Элла Грайфер: Насилие как абсолютное зло
В реальном мире есть время для мира и время для войны, время для доверия и время для бдительности. Причем, умный от дурака отличается, главным образом, тем, что гораздо реже путает эти времена.
Если путь пpоpубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жаpком бою испытал, что почем,
Значит, нужные книги ты в детстве читал.
В. Высоцкий
Дама, качаясь на ветке,
Пикала: «Милые детки!
Солнышко чмокнуло кустик,
Птичка оправила бюстик
И, обнимая ромашку,
Кушает манную кашку…»
Саша Черный
17 лет назад я работала секретаршей в немецкой клинике кожных болезней на Мертвом Море, а когда был не сезон и работы мало, разгоняла скуку чтением всякой макулатуры, оставленной курортниками. Были там горы «Шпигелей» и «Штернов», из которых я с изумлением и не без внутреннего содрогания усвоила, что антисемитизм в довольно сильной степени свойственен немецкому мейнстриму, но больше всего запомнился мне переведенный с английского очень толстый роман из средневековой жизни под названием «Столпы земли»[i], исполненный в манере Вальтера Скотта или Александра Дюма. Очень уж интересно было сравнивать его с аналогичной литературой моего детства.
Конечно, в новом романе, согласно духу времени, дамы играли в обществе куда более активную роль, а также открыто дебатировался вопрос, откуда берутся дети, но главное отличие было все-таки в другом. У Скотта, Дюма или Майн-Рида стержнем сюжета была борьба «хороших» против «плохих», причем, хорошие шли на риск, совершали многочисленные подвиги и, конечно же, в конце концов, побеждали. В новом романе хорошие тоже победили, но… как-то странно — совсем без борьбы. Все как-то так само собой устаканивалось, без всяких с их стороны усилий.
Усилия направлялись только и исключительно на созидание: торговлю шерстью, строительство соборов и устройство ватерклозетов в монастыре. Оружием из них владел только один второразрядный герой, которого и хорошим-то признавали со скрипом, и где-то в середине романа окончательно сплавили с глаз долой в Палестину на службу к королю Иерусалимскому. Но как же, в таком случае, удавалось защищаться от плохих, которые сжигали склады шерсти, не давали строить соборы и вообще мешали жить? А никак! Один плохой от болезни помер в страшных муках, другого при попытке изнасилования случайно убили, а самого вредного казнил король за участие в каком-то заговоре, о котором хорошие, естественно, не имели понятия.
Мои ровесники из прочитанных в подростковом возрасте книг извлекали мораль Гиллеля: «Если не ты — то кто же? Если не сейчас — то когда же?», — а следующим поколениям предлагалась издевательская сентенция Галича:
Не важно, отчего, и почему, и по какому случаю — оно осуждается безусловно, как таковое. Уже пытаются энтузиасты в Германии человека в военной форме выставлять в воскресенье из церкви, в Израиле — прогонять в университете с лекции, в Америке того и гляди отберут у граждан право ношения оружия…
Но жизнеспособна ли культура, «очищенная от насилия»? Этот вопрос я, со свойственной мне бестактностью, в разных формах снова и снова задавала добросердечным носителям соответствующей идеологии, как в Германии, так и в Израиле. Ведь агрессия — неотъемлемый компонент психологии человека, и выталкивание ее из культуры вон не сделает ее несуществующей, зато неконтролируемой сделать очень даже может. Отказав сегодня в уважении полицейскому, мы, чисто технически, не сумеем завтра отказать в нем бандиту, отвергая офицера, вынуждены будем принять захватчика из каких-нибудь менее рафинированных культур. К тому же малолетний хулиган, получив отпор в собственной компании, имеет шанс зауважать ровесника, отстаивающего справедливость, и вернуться на стезю добродетели, чего в случае безнаказанности, скорее всего, не произойдет. Но увы, собеседники, вполне искренне… не понимали моих вопросов.
