А БЫЛ ЛИ ИСХОД?

Дебаты об Исходе: А БЫЛ ЛИ ИСХОД?

Исход из Египта — событие не просто легендарное: оно, как утверждает Библия, фактически сформировало еврейский народ. Но являлся ли Исход событием историческим? Быть может, это всего лишь миф? Аллегория? Видные ученые-библеисты, придерживающиеся различных точек зрения на повествование об Исходе, недавно скрестили шпаги на страницах сетевого журнала «Mosaic». Материалы этих дебатов, специально подготовленные для сайта «Я-Тора», читайте ниже. Спор открыл Джошуа Берман, профессор библеистики из университета Бар-Илан.

«Израиль в Египте» (1867). Картина Эдварда Пойнтера

Джошуа Берман

А БЫЛ ЛИ ИСХОД?

Трудно вспомнить какое-либо публичное выступление современного американского раввина, которое приковало бы к себе столько внимания и вызвало бы столько споров, как проповедь рабби Дэвида Вольпе из Лос-Анджелеса, произнесенная в пасхальное утро 2001 года. «Истина в том», — поведал р. Вольпе своим прихожанам, — «что в Библии Исход описан совсем не так, как он произошел… если произошел вообще».

Проповедь стала не только теологической бомбой: она возвестила новую эпоху. В наше время религиозные евреи все чаще сталкиваются с миром академических исследований Библии. С точки зрения р. Вольпе, интеллектуальная честность требует не просто рассмотреть, но и принять данные этих исследований — особенно касающиеся вопроса об Исходе. Обязанность же духовных наставников — помочь верующим их воспринять и усвоить.

За последние годы, во многом благодаря интернету и развитию социальных сетей, знакомство с научными представлениями расширилось в геометрической прогрессии. Вокруг вопроса, является ли библейский Исход историческим или вымышленным событием, постоянно идут жаркие споры. Так, в статье, приуроченной к открытию thetorah.com (сайта, сочетающего «изучение Торы с дисциплинами и находками современной академической библеистики»), р. Зев Фарбер категорически заявил: «Учитывая данные, доступные современным историкам, повествования о массовом исходе из Египта или блужданиях по пустыне нельзя считать исторически обоснованными».

Так и подмывает спросить: ну и что с того? Для некоторых, действительно, разницы нет никакой. Дескать, элементарная честность требует признать, что никакого Исхода не было, и это никак не может отрицательно повлиять на отношение человека к иудаизму в целом. Напротив — Библия обращается к нам на символическом языке; глас Божий заключается в смысле, а не предполагаемых фактах Исхода, и этот смысл, освобожденный от мифологической нагрузки, становится тем более насущным.

По мнению других, отрицание Исхода, исключение его из иудаизма подрывает основы самого иудаизма. В конце концов, по Библии, отношения Израиля с Богом основаны не на Его качествах Творца или высшего морального авторитета. Рабы-евреи воззвали к Нему из египетского плена и Он освободил их. Вот единственная движущая сила первого стиха Десяти заповедей: «Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства».

Получается, что если Исхода не было, почти все священные тексты иудаизма на протяжении многих веков распространяли великую ложь. В ответ на вопрос ребенка во время пасхального седера: «Чем эта ночь отличается от всех других ночей?» отцу придется ответить: «По правде говоря, сын мой, ничем». И в самом деле, за многими современными пасхальными столами появилась новая фигура: рядом с сыном, «не умеющим спросить», сидит отец, который не знает, что ответить.

Ниже мне хотелось бы предложить в помощь такому отцу три научных доказательства.

I. Был ли Исход? Анализ аргументов

Доводы против историчности Исхода достаточно прямолинейны. В сущности, их можно сформулировать тремя словами: последовательное отсутствие свидетельств. В письменных памятниках Древнего Египта нигде прямо не упоминаются иудейские или израильские рабы, не говоря уж о такой личности, как Моисей. Не говорится в них о водах Нила, превратившихся в кровь, о какой-либо из библейских казней, о крупном поражении того или иного фараона, соответствующему библейскому рассказу о массовой гибели египетских солдат в морских водах. Более того, Тора утверждает, что Египет покинули 600,000 мужчин в возрасте от двадцати до шестидесяти лет; прибавив женщин, детей и стариков, мы получим около двух миллионов душ. Археологических свидетельств существования становища подобных размеров в Синайской пустыне не имеется. Нет также никаких данных о притоке человеческой волны таких масштабов в землю Израиля.

Ни один знающий ученый или археолог не станет отрицать эти факты. Вопрос, следовательно, закрыт? Что может ответить ученый, допускающий возможность исторического характера Исхода?

Начнем с отсутствия свидетельств пребывания израильтян в Египте. Верно, в египетских памятниках напрямую не упоминаются «иудеи» или «израильтяне». Но это едва ли должно нас удивлять. Египтяне называли всех своих западносемитских рабов «азиатами», не делая различий между группами — в точности так же, как рабовладельцы Нового Света никогда не именовали своих черных рабов по месту их африканского происхождения.

Сведения, которые мы можем почерпнуть из письменных памятников Древнего Египта, ограничены. Девяносто пять процентов папирусов интересующей нас эпохи утрачены; до нас не дошел ни один папирус из восточной дельты Нила — а именно там, согласно Торе, проживали иудейские рабы. Вместо этого приходится полагаться на надписи на монументах, а они главным образом представляют собой обращенные к богам рассказы о царских достижениях и не могут считаться полноценными или достоверными историческими хрониками. Они напоминают современные биографические анкеты и так же старательно обходят любые неприглядные моменты.

Позднее мы обратимся к этим надписям, но сейчас рассмотрим вопрос об отсутствии конкретных археологических свидетельств Исхода. Стоит отметить, что многие другие важные события, о которых сообщают различные древние тексты, археологически невидимы. Миграции кельтов в Малую Азию, славян в Грецию, арамеев по Леванту не оставили археологических следов. Но и это едва ли удивительно: археология концентрируется на населенных пунктах и строениях, а мигранты — по определению кочевники.

