к люку и даёт последние указания и наставления. Затем люк закрывается. И после приземления мой человек первым открывает ключом люк и спрашивает, всё ли в порядке. И если внутри лыка не вяжут, никто до космонавтов не имеет права дотронуться, пока моя служба не сделает всё, что нужно, и не передаст их в руки официальных медиков...

В общем, замдиректора порвал мой скандальный рапорт. На что я возразил: «А у меня есть копия!» И добился приёма у министра здравоохранения. Тот меня принял и отослал к своему заму – Бурназяну, курирующему космонавтику.  И вот смотрит Бурназян на меня очень странно и говорит: «Иван Палыч, вы серьёзный человек. А что мне тут пишете, будто космонавты погибнут!..»

Я тогда делаю ход конём: «Вы Фирьяза Рахимовича Ханцеверова знаете?» Ханцеверов – это генерал-лейтенант КГБ, который занимался экстрасенсорикой и разными ясновидящими. Я к тому моменту вокруг него уже пять лет крутился и, понимая, что у меня состоится серьёзный разговор с замминистра, подстраховался, позвонил генералу накануне: «Фирьяз Рахимович, завтра иду к замминистра, и встретят меня там, скорее всего, негативно. Вы в это время у себя будете? Поддержите меня звонком по телефону!»

Так. Всё чуднее и чуднее. То, что КГБ занимался летающими тарелками, я знаю. Сам держал в руках комитетские документы о наблюдениях НЛО по всей стране. Однако, что они ещё и экстрасенсами увлекались, не в курсе. Знаю только, что сразу после революции гэпэушники и энкавэдэшники очень интересовались всякими тибетами и шамбалами, как и гитлеровцы. Но думал, эта болезнь роста у тайных служб прошла... И что же Ханцеверов?

– За две недели до этого я у него был. И рассказал, что ко мне пришла информация о гибели космонавтов. Генерал, в отличие от всех прочих, меня не послал по известному адресу, а вызвал троих экстрасенсов: «Что скажете о полёте космонавтов в следующем году?» И один ему с ходу: «Космонавты погибнут». Второй сказал, что у него информация с серединки на половинку. А третий заявил: «У меня закрыт канал, я вчера с женой поругался». Этих двух он отпустил, а первого спрашивает: «По медицинской части возникнут проблемы?» Нет, говорит тот, по технической, к медицине претензий не будет.

И вот с этим я пришёл к Бурназяну. Замминистра на меня смотрит и у виска крутит: «Вы вообще нормальный или ненормальный?» Тогда я выкладываю козырь: «Давайте я вас свяжу с генералом Ханцеверовым, поговорите с ним». Полчаса замминистра здравоохранения говорил с генерал-лейтенантом КГБ. И когда положил трубку, челюсть у него была отвисшая, на меня растерянно смотрит: «Неужели это всё правда?» – «Правда, Аветик Игнатьевич, дайте мне реаниматоров, голову даю на отсечение: беда случится и всё на нас повесят!»

В результате мне дали двенадцать реаниматоров – шесть врачей и шесть сестёр. В итоге так и случилось – космонавты погибли, все трое, приземлились без признаков жизни. Не спасла их даже реанимация. И единственная служба, к которой не было претензий, была моя – медицинская. Потому что мы сделали всё и даже больше. В результате мне дали сто тысяч рублей фонда зарплаты на создание собственной реанимационной службы. У меня от них осталось ещё восемнадцать тысяч, на которые я собрал собственное конструкторское бюро.

Но вы так и не ответили на вопрос, откуда за год до случившегося к вам пришла информация, что космонавты погибнут.

– Знаете, я три раза тонул. В год, в четыре года и когда мне было тридцать три с половиной года. Первые два раза в памяти не отложились. На третий – я попал в трубу. Был в клинической смерти. Слышал музыку и понимал, как там приятно. Но всеми копытами упирался и просил: верните меня назад, ведь то, чем я занимаюсь, никто без меня не сделает, это фантастически интересно! И мне пришёл чёткий, внятный ответ: хорошо, вернём, но ты будешь писать книги... И вот с тех пор ко мне начала идти откуда-то информация. Все мои идеи – не мои, они оттуда, сверху.