Их мир устроен так, что зло непременно должно само по себе рассосаться, а всякие попытки силой остановить его делают только хуже, ибо «война не решает проблем», «насилие порождает только насилие», а панацеей от всех бед является наведение «справедливости». Если же вы осмелитесь спросить, каких именно проблем не решает война, всегда ли насилие порождает насилие и как должна выглядеть вожделенная «справедливость», то быстро выяснится, что все эти сентенции — не результат обобщения какого-то практического опыта, а постулаты своеобразной (довольно-таки изуверской) религии. К примеру, подозрение, что ненасильственная победа Ганди — результат горячего стремления британцев быть побежденными, проверке фактами не подлежит по той же причине, по какой правоверному христианину не придет в голову проверять гипотезу, что Христос не воскрес.
Как всякая новоиспеченная религия, это идолопоклонство активно миссионерствует, предлагая себя в качестве пути решения различных проблем, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что озабочена она только и исключительно увеличением числа своих адептов. Вот вам пример из жизни современной России: как бы попытка ингушей с осетинами примирить.
Самое страшное, что большинство прекраснодушных мечтателей, сотворивших из ненасилия кумира, отнюдь не лицемеры. В жертву ему они готовы приносить не только вьетнамцев или евреев, украинцев или грузин, но даже и свою Родину и самих себя. Борьба со злом допускается только в собственной душе, бо сопротивление в реале неизбежно приводит к эскалации насилия, в которой, естественно, всегда винят жертву, что необдуманно уподобляется агрессору, злостно не давая себя зарезать.
Вспомним мощное и жизнеутверждающее движение в защиту мира под многозначительным лозунгом “Better red than dead!”, что в переводе означает: «К безоговорочной капитуляции будь готов! — Всегда готов!»
Вспомним единодушный восторг по поводу перехода от призывной к профессиональной армии. Разумеется, высокопрофессиональное ядро современному войску необходимо, но, не говоря уже о том, что при серьезной войне его одного попросту недостаточно, на профессионалов этих смотрят не как на защитников, от которых напрямую зависит жизнь наша и наших детей, а, в лучшем случае, как на дантистов, профессионализм которых проявляется в умении лечить без боли. В худшем же — см. выше.
Вспомним законодательство всех государств западной цивилизации, все более жестко ограничивающее право гражданина на самооборону, а также знаменитый «Гаагский Трибунал», цель которого — ограничить право на самооборону целых народов и стран.
Вспомним, наконец, лучшего друга террористов — правозащитные организации.
А теперь, на минуточку, представьте себе человека, воспитанного в этом самом духе, не знающего другой заповеди, кроме «насилие — бяка», в момент, когда он подвергается нападению. Понятно, что кроме всех физических и моральных неприятностей, он испытает, прежде всего, когнитивный диссонанс. Независимо от того, вызовет ли удар дубиной сотрясение мозга, он неизбежно вызовет сильнейшее потрясение вплоть до полного развала картины мира.
С ним происходит нечто, что не имеет права происходить, его никогда не учили, как на такое реагировать… в общем: «Я чайник, заварите меня!». Вот — совсем недавно, нескольким сотням здоровых норвежских парней в голову не пришло скопом накинуться на одного Брейвика, они только по телефону скулили и взывали к полиции, которой, опять же, в голову не пришло конфисковать временно любой из находящихся у берега катеров (свой поломался!), чтобы поскорее оказаться на острове. Не случайно психологическая помощь потребовалась столь многим американцам после вьетнамской войны — пережитое ими было не просто тяжелым, в первую очередь оно было бессмысленным. Не случайно многие молодые израильтяне, попавшие в армию из школы, пропитанной идеологией Запада, после службы остро нуждаются в психологическом восстановлении.