Археологические данные обходят таким же молчанием многие признанные историческими завоевательные походы и даже многочисленные значительные и важные битвы, включая сравнительно недавние. Англо-саксонское завоевание Британии в V веке, арабское завоевание Палестины в VII веке, норманнское вторжение в Англию в 1066 г. оставили крайне мало археологических свидетельств. Быть может, это потому, что завоевание обычно сопровождается разрушениями? Вряд ли: в библейских книгах Иисуса Навина и Судей говорится о постепенном проникновении иудеев в землю Израиля; лишь горстка городов, как указывается, были разрушены. Из военной истории нам известны и многие другие эпизоды, когда завоевание не сопровождалось автоматическим разрушением.

Поскольку речь зашла об археологических свидетельствах, позвольте мне обратиться к вопросу о «массовом» исходе двух миллионов евреев. Он считается серьезным доводом против историчности Исхода, но на самом деле это отвлекающий аргумент. На нем целесообразно остановиться подробней: ведь несмотря на библейское заявление о 600,000 покинувших Египет иудейских мужей, в Торе немало указаний на значительно и даже радикально меньшее число.

К примеру, согласно книге Исхода (23:29-30), иудеи были настолько малочисленны, что не могли заселить предназначенную им землю. Во Второзаконии (7:7) говорится, что они были «малочисленнее всех народов» и значительно уступали численностью местным жителям. В книге Чисел (3:43) указывается количество израильских первенцев мужского пола — 22,273; для населения в два миллиона человек такая цифра потребовала бы неслыханного уровня плодовитости в несколько десятков детей на каждую женщину — а о подобном явлении не говорит ни Тора, ни другие ближневосточные источники.

Мало того, двухмиллионный лагерь (что сравнимо с населением Хьюстона, штат Техас) и в несколько дней было бы трудно обойти. Однако Тора (Исх. 33:6-11) на этом также не заостряет внимания; вместо этого описано, как евреи постоянно покидают становище и возвращаются туда. Нет описаний беспорядка и суматохи, какие вызвала бы система централизованных жертвоприношений, предписанная книгой Левит. Далее, в Исх. 15:27 рассказывается, как израильтяне «расположились станом» лагерь в оазисе с 70 финиковыми пальмами. Для двухмиллионной толпы это означало бы, что каждая пальма кормила и укрывала тенью 30,000 человек!

«Исход из Египта» (1849-50). Ричард Дадд  

Почему же цифра в 600,000 боеспособных мужчин так разительно не соответствует  многим другим элементам библейского рассказа? Объяснение связано с одной характерной особенностью Библии в целом. Библейские пропорции и размеры — например, Скинии в пустыне или Храма Соломона — в большинстве своем реалистичны. Исключения  практически всегда связаны с одной областью, а именно военной. Цифры здесь достигают поистине «библейских» масштабов.

На библейском иврите и в других семитских языках слово eleph, означающее «тысяча», может означать также «общину» или «отряд». Индивидуальные случаи употребления этого слова свидетельствуют, что подобные группы и близко не составляли тысячу человек. В военном контексте этот термин может просто служить гиперболой, как в 1 Цар. 18:7 («Саул победил тысячи, а Давид – десятки тысяч!»), или преследовать какую-либо типологическую или символическую цель, как цифры 7, 12, 40 и так далее. Библейское указание на 600,000 мужчин само себе, конечно, соответствует некоему количеству людей  — но на фоне прочих данных, приведенных выше, очень трудно рассудить, каким оно было на самом деле[1] .

Поэтому отсутствие археологических свидетельств пребывания иудеев в пустыне и расселения их в земле Израиля не столь удивительно, как может показаться. Их численность могла быть не так уж высока.

В свете сказанного, следует ли по-прежнему отрицать Исход по причине отсутствия свидетельств? Не пришло ли время вспомнить известное и вполне точное изречение: отсутствие свидетельств не есть свидетельство отсутствия?

По правде говоря, этим наши доводы не ограничиваются. Многие детали повествования об Исходе самым поразительным образом отражают реалии Египта конца второго тысячелетия — наиболее вероятного периода Исхода. Едва ли какой-нибудь писец, живший на много веков позже и якобы придумавший историю Исхода, мог быть знаком с подобными деталями:

Существует множество свидетельств того, что на протяжении большей части второго тысячелетия западносемитские народы жили в восточной дельте Нила (называемой в Библии «Гошен»). Некоторые были рабами, другие воспитывались при дворе фараона и, как Моисей, носили египетские имена.

Сегодня нам известно, что великий фараон Рамсес II, правивший с 1279 до 1213 г. д. н. э., выстроил из глиняных кирпичей громадный административный центр в местности, где веками обитало значительное семитское население. Город назывался Пи-Рамсес. В Исх. 1:11 говорится, что иудейские рабы построили города Пифом и Раамсес (возможное указание на Пи-Рамсес). Два века спустя город был заброшен фараонами.

В повествовании об Исходе египетские властители именуются просто «фараонами», тогда как в более поздних библейских текстах названы по именам (к примеру, «фараон Нехао» в 4 Цар. 23:29). Так было и в Египте: с середины второго тысячелетия и до десятого века д. н. э. использовался лишь титул «фараон».

Все наименования различных народностей, упоминаемые в «Песне моря» (Исх. 15:1-18) — филистимляне, моавитяне, идумеи — встречаются в египетских источниках незадолго до 1200 д. н. э. , так что и в этом книга Исхода отражает картину познаний указанного периода.

Повествования об Исходе и странствиях израильтян по пустыне свидетельствуют о глубоком знакомстве с географией и природными условиями восточной дельты Нила, Синайского полуострова, пустыни Негев и Трансиордании.

В книге Исхода (13:17) указано, что израильтяне решили не пересекать Синай по северному, прибрежному пути, ведущему в сторону современной Газы, поскольку желали избежать военных столкновений. Открытие многочисленных египетских военных укреплений периода, расположенных на данном пути, доказывает точность замечания.

