Деревенский кабак как зародыш русского гражданского общества

 История

Американский историк Алан Кимбалл (Kimball Alan профессор университета штата Орегон) считает, что деревенский кабак в XIX веке был самым эффективным инструментом формирования русского гражданского общества. Кабак тогда стал центром дискуссий разных сословий, центром сопротивления властям и образовательным «учреждением».

(Russia Peasant Obshchina in the Political Culture of the Era of Great Reforms: A Contribution to Begriffsgeschichte / Russian History. 1990. Vol. 17. №3; Кимбалл А. «Русское гражданское общество и политический кризис в эпоху великих реформ 1859-1863. Великие реформы в России. 1856-1874. Москва, 1992).

«Кабаки на протяжении столетий представляли собой сеть провинциальных питейных заведений в разных местностях России. Чиновники небезосновательно подозревали кабаки в различных нарушениях, а духовенство считало средоточием безнравственности. В то же время кабаки служили центром деревенской народной жизни, часто будучи единственным местом, где люди разных социальных классов могли общаться друг с другом, с местным начальством, знакомиться с проезжающими. Кабак, таким образом, расширял рамки официально санкционированного круга общественных контактов, находившихся под строгим надзором царских чиновников.

На широкой площади, базаре или ярмарке под открытым небом было много места для общения – именно так это происходило в Европе. Однако и там погода не всегда способствовала приятному и доверительному разговору. Кроме того, чиновники в большей степени опасались открытых сборищ, чем встреч небольших групп людей. Закон 1839 года официально запретил открытые многолюдные собрания и, получается, приглашал толпу переместиться внутрь кабака.

Этнографический проект, начатый князем В.Тенишевым в конце 1880-х и охвативший 23 центральных губернии Российской империи, проливает яркий свет на тёмные закоулки русского кабака. Перед нами предстает образ недавно обнаружившегося провинциального гражданского общества.

На протяжении полутора десятков лет, вплоть до конца революции 1905 года, немало этнографов-любителей со всех концов империи продолжали работу Тенишева, используя его чрезвычайно длинный и стандартизированный перечень вопросов, охватывающий все аспекты сельской жизни. Доклады этих этнографов являются частью ценного тенишевского архива, который хранится в Российском этнографическом музее Санкт-Петербурга (РЭМ). Очень немногое из этого собрания опубликовано.

Около 2 тысяч ответов на вопросы анкеты Тенишева, полученных из 23 провинций, показали, что кабак был сердцем провинциального гражданского общества накануне революции 1905 года. В одном из кабаков Владимирского уезда, по сведениям, собранным этнографами, «сидят самые уважаемые люди: церковный староста, старшина и другие. Кабак рассматривается крестьянами не в узком значении этого слова (питейное заведение), а в более широком - как место общения. Там можно узнать все новости, приобрести сведения, например, о ценах на овёс».

Так как далеко не каждый мог себе позволить подписаться на ежедневную газету, кабак стал чем-то вроде избы-читальни. В Юрьевском уезде Владимирской губернии, например, трактир выписывал популярную и поучительную еженедельную газету «Сын Отечества». В русском кабаке стало обычным нечто похожее на «до» и «послепарламентские» обсуждения социальных проблем. Так, мирской сход в деревнях Меленковского и Муромского уездов Владимирской губернии собирался напротив кабака (несмотря на запрет упомянутого выше закона 1839 года). Одним из обычных вопросов на повестке дня была аренда самого кабака, так как он находился там под надзором мирского схода. В одной из деревень Меленковского уезда управляющий кабаком платил сельскому обществу 800 руб. за право содержания питейного заведения. Плата принималась «владельцем» кабака, которым в данном случае было все сельское общество. В этом уезде, как сообщал наблюдатель, «винная лавка - центр жизни».

В деревне Покровского уезда Владимирской губернии мирской сход собирался в самом кабаке. В соседних деревнях кружки по обсуждению дел мирского схода встречались в трактире. Базарные дни, как и дни заседаний волостного суда, знаменовались коллективной выпивкой. «Кабак - это своего рода клуб в селе Ляхи», - говорили крестьяне. Слово «клуб» используется здесь в серьёзном, осознанном смысле.

Должность земского начальника была учреждена в 1889 году в целях централизации государственной власти в деревне и обуздания растущей независимости земских и сельских собраний. Кабак, будучи эпицентром деятельности низов, нашёл практический способ обойти этот новый реакционный акт государства.