А бодрые миссионеры в этом усматривают подтверждение вредного влияния насилия на всякого, к оному прибегающего. Ставятся даже вопросы о полноценности личности бывшего солдата: может ли он воспитывать детей, налаживать отношения с соседями и писать диссертацию по биологии (как она есть наука о жизни!). Вопросы, кто же в случае чего защитит жизнь его самого, а также его детей, соседей и научного руководителя, не ставятся принципиально. Тем более, опыт Израиля, ветераны войн которого систематически становились весьма успешными учеными, бизнесменами и политиками, рассматривается однозначно как греховный соблазн.
Есть в России легенда, будто Владимир Красно Солнышко, крестившись, разбойников казнить перестал, а когда спросили, чего это он, объяснил, что греха боится. Перепуганные киевляне обратились за консультацией к церковным авторитетам и получили разъяснение, что для князя как должностного лица куда более тяжкий грех — обман доверия подданных, лишенных надлежащей защиты. Пусть эта история и не правда — она, безусловно, хорошая выдумка.
Идеология принципиального ненасилия очень удобна как раз для тех, кто ее НЕ разделяет, позволяя им беспрепятственно разворачиваться во всю ширь своей изобретательной натуры — от уличного хулиганства до международной войны… Да, кстати, о войне.
Все войны 19 и первой половины 20 века были войнами армий: был фронт, где: Ну сойдутся, станут в ряд/ Посредине луга,/ Да из пушки и палят, / Да и бьют друг друга. — и был тыл, где кричали женщины: «Ура!», и в воздух чепчики бросали. Но уже Вторая мировая приступила к активному стиранию границ. Никакой фронт стал невозможен без активной и постоянной поддержки тыла. Грабежом современную армию можно, в лучшем случае, накормить. Даже одеть-обуть не получится, если не хочешь, чтобы она выглядела как толпа бандитов, за вооружение я уже и вовсе молчу.
И соответственно, необходимой частью боевых действий стала война против тыла противника. Она может быть бомбовой, диверсионной (сиречь партизанской), может быть информационно-
Говорят, что генералы всегда готовятся к прошлой войне, но их уже давно перещеголяли ООН-овские чиновники, готовящиеся к войне позапрошлой, твердо веруя, что в их власти современную войну запретить. В результате, естественно, если что и удается запретить (тому, кому они в силах навязать свои правила), так это — победу. Причем, решительно, окончательно и бесповоротно.
А кого такая перспектива не устраивает — должен готовиться к тому, что и ему придется воевать в тылу у противника, и противник неизбежно воевать будет в его тылу. Можно, конечно, по этому поводу возмущаться, друг друга обзывать террористами и/или, со своей стороны, каяться по поводу недостаточной гуманности к мирным жителям, но это дела не поправит.
Самая натренированная и вооруженная армия даже вкупе с самой эффективной полицией в серьезном случае население сможет защитить, только если это население будет активно взаимодействовать с ней. Конкретных предложений по оптимальной подготовке тыла я лучше вносить не буду, помятуя старый еврейский анекдот, что во время боевых действий солдат не должен генералу советов давать, но понятно, что у тыла, любое насилие изначально почитающего грехом, возникнут серьезные проблемы. Любые боевые действия армии автоматически вызовут подозрение в аморальности, в предупреждении каковой лучше перебдеть, чем недобдеть. Причем, именно в тот исторический момент, когда в видах выживания лучше бы бдеть вместе с армией, а не против нее.
Только не надо, не надо мне доказывать, что генералам слишком много воли давать опасно и не зря во всех демократиях армию всегда контролируют. Потому что не может разумно контролировать армию человек, на которого любое применение силы действует как голый козел на ту институтку. Он может только (при наличии достаточной власти) парализовать и разрушить ее.