По сведениям археологов, в конце XIII и начале XII в. д. н. э. в земле Израиля появились сотни новых поселений, что соответствует описанному в Библии прибытию освобожденных рабов; примечательно, что в этих поселениях не обнаруживаются обычные для такого рода мест свиные кости. В Вефиле, Йокнеаме и Хацоре — городах, покоренных израильтянами, согласно книге Иисуса Навина — найдены следы значительных разрушений. В Хацоре археологи нашли разбитые культовые статуи; возможно, завоевателям эти статуи казались отвратительными.

Самое раннее письменное упоминание некоего образования под именем «Израиль» содержится в победной надписи фараона Мернептаха (1206 д. н. э.). Здесь фараон перечисляет народы, побежденные им в ходе кампании в южном Леванте, в том числе Израиль: «Израиль пуст, нет его семени». Понятие «Израиль» употреблено таким образом, что относится скорее не к определенному городу или местности, а к группе людей. Отсюда можно заключить, что «Израиль» еще не стал полностью оседлым народом, целиком контролирующим регион своего проживания. Это соответствует описаниям постепенного завоевания земли Израиля в книгах Иисуса Навина и Судей.

Разумеется, некоторые археологи считают, что памятники наподобие стелы Мернептаха ничего не говорят нам о предполагаемом Исходе — а лишь о том, что в Ханаане в 1206 году д. н. э. существовал кочевой народ под названием «Израиль» (который вполне мог быть и коренным). Другие, опираясь на ту же стелу, относят Исход израильтян к непосредственно предшествующему периоду — иными словами, к периоду правления Рамсеса II.

В последнем случае налицо методологический скачок: археологические свидетельства (надпись Мернептаха) соединяются с библейскими и вывод делается в пользу Библии. Одни считают это законной практикой, другие возмущаются и протестуют. Но здесь возникает вопрос более широкого плана, являющийся предметом горячих научных споров: можно ли хоть в чем-нибудьдоверять Библии как историческому источнику? Следует ли считать Библию «невиновной» (т.е. исторически точной), пока не будет доказана ее «вина» (т.е. ошибочность)? Или же Библия должна по определению считаться «виновной», пока ее указания не будут подтверждены внешними источниками?

Вопрос этот для нашей темы — центральный, и к нему мы должны теперь обратиться.

II. Исход и культурные войны

У Библии, как достоверного исторического источника, недостатков немало. В ней содержатся такие материалы, как откровенно мистическое по своей природе повествование о Рае. В ней описываются сверхъестественные события, которые современный ис-торик не может принять как факт. Земные явления постоянно подчинены в Библии божественной причинности. Многие библейские тексты, по мнению ученых, были созданы спустя века после описываемых событий, причем — подобно Исходу — немногие из этих событий могут быть подтверждены независимыми внешними источниками.

Короче говоря, с этой точки зрения Библия является религиозно-пропагандистским сочинением: «историей», приспособленной к целям сочинителя. Такой взгляд достаточно хорошо обоснован. Но от этого он не становится менее проблематичным — по той простой причине, что многим другим историческим памятникам Ближнего Востока и других мест можно предъявить такие же обвинения. Повсюду встречаются клинописные и иероглифические тексты, рассказывающие о божественных откровениях царствующим особам. Это примеры открытой пропаганды в интересах царей былых времен и богов, которым те служили. Большая часть событий, описанных в данных памятниках, не находит подтверждения в источниках других народов. Да и сами события — нередко чудесного свойства: к примеру, фараон в одиночку побеждает вражеские легионы; изображение змеи на диадеме фараона испускает всепожирающий огонь; численность войск достигает гигантских размеров. Часто описываются события, происшедшие (происшедшие ли?) за много веков до составления текста.

Но ученые обычно считают эти тексты, в той или иной степени, исторически достоверными. Сегодняшние ученые пользуются текстами Ливия для реконструкции истории римской республики, основанной за несколько столетий до рождения историка. Все специалисты по эпохе Александра Македонского считают наиболее точным источником «Анабасис» Арриана, написанный на четыре века позднее. Понятно, что ученые исключают наиболее нереалистические элементы, прежде чем объявить остальное достоверным. Напротив, когда доходит до Библии, дело обстоит ровно наоборот: сомнительные элементы часто воспринимаются как неопровержимое доказательство недостоверности целого.

Все это становится, мягко говоря, еще более заметным в свете одного существенного различия между библейской литературой и творениями других ближневосточных цивилизаций. Библия склонна жестоко судить своих героев. Провалам Израиля уделяется едва ли не больше места, чем успехам и победам. Никакая другая ближневосточная культура не оставила нам литературы, которая так откровенно повествует о неудачах, так реалистически описывает злоупотребления властью — и так предана задаче увековечить их для потомков. С этим, по крайней мере, согласны все. Но в академических кругах осознание этого факта ничуть не улучшило репутацию Библии как честной хроники исторических событий.

Я предлагаю провести мысленный эксперимент. Давайте представим себе, что в Библии ничего не говорится о рабстве иудеев и их Исходе из Египта. Вместо этого мы узнали похожую историю из надписи первого тысячелетия д. н. э., найденной на раскопках в Трансиордании, стране древних моавитян. В надписи рассказывается о самом раннем периоде истории моавитян и их божества Кемоша. Моавитяне, говорится в ней, были рабами в Египте. Могущественный Кемош обрушил морские воды на Амона и Ра, освободил рабов и повел их в Моав, где враги моавитян погибли от града.

Теологические и сверхъестественные элементы такого рассказа, конечно, вызовут скептическое отношение ученых. Но я подозреваю, что они начнут искать подтверждения подлинности ядра повествования (особенно имея на руках свидетельства наподобие тех, о которых я говорил выше в связи с Библией). Их поразит, скажем, знакомство автора с египетскими именами, поселениями восточной дельты, правильными титулами фараона, царскими укреплениями вне Египта, географией Синайского полуострова, пустыни Негев и Трансиордании. Ученые станут искать исторические подтверждения исхода моавитян в немовиатянских источниках.

