«Этот человек Моисей»

«Этот человек Моисей», Апион и Зигмунд Фрейд

• 

В конце IV – первой половине III вв. до н. э. египетский жрец и историк  Манефон пишет свой знаменитый труд “История Египта” (“Египтика”), фрагменты которого дошли до нас благодаря цитированию в трудах других древних авторов, в частности, Тацита и Иосифа Флавия. В нем Манефон впервые делит всю древнеегипетскую историю на три основных периода: Древнее, Среднее и Новое Царства, вмещающих 30 фараоновских династий. Это деление до сих пор используется египтологами.

Но наибольшую известность, как ни парадоксально, исторический труд Манефона получил благодаря более чем сомнительному с исторической точки зрения фрагменту о египетском жреце Озарсифе (Осарсефе) родом из Гелиополя. Согласно Манефону, Озарсиф, позднее взявший имя Моисей, стал предводителем “прокаженных и других нечистых”, выселенных фараоном Аменофисом (Аменхотепом) в бывшую столицу гиксосов Аварис. По приказу фараона прокаженных принуждают тяжко трудится в царских каменоломнях. Наученные Озарсифом, они отправляют посольство к некогда изгнанным в Иерусалим завоевателям-гиксосам, приглашая объединенными усилиями напасть на Египет. Двухсоттысячное войско гиксосов, объединившихся с людьми Озарсифа-Моисея, покорило страну, вынудив фараона и его сына бежать, после чего захватчики правили Египтом с беспримерной жестокостью 13 лет. По истечении этого срока прокаженные и гиксосы были побеждены и изгнаны армией возвратившегося фараона.

Статуя фараона Аменхотепа IV (позднее Эхнатона, 1375—1336 гг. до н. э.) из храма Атона в Карнаке.

В некоторых источниках, цитирующих Манефона, приводится и другой вариант, где евреи якобы тождественны завоевателям-гиксосам.

Часть исследователей считает фрагмент о Моисее-Озарсифе принадлежащим вообще не Манефону, а некому неизвестному автору, так называемому Псевдо-Манефону.

Так или иначе, эта  “антиверсия” Исхода (бывшие рабы превращаются в угнетателей, которые не покидают, а захватывают Египет) на протяжении почти всей эпохи античности вдохновляла и подпитывала антисемитские настроения. В частности, известна она была и грамматику Апиону, эллинизированному египтянину, одному из вдохновителей и лидеров страшного александрийского погрома 38 г. до н. э. Описанный еврейским религиозным философом Филоном Александрийским в трактате “Против Флакка”, этот первый в истории еврейский погром, формальным поводом для которого стал спор о гражданстве, по жестокости сопоставим с массовой резней эпохи хмельнитчины. Александрийских евреев, составлявших большую часть населения двух из пяти городских кварталов, согнали на маленький участок, превращенный в импровизированное гетто. Еврейские дома, лавки и мастерские со всем содержимым стали добычей толпы. Филон Александрийский красноречиво описывает муки евреев, страдающих от духоты, тесноты и голода на крохотном пятачке, и зверства погромщиков. Людей, осмелившихся в поисках пищи выйти в город, ожидала страшная смерть – с молчаливого согласия римского префекта Флакка их резали, насиловали, сжигали заживо.

Филон Александрийский

Чудом сумевшая добраться в 40 г. до Рима делегация александрийских евреев, во главе с Филоном, подала жалобу императору Калигуле, однако в ответ подверглась насмешкам и издевательствам делегации своих гонителей, возглавляемых Апионом, на сторону которых встал и император.

Через 50 с лишним лет Иосиф Флавий, уже прославившийся к тому времени как автор “Иудейских древностей” и “Иудейской войны”, пишет трактат “О древности еврейского народа. Против Апиона”. В нем он сначала излагает историю евреев, а затем в самых язвительных выражениях доказывает на основе уже изложенных фактов несостоятельность как рассказа Манефона о Озарсифе-Моисее, так и антисемитских выпадов Апиона, добавившего к почерпнутому у Манефона личную ненависть и обвинение евреев в человеческих жертвоприношениях и каннибализме.

Иосиф Флавий

Можно увидеть торжество исторической справедливости в том, что щедро пересыпанные антисемитскими нападками труды Апиона дошли до наших дней лишь фрагментарно, в пересказе других древних авторов, включая его опровергателя Иосифа Флавия.

Прошло 18 столетий. В 1938 году 82-летнему, смертельно больному Зигмунду Фрейду с огромным трудом удается покинуть ставшую частью Третьего рейха Австрию и перебраться в Лондон.

Чувствуя приближение конца, последний год своей жизни Фрейд посвящает работе над циклом начатых еще в Вене статей о личности Моисея и зарождении монотеизма “Этот человек Моисей и монотеистическая религия” (Der Mann Moses und die monotheistische Religion; 1939).

В работе над этим циклом Фрейд использовал, среди прочего, и уже знакомую нам в изложении Манефона историю египетского вельможи и жреца Озарсифа, жившего, по мнению современных Фрейду египтологов, в эпоху религиозного реформатора Эхнатона (Аменхотепа, или Аменофиса IV). Благодаря прогремевшему на весь мир в начале 20-х гг. прошлого века открытию гробницы сына Эхнатона Тутанхамона, имена обоих фараонов и история создания культа бога Солнца Атона, вытеснившего других египетских богов, были на слуху и не могли не привлечь внимания Фрейда. Личности Эхнатона, препарированной по всем правилам психоаналитической науки, отец психоанализа посвятил отдельный труд.

Зигмунд Фрейд

По версии Фрейда, изложенной в “моисеевском” цикле статей, после заката атонического культа Мозе-Мозес-Моисей, приближенный фараона-реформатора, становится предводителем еврейских рабов, которых и обращает в атонизм. Он прививает им порожденные атоническим культом этические нормы, делает в их среде обязательным перенятый у египтян обряд обрезания и уводит народ из страны. Во время странствия по пустыне взбунтовавшиеся против отцовской фигуры Моисея евреи убивают его, а через поколения, движимые чувством вины, объединяют элементы атонизма с ранним племенным культом “вулканического бога Яхве”, из чего впоследствии и родилось христианство – религия убитого и воскресшего Бога.

Так, парадоксальным образом, ассимилированный, но не отрекшийся от своего еврейства исследователь использует для своей работы источник, подлинность которого впервые вызвала сомнения еще 18 с половиной веков назад. Потребность придать делу всей жизни завершающий штрих, перенеся методы психоанализа с изучения отдельной личности на целый народ, и поведать об этом миру пересиливает чувства еврея, чудом избежавшего ловушки надвигающегося Холокоста.