И сам земский начальник нередко бывал сообщником в этой тихой «подрывной деятельности» кабака. Он появлялся здесь регулярно, чтобы поделиться новостями и собрать сведения о местных событиях и прочих вопросах, представляющих публичный интерес. Волостные судебные органы пользовались кабаком для опроса свидетелей и сбора показаний до официальной судебной процедуры. Когда заседание волостного схода прерывалось, оживленные дискуссии о текущих делах продолжались в кабаке.

Как и прочие аспекты быстро растущего гражданского общества в России, кабак оказался крепким орешком для самодержавия и его усилий держать общественные отношения под неусыпным контролем. То, что кабак бросал вызов самодержавию, было ясно еще за 50 лет до этнографических изысканий Тенишева.

Когда реформы Александра II стали казаться необратимыми, государство совершило роковую ошибку: разбаловав умирающий класс аристократии особыми услугами и попечением, оно в то же время пренебрегало интересами всех других сословий, предоставив им самим заботиться о собственном выживании в условиях государственного притеснения и изоляции друг от друга. Земский начальник, к примеру, без всякой к тому практической необходимости стал главою окружного дворянского собрания. Такое административное устройство не было выгодным ни для дворян, ни для крестьян как сословий. Земский начальник, выдуманный центральным правительством, мог функционировать в реальной деревенской среде не иначе, как в сговоре с местным населением (вспомним пример талызинского кабака).

В то время как кризис иерархии обострился, Россия, особенно крупные ее города, пережила первый настоящий взрыв общественной самодеятельности. Рамки открытого общения расширились. В это же самое время число кабаков значительно выросло, чему в немалой степени способствовала реформа системы налогов на производство алкоголя - одна из наиболее эффективных среди либеральных реформ. Количество общественных организаций и кабаков росло параллельно развитию масштабного кризиса традиционной социально-служебной иерархии. Люди в кабаке (главным образом, крестьяне и купцы) были легко отличимы от людей в кружках или в других общественных организациях (в большинстве своём - представителей аристократической и бюрократической элит). Однако и те и другие реагировали на одно и то же явление: глубокий кризис в старорежимной русской политике и экономике.

Отмена крепостного права полностью преобразила жизнь помещиков и крепостных. Дворяне наполнили общественные организации, а крестьяне устремились в новые трактиры и харчевни. Все чувствовали приближение грозы, все были взволнованы временем великих перемен. Интеллигенция переросла узкие рамки кружков и заполнила всякого рода добровольные общества по политическим и духовным интересам, по содействию просвещению и помощи бедным.

Кабак был местом разговоров о самых важных вопросах крестьянской жизни и кипящим котлом сознательной оппозиции тем политическим мерам, которые ущемляли интересы простого народа. В 1859 году крестьянство, начавшее борьбу за трезвость, стало первым сословием, массово организовавшим движение против политики правительства. Оно выросло из организованного сопротивления «пьющей публики» несправедливому повышению цены на водку. Шеф жандармов В.Долгоруков доложил царю Александру II о движении за трезвость. Долгоруков обратил особое внимание царя на присутствие среди главных активистов этого движения представителей разных сословий, не только крестьян, но и духовенства, купечества, мещан и чиновников. Иначе говоря, данное всероссийское движение принимало публичный характер, предоставляя возможность взаимодействия сословий и чинов и сосредотачивая внимание на политико-экономической роли кабака в провинциальном обществе. Это тревожило Долгорукова не менее, чем угроза государственным доходам с налогов на водку.

Саратовская губерния была главным центром движения за трезвость. В Балашове активисты движения использовали церковное здание, чтобы отметить свой зарок не пить дорогую водку. Они подрядили официальную церковь на службу общественному движению. Более того, были сформированы патрули, задача которых заключалась в том, чтобы стоять у дверей и не допускать никого в питейные дома. Сопротивлявшиеся задерживались, штрафовались или другим образом наказывались властью местной общины. В данном случае общественное движение взяло на себя функции правоохранительных органов, обратило церковь в светское заведение и установило свой собственный контроль над деятельностью кабака.

Долгоруков и прочие высокопоставленные чиновники были разъярены. Российское государство не могло смириться с развитием таких многогранных взаимообязывающих отношений между народом, представителями власти и сельской экономикой. Это было не только посягательством на государственные доходы, но и на исключительную, ревниво ограждаемую, нераздельную власть самодержавия.