Остановит ли наших гипотетических ученых отсутствие каких-либо упоминаний о моавитянах в египетских памятниках? Сильно сомневаюсь: так много деталей рассказа совпадет с нашими сведениями об описываемой эпохе, что многие ученые сочтут повествование достоверным (в особенности учитывая отсутствие серьезных свидетельств обратного).

Вопрос о достоверности древних источников — как библейских, так и небиблейских — является предметом постоянных дебатов. Где кончается действительность и начинается подгонка событий под идейное содержание? С академической точки зрения, к Библии должны применяться те же критерии анализа, что и к схожим древним текстам. Тот факт, что к Библии относятся иначе, что здесь действуют двойные стандарты, кое-что говорит нам о сфере академических библейских исследований и академическом мире в целом.

Двойные стандарты в отношении Библии — ключевой аспект силового противоборства в области библейских исследований. Эта область представляет собой некоторую аномалию в гуманитарных науках. Сегодня Библию изучают во всевозможных университетах и институтах, от полностью светских до наиболее религиозных. Но в отличие от Шекспира, речей Цицерона, эпосе о Гильгамеше или кодекса Хаммурапи, Библия сама по себе аномальна. Это не просто труд, который люди читают и изучают — в жизни многих Библия выступает как путеводная звезда, святое писание.

Ученым, безусловно, следует быть бдительными в отношении посягательств религиозных доктрин и систем верований на дело критического анализа. Однако палку перегибать также не стоит. В Соединенных Штатах, например, рост фундаменталистского христианства сопровождался появлением множества защитных механизмов в различных отраслях библейских исследований. Для некоторых само слово «Библия» сделалось «радиоактивным», если не запретным. В 1998 г. Американская школа восточных исследований (нерелигиозная академическая организация) сменила имя своего популярного журнала: «Библейский археолог» превратился в «Археологию Ближнего Востока». Один видный американский археолог даже предложил переименовать и Библию, назвав ее «Библиотекой древней Иудеи».

Страх перед вторжением фундаменталистов достиг пика в академических кругах около четырех лет назад. Общество библейской литературы — крупнейшая научная организация в области библейских исследований — начало рассылать всем предполагаемым участникам конференций следующее уведомление:

Просим учитывать, что направляя нам предложение о докладе или принимая на себя какую-либо роль в любой аффилированной организации или… сессии ежегодной либо международной встречи Общества библейской литературы, вы соглашаетесь участвовать в открытой академической дискуссии, подчиняющейся общепринятым стандартам научного обсуждения, в рамках которого предмет вашего исследования подвергнется критическому рассмотрению и анализу.

Вряд ли Общество нейробиологии рассылает участникам конференций такие предупреждения!

Чувство тревоги, надо сказать, в определенной степени объяснимо. «Так говорит Библия!» или «Так сказал Господь!» не могут считаться академическими доводами. Но если идеалом является «открытая академическая дискуссия» и «общепринятые стандарты научного обсуждения», излишнее рвение противоположной стороны должно вызывать не меньшую тревогу. Пытаясь отвадить фундаменталистов, некоторые ученые кончили тем, что с водой выбросили и Библию — и в качестве упреждающей меры всецело лишили ее звания достоверного исторического свидетельства.

Но это еще не все. Противостояние в области библейских исследований является одним из аспектов более широкой культурной войны между либералами и консерваторами в США и Израиле (где она приобретает иные формы). В рамках этой войны вопрос о месте религии в обществе становится важным полем боя. Острые темы от абортов и однополых браков до публичной демонстрации Десяти заповедей приводят к стычкам. Война захватывает сферы законодательства, общественной политики, средств массовой информации, перетекает в университеты. Здесь ареной столкновений становятся академические дисциплины. Один из дебатов, давно перешедших академические рамки, связан со статусом эволюционной психологии как науки; другой — со статусом Библии как исторического свидетельства. Идеология еще больше извращает картину. Попытки арабских интеллектуалов и политических лидеров лишить евреев древнего прошлого в земле Израиля могут показаться смехотворными и жалкими. Однако в сочинениях наподобие книги «Вымысел о древнем Израиле: Замалчивание палестинской истории»  — написанной ученым, связанным с одной из наиболее известных программ библейских исследований в Великобритании — им придается ореол респектабельности.

В недавние годы состоялись две академические конференции, посвященные историчности повествования об Исходе. Их названия говорят сами за себя. Конференция, на которой большинство участников опровергали Исход, называлась «Из Египта: Исход Израиля между текстом и памятью, историей и воображением». Вторая конференция, откровенно созванная в ответ на первую, была названа «Обсуждение историчности и подлинности традиции Исхода и странствий в пустыне в постмодернистскую эпоху». «Либеральная» конференция прошла в Калифорнии, «консервативная» — в Техасе.

«Интерпретация археологических данных и их связи с библейским текстом во многих случаях является вопросом субъективного суждения… основанного на личных ценностях, верованиях и идеологии археолога и его отношении к данным» — чрезвычайно верно заметил археолог Амихай Мазар, лауреат Премии Израиля. Короче говоря: скажите мне, какого мнения придерживается ученый в вопросе историчности Исхода, и я скажу вам, за кого он голосовал на последних президентских выборах.

III. Как перефараонить фараона

Подведем промежуточные итоги. Непосредственными свидетельствами Исхода мы не располагаем. В лучшем случае мы имеем текст — еврейскую Библию — который говорит о хорошем знакомстве со многими, хотя и достаточно стандартными аспектами древнеегипетской жизни. Это уже что-то, и факт этот игнорировать едва ли стоит. Но можем ли мы пойти и дальше? На конференции в Техасе я представил свои находки, которые предполагают прямую связь между повествованием об Исходе и конкретным текстом, датируемым определенным периодом египетской истории. Более подробный отчет о моем исследовании будет опубликован в сборнике трудов конференции2; здесь же я впервые публикую ключевые выводы.