Об опасностях, угрожающих Израилю в плане геополитики, знает каждый, но как бы еще не бóльшая угроза — угроза внутренняя, мировоззренческая, десятилетиями длящийся когнитивный диссонанс. Сдается мне, именно это имел в виду отставной премьер (ныне уголовник) тов. Ольмерт, когда на весь мир жаловался на нашу «усталость от войны». Вести в реале войну, одновременно воспитывая народ через школы, газеты и ТВ в духе виртуального ненасилия — действительно очень утомительно. Шпагат на грани шизофрении. Понятно, откуда берутся такие как Анат Кам.
…Да-да, слышу, уже слышу ваши возражения: «Бдительность вспомнила… Охоту на врагов народа… Песенку про коричневую пуговку…» Ну, как вам сказать… конечно, поиски шпионов под всеми русскими кроватями в 1937 или под всеми немецкими примерно в это же время — зрелище душераздирающее, а уж о результатах и вовсе говорить не приходится, только вот… Причиной случившейся там и тогда трагедии была вовсе не бдительность как таковая, но бдительность неуместная, т.е. беспредметная.
Поджигателями Второй мировой были на самом деле не проклятые буржуины и не коварные евреи, несуществующие козни которых бдительное население призвано было разоблачать, но вот именно правители России и Германии, которые население на эти подвиги вдохновляли. Если кто-то убедил Петю, что Вася его смертельный враг, в результате чего Петя Васю кухонным ножом зарезал — не в кухонном ноже проблема, а проблема во ЛЖИ. Не в насилии как таковом, но в (умышленно) неадекватном использовании насилия.
…Да, но Петя-то этого не знал, Петя-то ведь поверил, эдак же вот и каждый может воспользоваться наивностью обывателя и на кого угодно его натравить. Так не лучше ли уже, в видах профилактики, эту гадкую бдительность исключить раз и навсегда?
…Ну, а если у того же Пети мошенник все сбережения обманом выманит, а машины не продаст, следует ли из этого, что деньги на машину копить и тратить вредно? Да, русские и немцы поддались на обман, за что и заплатили страшную цену, но обратите внимание: Главным инструментом этого обмана было уже знакомое нам забивание реальности идеологией. Не важно, что ты этих буржуев (евреев) ни разу в жизни не видел, что никогда не проверял постулируемую связь между реальными проблемами и виртуальными обвинениями. Не верь своим глазам — верь моим словам! Не случайно уже на излете советской власти возникла в народе инструкция, как достигнуть изобилия: включить холодильник в радиоточку.
Жизнь в идеологическом виртуале опасна не избытком/недостатком насилия или, наоборот, любви к ближнему, доверия или, наоборот, бдительности. Она опасна своей неадекватностью, плачем на свадьбе и пляской на похоронах. Не важно, что именно объявляется панацеей от всех болезней и ключом к решению всех проблем, а важно, что в реальном мире панацей не бывает. В реальном мире есть время для мира и время для войны, время для доверия и время для бдительности. Причем, умный от дурака отличается, главным образом, тем, что гораздо реже путает эти времена.
___
[i] Ken Follett: The Pillars of the Earth, русский перевод (прим. ред.)
Насилие как абсолютное зло
Элла Грайфер
Вот она я, Элла Грайфер. Надпись на плакате:
«Прекращаем извинения. Израильская правая»
«Прекращаем извинения. Израильская правая»
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жаpком бою испытал, что почем,
Значит, нужные книги ты в детстве читал.
В. Высоцкий
Дама, качаясь на ветке,
Пикала: «Милые детки!
Солнышко чмокнуло кустик,
Птичка оправила бюстик
И, обнимая ромашку,
Кушает манную кашку…»
Саша Черный
17 лет назад я работала секретаршей в немецкой клинике кожных болезней на Мертвом Море, а когда был не сезон и работы мало, разгоняла скуку чтением всякой макулатуры, оставленной курортниками. Были там горы «Шпигелей» и «Штернов», из которых я с изумлением и не без внутреннего содрогания усвоила, что антисемитизм в довольно сильной степени свойственен немецкому мейнстриму, но больше всего запомнился мне переведенный с английского очень толстый роман из средневековой жизни под названием «Столпы земли»[i], исполненный в манере Вальтера Скотта или Александра Дюма. Очень уж интересно было сравнивать его с аналогичной литературой моего детства.