Ни одной из «великих реформ» не предшествовало всенародное или междусословное обсуждение наболевших политических и социальных проблем. Предложенное правительством создание помещичьих комитетов имело, как вскоре выяснилось, чисто формальный характер. Раскрепощение не стало итогом процесса равноправного диалога между государственными чиновниками и той частью народа, которую реформа непосредственно затрагивала, хотя зарождающаяся общественность в городе и в деревне была готова к такому диалогу и пыталась в него включиться. Раскрепощение и другие реформы были произведены по указу сверху, без какого-либо желания учесть нужды заинтересованных сторон и представить интересы публики, будь то дворяне или простолюдины.

Государство предприняло энергичные меры по предотвращению смешения, сотрудничества и диалога между сословиями. В «Московских ведомостях» за октябрь 1859 года была помещена статья А.Забелина, который вскоре стал уполномоченным Тверского филиала самой крупной из новых добровольных организаций - Общества для пособия нуждающимся литераторам и учёным. Забелин описывал положительные тенденции, возникавшие в обществе как противодействие этому разобщению. Дешёвые журналы и газеты были доступны во всех общественных местах. К примеру, трактиры и харчевни подписывались на наиболее известные органы печати. Забелин написал следующее:

«Под кровлей кабака обыкновенно читает какой-нибудь местный оратор и читает с толком, с расстановкой, останавливаясь на замечательных местах и толкуя их при глубоком молчании слушающей публики».

Крестьяне теперь узнавали новости не в церкви и не в полях, не на просторных деревенских площадях и даже не дома в кругу родственников и друзей, а в деревенских «публичных местах», среди которых кабак был самым первым. Для русских чиновников, однако, подобная деятельность приравнивалась к мятежу. Такого же мнения придерживались и многие из последующих историков. Им не удалось уловить гораздо более глубокий смысл этих публичных собраний. Через несколько дней после официального провозглашения отмены крепостного права либеральный помещик и публицист-славянофил А.Кошелев в письме к своему единомышленнику Ю.Самарину описывал реакцию крестьян на так называемое раскрепощение. Крестьяне сразу же и практически повсеместно сообразили, что свобода будет стоить им еще двух лет работы на помещика. Это их совершенно не устраивало. Кошелев объяснил Самарину, как ему удалось об этом узнать:

«Вечером один мой знакомый, переодевшись, отправился по трактирам и в 12 часов приехал ко мне с известием, что почти все манифестом недовольны и что всякий только толкует его по-своему».

Необходимо полнее рассказать о селянах в их питейных заведениях. Мужики собирались в кабаке пить водку, но в это же время спорили о том, как обрести и охранить лучшую жизнь, как избежать посягательства распадающейся социально-служебной иерархии и не угодить в клетку новой иерархии, рассчитанной на удовлетворении чуждых им интересов. И в кабак, и в кружок «убегали» из мира отмирающих традиционных социально-служебных категорий. В XVIII веке Екатерина II узаконила кабак как внесословное учреждение. С этого времени он предоставлял возможность выйти за рамки традиционной социально-сословной иерархии. Устаревшая иерархия растаяла и растеклась по руслам естественных сточных систем, одной из которых был интеллигентский кружок, а другой - деревенский кабак.

Тем не менее кабак отличался от кружка в одном очень важном аспекте. В то время как кружок представлял собой изолированный приют для гонимых интеллигентов, двери кабака были отворены широкому кругу простолюдинов, чиновников, священников и деловых людей. После отмены крепостного права кабак двигался в направлении упорядочивания отношений с самыми важными учреждениями деревни: мирским сходом, церковью, представителями царской власти. Если кружок имел тенденцию всё больше отстраняться от государства и рынка, то кабак стремился к сближению с ними под эгидой соборной взаимовыгодной зависимости. В этой роли кабак был более удачной моделью гражданского общества, чем кружок.

Кружок взращивал В.Ленина и его этатистскую политическую партию, в то время как кабак пестовал всё более сознательное и демократическое сельское общество. Кабак был местом как фривольного, так и серьЁзного общения: здесь отмечались календарные ритуальные праздники и заключались сделки, укреплялось народное самосознание и решались проблемы будничной жизни, крестьяне встречались с местными чиновниками и рассуждали о вечных вопросах. В конце концов, здесь можно было просто повеселиться».

ТОЛКОВАТЕЛЬ