Одним из столпов современного изучения Библии является так называемый сравнительный или компаративный метод. Ученые проясняют библейские тексты, находя сходные моменты в текстах соседних с древним Израилем культур. Если сходных элементов много и они являются уникальными для обоих текстов, допустимо заключить, что библейский текст был написан под прямым влиянием или в ответ на сторонний текст. Но почему мы движемся в одном направлении, от внебиблейских к библейским текстам? Ответ прост: Израиль в целом выступал как слабый игрок, находившийся в политическом и культурном окружении превосходящих сил. Ученые не обнаружили никаких переводов  древневрейских текстов на другие языки вплоть до вавилонского пленения (586 д. н. э.). Поэтому случаи сходства аккадских или египетских текстов и Библии обычно считаются свидетельствами влияния первых на вторых.

Хотя компаративный метод часто принимают за современный подход, впервые его использовал еще XII веке не кто иной, как Моисей Маймонид. Чтобы лучше понять Писание, рассказывает Маймонид, он собрал все доступные в то время труды по древним цивилизациям. С помощью этих сведений он объясняет в «Путеводителе растерянных» многие законы и культовые практики Торы — и заключает, что они представляли собой заимствования из древних языческих обрядов, приспособленные к антиязыческой идеологии. В конце «Путеводителя» Маймонид замечает, что расширил бы свои представления о предмете, если бы нашел больше подобных источников.

Сравнительный метод может дать поразительные результаты. Библейские стихи, казавшиеся неясными или, напротив, самоочевидными и ничем не примечательными, обретают новые измерения, новое понимание. Возьмем, к примеру, известный библейский рефрен: Господь вывел Израиль из Египта «рукою сильною и мышцею простертою» (Втор. 26:8, Иер. 32:21, Исх. 13:3 и т.д.). Казалось бы, этот образ мог быть применен в Библии к целому ряду божественных деяний в защиту Израиля, но он используется исключительно в контексте  Исхода. И это не случайно. В значительной части египетской царской литературы словосочетание «сильная рука» выступает синонимом фараона, и многие действия фараона осуществляются его «сильной рукой» или «простертой мышцей». Больше нигде на древнем Ближнем Востоке цари не описывались подобным образом. Мало того — дан-ные образы чаще всего встречаются в египетской царской пропаганде поздних веков второго тысячелетия до н. э.

«Моисей перед Богом» (1850). Александр Иванов

Почему книга Исхода описывает Бога теми же словами, какими египтяне восхваляли своих фараонов? Здесь работает динамика присвоения. На протяжении большей части своей истории, древний Израиль пребывал в тени Египта. Одной из форм сопротивления для народов слабых и угнетенных выступает присвоение символики угнетателя, использование ее в противоположных идеологических целях. Я считаю и собираюсь далее продемонстрировать, что в повествовании об Исходе Библия присваивает не только отдельно взятые фразы и символы — что она, говоря вкратце, усваивает и приспосабливает к своим нуждам одно из самых известных повествований об одном из величайших египетских фараонов.

На этой стадии необходимо кое-что пояснить. Как и все древние империи, Древний Египет периодически укреплялся и ослабевал. Зенитом его славы стала эпоха Нового Царства, приблизительно 1500-1200 гг. д. н. э. В этот период границы Египта расширились до самых дальних пределов и были построены некоторые дошедшие до наших дней памятники. Мы уже встречались с величайшим фараоном этой эпохи, Рамсесом II, правившим в 1279-1213 гг. д. н. э.

Главным и  ранним достижением Рамсеса II был разгром войск основного врага Египта, Хеттской империи, в битве при Кадеше (1274 г. д.  н. э.). Город Кадеш располагался на реке Оронт (современная граница между Ливаном и Сирией). Вернувшись в Египет, Рамсес повелел высечь рассказ о битве на монументах, воздвигнутых по всей стране. До нас дошли десять копий надписи. Эти многочисленные копии сделали битву при Кадеше одним из самых известных событий древней истории, даже учитывая историю Греции и Рима. Более того, надписи сопровождались новым изобретением: барельефами с «покадровым» изображением битвы. Как в случае с витражами средневековых церквей, люди неграмотные и не умевшие читать иероглифы все же могли узнать о подвигах фараона.

Деталь изображения из Абу-Симбела, Египет

Далее речь пойдет о давней библейской головоломке. Ученые давно пытались найти  предшествующий образец, что вдохновил устройство Скинии — центра поклонения в стане израильтян, скитавшихся по пустыне, изящно и подробно описанного в Исх. 24-29. Хотя остатки финикийских храмов свидетельствуют об архитектурном плане, разительно напоминающем конструкцию соломонова Храма — построенного, между прочим, с немалой помощью финикийского царя — ни одно культовое сооружение древнего Ближнего Востока не напоминает Скинию. Однако лет 80 назад ученые подметили неожиданное сходство между библейскими описаниями Скинии и изображениями лагеря Рамсеса в Кадеше на нескольких барельефах.

Тронный шатер Рамсеса II с крылатыми соколами, охраняющими его картуш (Абу-Симбел, Египет)

На приведенном изображении битвы обнесенный стенами военный лагерь занимает большое прямоугольное пространство в нижней части рельефа. Длина лагеря вдвое превышает ширину. Вход расположен слева, в середине восточной стены (на египетских изображениях левая сторона означает восток, правая — запад). Длинный коридор ведет ко входу в прямоугольное помещение в центре лагеря (пропорции 3:1). Оно состоит из двух отсеков: прямоугольного шатра для приемов (2:1), где показаны стоящие на коленях в позе почитания фигуры, и квадратного пространства под куполом — тронного шатра фараона.

Те же пропорции отражены в предписаниях, касающихся Скинии и окружающего ее лагеря (Исх. 26-27), как явствует из представленных диаграмм.