В моём КБ собрались талантливые радиоэлектронщики, которые мои идеи воплощали в железо. Как это происходило? Ночью засыпаешь с мыслью – утром готова схема. Приносишь её конструкторам, они говорят сначала: «Какой-то бред!» Потом: «В этом что-то есть!» Затем: «Тут копать и копать!» А через месяц готово авторское свидетельство, через три – на столе у меня стоит прибор.

Инженеры удивлялись, как я это придумываю, а я им говорил, что ничего не придумываю, я только кидаю во Вселенную запрос и считываю ответ... У меня 40 авторских свидетельств, и сейчас все они летают.

Ладно, допустим... Перейдём тогда к суровой оздоровительной практике. Вы сказали, что причина рака – нарушение кислотно-щелочного баланса...

– Не только рака. И других болезней тоже. Закисление организма – начало заболевания. В кислой среде начинает активно размножаться патогенная микрофлора. Для паразитов кислая среда – манна небесная, а в щелочной они дохнут. Поэтому важно правильно питаться.

Мясо, например, активно закисляет организм. И для того, чтобы поддерживать нужный уровень рН, организм должен эту кислоту как-то нейтрализовать. И если вы мало едите овощей, в ваш организм поступает мало щелочных металлов типа кальция, поэтому для нейтрализации организм будет изымать кальций из костей. Отсюда проблемы с опорно-двигательным аппаратом, разные остеопорозы и прочее... Так что если вы всё-таки едите мясо, то в 4–5 раз больше по объёму вам надо съесть зелени.

Дальше. Вы съели мясо, желудок выделил для его переработки ударную дозу кислоты, потому что для переработки мяса её требуется много. А вы взяли и запили обед компотом, пивом, чаем или квасом. Разбавили кислоту, и её не хватило. Мясо будет гнить у вас в кишечнике. И на этом фоне начнёт развиваться болезнь. Неважно какая, пробивает по слабому месту... Нормализуйте питание, и вы избавитесь от львиной доли недугов.

Ваше имя неразрывно связано с идеей пить перекись водорода. Как вы пришли к этой странной идее? Я полазил по интернету. Врачи ругаются, говорят, не может помочь, ерунда, мол. А пациенты рассказывают, от каких недугов избавились с помощью употребления перекиси.

– Я однажды случайно познакомился с одним пчеловодом, доктором наук по биохимии.  Я тогда занимался дыханием (у меня кандидатская «Газовая атмосфера в замкнутых системах космических кораблей») и знал, что кислород бывает молекулярный, а бывает атомарный. Последний очень активен. 

Так вот, биохимик мне рассказал, что атомарный кислород зачем-то вырабатывается в тонком кишечнике. Я заинтересовался вопросом, начал копать литературу и раскопал, что более ста лет назад врачи уже использовали для лечения больных перекись водорода. А перекись распадается на воду и атомарный кислород, который убивает всех паразитов. Это мощный антиоксидант. Вот отсюда и пошло...

Перекись можно не только пить в растворе, но и вводить внутривенно. В Ижевске неплохо научились лечить этим методом. Занимается там этим один московский кардиохирург. Из Москвы его выжили за неординарность мышления, он в Ижевске открыл кардиоцентр.  И, как человек ищущий, однажды заинтересовался моими книгами – всё-таки я работал на космос, а это экстремальные условия, и он почувствовал, что там может быть много интересных наработок. Умница. 

В общем, заинтересовался перекисью, связался со мной. И теперь использует её при инфарктах, инсультах, диабетической стопе. Прекрасные результаты получает даже в самых тяжёлых случаях. И если вы спросите, почему его практика не распространяется, он вам скажет то же, что и я: это никому не выгодно, потому что очень дёшево – ни своровать, ни фармкомпаниям заработать.

Малышева по телевизору сильно ругалась