Конечно, в новом романе, согласно духу времени, дамы играли в обществе куда более активную роль, а также открыто дебатировался вопрос, откуда берутся дети, но главное отличие было все-таки в другом. У Скотта, Дюма или Майн-Рида стержнем сюжета была борьба «хороших» против «плохих», причем, хорошие шли на риск, совершали многочисленные подвиги и, конечно же, в конце концов, побеждали. В новом романе хорошие тоже победили, но… как-то странно — совсем без борьбы. Все как-то так само собой устаканивалось, без всяких с их стороны усилий.
Усилия направлялись только и исключительно на созидание: торговлю шерстью, строительство соборов и устройство ватерклозетов в монастыре. Оружием из них владел только один второразрядный герой, которого и хорошим-то признавали со скрипом, и где-то в середине романа окончательно сплавили с глаз долой в Палестину на службу к королю Иерусалимскому. Но как же, в таком случае, удавалось защищаться от плохих, которые сжигали склады шерсти, не давали строить соборы и вообще мешали жить? А никак! Один плохой от болезни помер в страшных муках, другого при попытке изнасилования случайно убили, а самого вредного казнил король за участие в каком-то заговоре, о котором хорошие, естественно, не имели понятия.
Мои ровесники из прочитанных в подростковом возрасте книг извлекали мораль Гиллеля: «Если не ты — то кто же? Если не сейчас — то когда же?», — а следующим поколениям предлагалась издевательская сентенция Галича:
Всё наладится, образуется,Понятно, что такая «смена вех» в детской литературе не причина, а следствие перемен в идеологии взрослого мира, современного, ну очень левого мира западного мейнстрима. В таком мире ни читателю, ни писателю никоим образом не рекомендуется идентифицировать себя с воином, полицейским (разве что — с детективом!), даже с мальчишкой, что дерется, защищая слабого («Тимур и его команда»). Насилие становится «черной меткой», автоматически выводящей всякого, кто прибегает к нему, за круг культуры, из общества приличных людей.
Так, что незачем зря тревожиться.
Все́ безумные образумятся,
Все́ итоги непременно подытожатся.
Были гром и град, были бедствия —
Будут тишь да гладь, благоденствие,
Ах, благоденствие!
Не важно, отчего, и почему, и по какому случаю — оно осуждается безусловно, как таковое. Уже пытаются энтузиасты в Германии человека в военной форме выставлять в воскресенье из церкви, в Израиле — прогонять в университете с лекции, в Америке того и гляди отберут у граждан право ношения оружия…
Но жизнеспособна ли культура, «очищенная от насилия»? Этот вопрос я, со свойственной мне бестактностью, в разных формах снова и снова задавала добросердечным носителям соответствующей идеологии, как в Германии, так и в Израиле. Ведь агрессия — неотъемлемый компонент психологии человека, и выталкивание ее из культуры вон не сделает ее несуществующей, зато неконтролируемой сделать очень даже может. Отказав сегодня в уважении полицейскому, мы, чисто технически, не сумеем завтра отказать в нем бандиту, отвергая офицера, вынуждены будем принять захватчика из каких-нибудь менее рафинированных культур. К тому же малолетний хулиган, получив отпор в собственной компании, имеет шанс зауважать ровесника, отстаивающего справедливость, и вернуться на стезю добродетели, чего в случае безнаказанности, скорее всего, не произойдет. Но увы, собеседники, вполне искренне… не понимали моих вопросов.