Диаграмма, показывающая сходство стана израильтян и военного лагеря фараона

В самом тронном шатре, подробней показанном ниже, находится эмблема, которая символизирует власть фараона. Она окружена соколами, символизирующими бога Гора; их крылья простерты над фараоном и защищают последнего. В книге Исхода (25:20) ков-чег в Скинии точно так же охраняют два крылатых херувима с распростертыми крыльями. Сходство дополняется тем, что в Кадеше лагерь египетской армии располагался по четырем сторонам походного штаба Рамсеса; в книге Чисел (2) говорится, что лагерь израильтян с четырех сторон окружал Скинию.

Скиния. Иллюстрация к изданию Библии, 1890

Сходство военного лагеря в Кадеше со Скинией не ограничивается архитектурой  — оно является также концептуальным. Для египтян Рамсес был и военным вождем, и божеством. Господь в Торе — естественно, божество, но также предводитель израильтян в битве (см. Чис. 10:35-36). Шатер Бога-воителя соответствует шатру фараона, живого египетского бога, готовящегося к битве.

Что дало ученым это наблюдение? Да, из всех древних изображений тронный шатер Рамсеса наиболее близко напоминает Скинию. С этим согласны все. Какими-либо текстуальными описаниями культового или тронного шатра в военном лагере мы не располагаем. На основании этого некоторые ученые предположили, что описание Скинии в книге Исхода было вдохновлено барельефами битвы при Кадеше. Израильтяне идеологически изменили предназначение тронного шатра: Бог, как высшая сила, сменил Рамсеса Великого. (В Торе, разумеется, Бог не имеет облика и не нуждается в защите, а языческие божества лишены какого-либо влияния — поэтому вместо соколов и Гора перед нами херувимы, защищающие ковчег Его завета). Другие ученые считают, что образ тронного шатра не связан с осознанной памятью о Рамсесе , а проник в культуру израильтян неведомыми путями и позднее отложился в тексте книги Исхода. Третьи настроены скептически и считают сходство случайным.

Мой подход был иным. Заинтересовавшись визуальным сходством между Скинией и тронным шатром Рамсеса, я решил внимательней взглянуть на текстуальнуюсоставляющую египетских надписей и узнать, что в них говорится о Рамсесе, египтянах и битве при Кадеше. В первую очередь я нашел несколько изолированных совпадений с повествованием об Исходе, как например упомянутую «сильную руку» фараона. Но по мере чтения и перечитывания я убедился в том, что вопрос не в отдельных фразах или образах.  Сходство распространяется на всю сюжетную линию поэмы Кадеша3  и морского эпизода в Исх. 14-15.

Чем внимательней я изучал сведения о других битвах древнего Ближнего Востока, тем больше меня поражало это сходство. Наконец я пришел к выводу, что морская глава (Исх. 14) и «Песнь моря» (Исх. 15) могут являться намеренным актом культурного присвоения. Египетские надписи рассказывают о величайшем достижении величайшего фараона в величайший период египетской истории. Но в книге Исхода утверждается, что Бог намного превзошел своим величием фараона и победил последнего в его собственной игре.

Рассмотрим эту гипотезу подробнее. И в поэме Кадеша, и в Исх. 14-15 действие начинается сходным образом: армия-протагонист (соответственно, египтяне и израильтяне) находится на марше и не готова к сражению; в этот момент ее атакует большой отряд ко-лесниц, заставляя армию в страхе смешать ряды. В поэме говорится, что египетские силы продвигались на север к окраинам Кадеша, когда их застали врасплох колесницы хеттов. Так же начинается и повествование книги Исхода. Израильтяне покидают Египет, представляя собой вооруженную силу (Исх. 13:18 и 14:8), однако внезапная атака колесниц фараона лишает их всякого мужества (Исх. 14:10-12).

Евреи, пересекающие Красное море и преследуемые фараоном. Фреска из синагоги  Дура-Европос 

В обоих случаях главный герой далее обращается к своему богу, который призывает его двигаться вперед и обещает божественную помощь. В поэме Рамсес молится Амону, и тот отвечает: «Я с тобою. Я отец твой. Десница моя над тобою»4. Моисей точно так же взывает к Богу, который отвечает: «Скажи сынам Израилевым, чтоб они шли» (Исх. 14:15) и обещает победу над фараоном (Исх. 14:16-17).

Начиная с этого места поэмы, Рамсес обретает божественый облик и мощь. Иначе говоря, вместо обыкновенного главнокомандующего, попавшего в беду, он становится квази-божественной силой. Это позволяет нам сравнить его действия против хеттов на Оронте с действиями Бога против египтян на морском берегу. В обоих случаях «царь» лично, без поддержки испуганного войска, выступает против врагов. Брошенный своей армией, Рамсес единолично бросается на хеттов (эта тема подчеркивается на протяжении всей поэмы). В Исх. 14;14 Бог говорит, что израильтянам следует лишь оставаться пассивными: «Господь будет поборать за вас, а вы будьте спокойны». Следует особо отметить, что данная тема — фигура победоносного «царя», которому приходится сражаться, чтобы обеспечить лояльность спасенных — не имеет других параллелей в литературе древнего Ближнего Востока.

В обоих текстах враг говорит о невозможности биться с божественной силой и пытается спастись бегством. В египетской поэме хетты бегут от Рамзеса: «Осторожно! Берегитесь! Не приближайтесь к нему! Осеняет его великая Сехмет» (богиня, воспеваемая ранее в поэме). Здесь хетты признают, что сражаются не просто с божественной силой, а с силой весьма определенной. Тот же троп используется в повествовании об Исходе, где египтяне в смятении говорят: «Побежим от Израильтян, потому что Господь поборает за них против Египтян» (Исх. 14:25).

Еще один сходный элемент обоих сочинений — гибель врагов в воде. В поэме это не является центральным эпизодом, в ней не рассказывается, как гонимые ветром морские волны поглотили хеттов. Однако Рамсес похваляется тем, что «поверг» охваченных ужасом врагов в воду и «перебил многих из них». Рельефы живо изображают тонущих в реке хеттов.

Тела хеттских солдат в реке Оронт. Второй пилон Рамессеума, Египет (деталь).