Их мир устроен так, что зло непременно должно само по себе рассосаться, а всякие попытки силой остановить его делают только хуже, ибо «война не решает проблем», «насилие порождает только насилие», а панацеей от всех бед является наведение «справедливости». Если же вы осмелитесь спросить, каких именно проблем не решает война, всегда ли насилие порождает насилие и как должна выглядеть вожделенная «справедливость», то быстро выяснится, что все эти сентенции — не результат обобщения какого-то практического опыта, а постулаты своеобразной (довольно-таки изуверской) религии. К примеру, подозрение, что ненасильственная победа Ганди — результат горячего стремления британцев быть побежденными, проверке фактами не подлежит по той же причине, по какой правоверному христианину не придет в голову проверять гипотезу, что Христос не воскрес.
Как всякая новоиспеченная религия, это идолопоклонство активно миссионерствует, предлагая себя в качестве пути решения различных проблем, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что озабочена она только и исключительно увеличением числа своих адептов. Вот вам пример из жизни современной России: как бы попытка ингушей с осетинами примирить.
И я уж не помню теперь — через неделю или через две — у них получился спектакль «Ромео и Джульетта». Где Ромео был ингуш, а Джульетта — осетинка. Где в финале над погибшими своими детьми ингушские старики Монтекки и осетинские старики Капулетти, пораженные чудовищными последствиями своей вражды, пожимали друг другу руки и мирились навсегда.Спасибо автору за откровенность, он и не скрывает, что, по сути, никакого примирения не произошло. Для реального примирения (при всем уважении к Шекспиру) не на сцене надо играть, а разбираться с интересами и амбициями каждой из сторон, да не раньше, чем каждая убедится, что сто процентов все равно ей не получить, так что компромисс неизбежен. В противном случае в проигрыше неизбежно окажется та сторона, что лучше усвоит уроки добродетельных режиссеров, но это-то как раз их интересует меньше всего.
Подростки, дети, которые в начале проекта ненавидели друг друга, следуя примеру своих родителей, в конце проекта — расставались друзьями.
Расставаясь, они понимали, конечно, что вряд ли в скором времени встретятся. Что едва ли приедут друг к другу в гости. Что вот они вернутся домой и ничего не смогут объяснить своим отравленным враждой взрослым.
Но на них прерывалось наследование ненависти.
Самое страшное, что большинство прекраснодушных мечтателей, сотворивших из ненасилия кумира, отнюдь не лицемеры. В жертву ему они готовы приносить не только вьетнамцев или евреев, украинцев или грузин, но даже и свою Родину и самих себя. Борьба со злом допускается только в собственной душе, бо сопротивление в реале неизбежно приводит к эскалации насилия, в которой, естественно, всегда винят жертву, что необдуманно уподобляется агрессору, злостно не давая себя зарезать.
Вспомним мощное и жизнеутверждающее движение в защиту мира под многозначительным лозунгом “Better red than dead!”, что в переводе означает: «К безоговорочной капитуляции будь готов! — Всегда готов!»
Вспомним единодушный восторг по поводу перехода от призывной к профессиональной армии. Разумеется, высокопрофессиональное ядро современному войску необходимо, но, не говоря уже о том, что при серьезной войне его одного попросту недостаточно, на профессионалов этих смотрят не как на защитников, от которых напрямую зависит жизнь наша и наших детей, а, в лучшем случае, как на дантистов, профессионализм которых проявляется в умении лечить без боли. В худшем же — см. выше.
Вспомним законодательство всех государств западной цивилизации, все более жестко ограничивающее право гражданина на самооборону, а также знаменитый «Гаагский Трибунал», цель которого — ограничить право на самооборону целых народов и стран.
Вспомним, наконец, лучшего друга террористов — правозащитные организации.
А теперь, на минуточку, представьте себе человека, воспитанного в этом самом духе, не знающего другой заповеди, кроме «насилие — бяка», в момент, когда он подвергается нападению. Понятно, что кроме всех физических и моральных неприятностей, он испытает, прежде всего, когнитивный диссонанс. Независимо от того, вызовет ли удар дубиной сотрясение мозга, он неизбежно вызовет сильнейшее потрясение вплоть до полного развала картины мира.