Что касается выживших, то их и в том, и в другом случае не было. «Ни один из поверженных не взглянул назад, ни один из них не обернулся! Кто упал — уже не поднялся!» — говорится в поэме Кадеша. В книге Исхода (14;28) сказано: «И вода возвратилась и покрыла колесницы и всадников всего войска фараонова, вошедших за ними в море; не осталось ни одного из них».

Мы обращаемся теперь к наиболее удивительным параллелям между двумя текста-ми. В обоих случаях оробевшее войско видит деяния «сильной руки» царя и тела поверженных врагов — и возносит хвалебный гимн. В египетской поэме мы читаем:

«Когда увидели мои воины и мои колесничие, что подобен я Монту, и мощна десница моя… тогда стали они приближаться по одному в сумерках к лагерю. И нашли они все чужеземные страны поверженными и залитыми кровью своею…  И когда озарилась земля Кадеш, не знали, куда ступить от множества мертвых тел! И вот воины мои пришли воздать мне хвалу, а лица их [были поражены / отвращены]».

Поразительно похожее, а в двух случаях идентичное описание мы находим в Исх. 14: 30-31: «И избавил Господь в день тот Израильтян из рук Египтян, и увидели [сыны] Израилевы Египтян мертвыми на берегу моря. И увидели Израильтяне руку великую, которую явил Господь над Египтянами, и убоялся народ Господа». Как я уже отмечал, «великая рука» этих стихов и «величие мышцы» в Исх. 15:16 используются в Библии только в контексте Исхода. Помимо этого, подобный троп встречается лишь в египетской пропаганде, особенно в Новом Царстве конца второго тысячелетия.

После великой победы воины поют хвалу царю. И в поэме Кадеша, и в книге Исхода первая строфа состоит из трех элементов. Воины превозносят царя как воителя, говорят, что он вселил в них храбрость, и восхваляют его за спасение. «Военачальники мои пришли, превознося могущество длани моей, и колесничие мои тоже пришли, прославляя имя мое: “Вот он, отважный воитель, стойкий сердцем! Ты спасаешь войско свое и колесничих своих!”» — говорится в поэме.

В первых стихах «Песни моря» (Исх. 15:1-3) мы встречаем те же мотивы:

«Буду петь Господу, что высоко вознесся, коней и всадников сбросил в море. Господь – моя сила и мощь, спасением cтал он для меня… Господь – воитель, Господь – его имя».

Как в поэме, так и в книге Исхода хвалебный гимн победоносному властителю продолжается двойной строфой, прославляющей крепость его правой руки: «Ты сын Амона, повергающий врагов десницей его! Ты превращаешь страну хеттов в развалины мощной дланью своею!» (поэма); «Десница Твоя, Господи, прославилась силою; десница Твоя, Господи, сразила врага» (Исх. 15:6).

Отметим, что корень слова, обозначающего в иврите правую руку, ymn, является общим для ряда древних ближневосточных языков. Но в прочих культурах правая рука связывается исключительно с удерживанием или захватом чего-либо. В египетской литературе, однако, описания правой руки соответствуют «Песне моря». Один из наиболее распространенных мотивов египетского нарративного искусства — фараон с воздетой правой рукой, разбивающий головы вражеских пленников. Этот образ египетских царей просуществовал с третьего тысячелетия д. н. э. до христианской эры, и ни в какой другой ближневосточной культуре мы не найдем такой иконографии правой руки, близко напоминающей Исх. 15:6: «Десница Твоя, Господи, сразила врага».

Рельеф, изображающий Сети I (XIII в. д. н. э.) с поднятой правой рукой. Фараон разбивает головы врагов (колонный зал в Карнаке, Египет).

В египетской поэме враги приравниваются к соломе: «Амон, мой отец, и на этот раз не оставил меня, и по воле его все чужеземные страны предо мною словно солома». Книга Исхода точно так же сравнивает врагов с соломой, пожираемой Божьим гневом: «Ты послал гнев Твой, и он попалил их, как солому» (Исх. 15:7). И вновь мы не находим никаких аналогов сравнения врагов с «соломой» в других ближневосточных культурах.

Еще несколько параллелей. В обоих текстах воины называют своего царя несравненным воителем: «Ты ратоборец великий, и нет тебе равного!» (поэма Кадеша), «Кто, как Ты, Господи, между богами?» (Исх. 15:11). Царь прославляется как победоносный военачальник, нагоняющий страх на соседние земли: «Ты защитник Египта, покоритель стран чужеземных!» (поэма), «Ты ведешь милостью Твоею народ сей, который Ты избавил, – сопровождаешь силою Твоею в жилище святыни Твоей. Услышали народы и трепещут» (Исх. 15:13-14).

Финальные элементы обоих произведений также совпадают — царь ведет воинов домой с поля славы, грозя по пути соседям: «И вот повернул его величество к Египту в мире и с ним войско его и его колесничие; жизнь, неколебимость и власть при нем, и боги и богини оберегали тело его, повергнув под стопы его все страны, распростертые в страхе» (поэма); «Да нападет на них страх и ужас; от величия мышцы Твоей да онемеют они, как камень, доколе проходит народ Твой, Господи, доколе проходит сей народ, который Ты приобрел» (Исх. 15:16). Рассказ завершается мирным прибытием в царский дворец, где властелин благословляется на вечное царствование:

«И прибыл он в мире в Египет, в город Пи-Рамсес-Миамон, Великий Победами. И  расположился его величество — да будет он жив, невредим и здрав! — на отдых во дворце своем… Боги страны этой приходят поклониться ему… даруют они ему долгие годы жизни и непреходящее пребывание на троне Ра, а все равнинные и горные страны лежат распростертые под стопами его на веки веков» (поэма Кадеша).

«Введи его и насади его на горе достояния Твоего, на месте, которое Ты соделал жилищем Себе, Господи, во святилище, которое создали руки Твои, Владыка! Господь будет царствовать во веки и в вечность» (Исх. 15:17-18).