С ним происходит нечто, что не имеет права происходить, его никогда не учили, как на такое реагировать… в общем: «Я чайник, заварите меня!». Вот — совсем недавно, нескольким сотням здоровых норвежских парней в голову не пришло скопом накинуться на одного Брейвика, они только по телефону скулили и взывали к полиции, которой, опять же, в голову не пришло конфисковать временно любой из находящихся у берега катеров (свой поломался!), чтобы поскорее оказаться на острове. Не случайно психологическая помощь потребовалась столь многим американцам после вьетнамской войны — пережитое ими было не просто тяжелым, в первую очередь оно было бессмысленным. Не случайно многие молодые израильтяне, попавшие в армию из школы, пропитанной идеологией Запада, после службы остро нуждаются в психологическом восстановлении.
А бодрые миссионеры в этом усматривают подтверждение вредного влияния насилия на всякого, к оному прибегающего. Ставятся даже вопросы о полноценности личности бывшего солдата: может ли он воспитывать детей, налаживать отношения с соседями и писать диссертацию по биологии (как она есть наука о жизни!). Вопросы, кто же в случае чего защитит жизнь его самого, а также его детей, соседей и научного руководителя, не ставятся принципиально. Тем более, опыт Израиля, ветераны войн которого систематически становились весьма успешными учеными, бизнесменами и политиками, рассматривается однозначно как греховный соблазн.
Есть в России легенда, будто Владимир Красно Солнышко, крестившись, разбойников казнить перестал, а когда спросили, чего это он, объяснил, что греха боится. Перепуганные киевляне обратились за консультацией к церковным авторитетам и получили разъяснение, что для князя как должностного лица куда более тяжкий грех — обман доверия подданных, лишенных надлежащей защиты. Пусть эта история и не правда — она, безусловно, хорошая выдумка.
Идеология принципиального ненасилия очень удобна как раз для тех, кто ее НЕ разделяет, позволяя им беспрепятственно разворачиваться во всю ширь своей изобретательной натуры — от уличного хулиганства до международной войны… Да, кстати, о войне.
Все войны 19 и первой половины 20 века были войнами армий: был фронт, где: Ну сойдутся, станут в ряд/ Посредине луга,/ Да из пушки и палят, / Да и бьют друг друга. — и был тыл, где кричали женщины: «Ура!», и в воздух чепчики бросали. Но уже Вторая мировая приступила к активному стиранию границ. Никакой фронт стал невозможен без активной и постоянной поддержки тыла. Грабежом современную армию можно, в лучшем случае, накормить. Даже одеть-обуть не получится, если не хочешь, чтобы она выглядела как толпа бандитов, за вооружение я уже и вовсе молчу.
И соответственно, необходимой частью боевых действий стала война против тыла противника. Она может быть бомбовой, диверсионной (сиречь партизанской), может быть информационно-
Говорят, что генералы всегда готовятся к прошлой войне, но их уже давно перещеголяли ООН-овские чиновники, готовящиеся к войне позапрошлой, твердо веруя, что в их власти современную войну запретить. В результате, естественно, если что и удается запретить (тому, кому они в силах навязать свои правила), так это — победу. Причем, решительно, окончательно и бесповоротно.
А кого такая перспектива не устраивает — должен готовиться к тому, что и ему придется воевать в тылу у противника, и противник неизбежно воевать будет в его тылу. Можно, конечно, по этому поводу возмущаться, друг друга обзывать террористами и/или, со своей стороны, каяться по поводу недостаточной гуманности к мирным жителям, но это дела не поправит.
Самая натренированная и вооруженная армия даже вкупе с самой эффективной полицией в серьезном случае население сможет защитить, только если это население будет активно взаимодействовать с ней. Конкретных предложений по оптимальной подготовке тыла я лучше вносить не буду, помятуя старый еврейский анекдот, что во время боевых действий солдат не должен генералу советов давать, но понятно, что у тыла, любое насилие изначально почитающего грехом, возникнут серьезные проблемы. Любые боевые действия армии автоматически вызовут подозрение в аморальности, в предупреждении каковой лучше перебдеть, чем недобдеть. Причем, именно в тот исторический момент, когда в видах выживания лучше бы бдеть вместе с армией, а не против нее.
Только не надо, не надо мне доказывать, что генералам слишком много воли давать опасно и не зря во всех демократиях армию всегда контролируют. Потому что не может разумно контролировать армию человек, на которого любое применение силы действует как голый козел на ту институтку. Он может только (при наличии достаточной власти) парализовать и разрушить ее.
Об опасностях, угрожающих Израилю в плане геополитики, знает каждый, но как бы еще не бóльшая угроза — угроза внутренняя, мировоззренческая, десятилетиями длящийся когнитивный диссонанс. Сдается мне, именно это имел в виду отставной премьер (ныне уголовник) тов. Ольмерт, когда на весь мир жаловался на нашу «усталость от войны». Вести в реале войну, одновременно воспитывая народ через школы, газеты и ТВ в духе виртуального ненасилия — действительно очень утомительно. Шпагат на грани шизофрении. Понятно, откуда берутся такие как Анат Кам.
…Да-да, слышу, уже слышу ваши возражения: «Бдительность вспомнила… Охоту на врагов народа… Песенку про коричневую пуговку…» Ну, как вам сказать… конечно, поиски шпионов под всеми русскими кроватями в 1937 или под всеми немецкими примерно в это же время — зрелище душераздирающее, а уж о результатах и вовсе говорить не приходится, только вот… Причиной случившейся там и тогда трагедии была вовсе не бдительность как таковая, но бдительность неуместная, т.е. беспредметная.
Поджигателями Второй мировой были на самом деле не проклятые буржуины и не коварные евреи, несуществующие козни которых бдительное население призвано было разоблачать, но вот именно правители России и Германии, которые население на эти подвиги вдохновляли. Если кто-то убедил Петю, что Вася его смертельный враг, в результате чего Петя Васю кухонным ножом зарезал — не в кухонном ноже проблема, а проблема во ЛЖИ. Не в насилии как таковом, но в (умышленно) неадекватном использовании насилия.
…Да, но Петя-то этого не знал, Петя-то ведь поверил, эдак же вот и каждый может воспользоваться наивностью обывателя и на кого угодно его натравить. Так не лучше ли уже, в видах профилактики, эту гадкую бдительность исключить раз и навсегда?
…Ну, а если у того же Пети мошенник все сбережения обманом выманит, а машины не продаст, следует ли из этого, что деньги на машину копить и тратить вредно? Да, русские и немцы поддались на обман, за что и заплатили страшную цену, но обратите внимание: Главным инструментом этого обмана было уже знакомое нам забивание реальности идеологией. Не важно, что ты этих буржуев (евреев) ни разу в жизни не видел, что никогда не проверял постулируемую связь между реальными проблемами и виртуальными обвинениями. Не верь своим глазам — верь моим словам! Не случайно уже на излете советской власти возникла в народе инструкция, как достигнуть изобилия: включить холодильник в радиоточку.
Жизнь в идеологическом виртуале опасна не избытком/недостатком насилия или, наоборот, любви к ближнему, доверия или, наоборот, бдительности. Она опасна своей неадекватностью, плачем на свадьбе и пляской на похоронах. Не важно, что именно объявляется панацеей от всех болезней и ключом к решению всех проблем, а важно, что в реальном мире панацей не бывает. В реальном мире есть время для мира и время для войны, время для доверия и время для бдительности. Причем, умный от дурака отличается, главным образом, тем, что гораздо реже путает эти времена.
___
[i] Ken Follett: The Pillars of the Earth, русский перевод (прим. ред.)
Комментариев нет:
Отправить комментарий