Как уже могли догадаться читатели, поэма Кадеша существенно превышает по размеру морской эпизод книги Исхода. Она содержит немало элементов, не находящих параллелей в последнем. К примеру, Рамсес адресует обширную молитву своему богу Амону и дважды пространно укоряет струсивших воинов. Но присвоение текста в целях культурного сопротивления всегда происходит селективно и полного соответствия искать не следует. Текст книги Исхода концентрируется именно на тех элементах поэмы, что превозносят доблести фараона — и перерабатывает их во славу Бога. Стоит еще раз подчеркнуть совпадение основных элементов сюжета:

Армия-протагонист в смятении отступает при виде вражеских колесниц; в ответ на мольбу о божественной помощи следует призыв идти вперед и обещание победы; вражеские колесничие узнают конкретную божественную силу, которая им противостоит, называют ее по имени и пытаются бежать; многие гибнут в воде, и никто не спасается; войско царя возвращается и видит тела врагов; пораженные достижением царя воины возносят хвалебный гимн, включающий прославление имени царя и его могучей десницы; царь именуется источником силы и спасителем войска; враг сравнивается с соломой, царь превозносится как несравненный воитель; царь мирно ведет свою армию домой, грозя по пути чужеземным странам; царь прибывает в свой дворец, ему дарована вечная власть.

Такова история Рамзеса в поэме Кадеша и история Бога в морском эпизоде книги Исхода (Исх. 14-15).

Насколько уникальны эти параллели? Я вполне сознаю, что сходство двух древних текстов автоматически не означает, что один был вдохновлен другим — как и то, что одинаковые мотивы и образы могут в одно и то же время являться интеллектуальным достоянием многих культур. Некоторые указанные выше мотивы, как-то ужас и страх врагов пред лицом царя, часто встречаются в военной литературе древнего Ближнего Востока. Другие элементы, к примеру царь, который возвращается в свой дворец и обретает обретает вечную власть — типологические тропы, известные нам по другим древним сочинениям. Наконец, третьи, присущие только этим двум произведениям, едва ли отражают одинаковые обстоятельства или авторские задачи и не обязательно связаны друг с другом. Возможно, мы обнаружим не так много повествований о древних битвах, в которых армию на марше атакуют вражеские колесницы — либо вообще их не найдем; но все же поэма Кадеша и книга Исхода могли использовать этот мотив независимо друг от друга.

О связи двух текстов говорит совокупность выявленных параллелей и наличие большого числа уникальных мотивов, которые появляются лишь в указанных текстах. Ни одно повествование о битве, известное нам по еврейской Библии или эпиграфическим памятникам древнего Ближнего Востока, не может похвастаться и половиной найденных общих мотивов.

Я позволю себе указать на еще одну сходную черту «Песни моря» и египетских надписей Нового Царства в целом. Распространенный мотив периода — указание на то, что фараон заставляет вражеских солдат прекратить браваду. Приведу типичную фразу о фараоне Сети I, который «заставил принцев Сирии проглотить похвальбу их ртов». Подобное внимание к вражеской браваде — черта исключительно египетская, не имеющая аналогов в военной литературе любой из окружающих культур. Тем более примечательно то, что в «Песни моря» изображены не действия или передвижения египтян, а их похвальба: «Враг сказал: погонюсь, настигну, разделю добычу; насытится ими душа моя, обнажу меч мой, истребит их рука моя» (Исх. 15:9). Затем по велению Бога врагов захлестывает море, по сути затыкая им рты.

По моему мнению, сходные элементы двух текстов настолько бросаются в глаза и настолько уникальны, что мы можем с полным основанием говорить о литературной зависимости. Возникает вопрос: если мы предположим, что морской эпизод книги Исхода был сочинен с оглядкой на египетскую поэму, когда именно эта поэма могла стать частью культуры израильтян? Вопрос важен как сам по себе, так и потому, что он может, в свою очередь, помочь датировать Исход.

Израиль мог ознакомиться с поэмой, скажем, в период дружественных отношений с Египтом, возможно, в период правления Соломона (X в. д. н. э.) или еще позже, при Езекии (VIII в. д. н. э.). Но против этого говорит одно обстоятельство: самые поздние известные нам копии поэмы датируются XIII в. д. н. э., тогда как в более поздней египетской литературе нет ни отсылок к поэме, ни попыток ей подражать. Мало того — мы не располагаем никакими эпиграфическими свидетельствами распространения каких-либо древнеегипетских исторических надписей в Израиле или южном Иудейском царстве, будь то на египетском языке или в переводе. Остается и другая загадка: что в эпоху дружеского согласия могло заставить израильского писца сочинить откровенно антиегипетское произведение?

При  определении достоверной даты «передачи» текста мы должны руководствоваться имеющимися эпиграфическими свидетельствами. Египтологи отмечают, что наряду с высеченными на камне копиями поэмы, была обнаружена также копия на папирусе. Она была найдена в деревне рабочих и ремесленников, построивших величественные памятники Фив. Как мы уже видели, существовали и барельефы — визуальные рассказы о битве. Поэтому многие египтологи считают, что поэма имела широкое хождение и служила своего рода «маленькой красной книжкой». Она должна была пробуждать общественное преклонение перед доблестью и величием спасителя народа, Рамсеса Великого. Таким образом, она была широко известна и вне придворных или храмовых кругов, особенно в эпоху царствования самого Рамсеса.

Куда все это нас приводит? Что это доказывает?

Доказательства существуют в геометрии, иногда в юриспруденции, но в области библейских исследований или археологии встречаются редко. Чаще всего мы располагаем лишь крайне обрывочными сведениями, и рассуждения о механизмах культурного трансфера в лучшем случае условны. Мы стараемся извлечь максимум из того, что имеем, и говорим скорее о допустимости или правдоподобности, нежели доказательствах. Скажем прямо: приведенные мною параллели не «доказывают» историческую точность повествования об Исходе и тем более всех его деталей. Они не доказывают, что этот текст обрел окончательную форму в XIII веке д. н. э. Безусловно, рационально мыслящие люди, как ученые, так и «миряне», будут интерпретировать их по-разному.

Одни придут к выводу, что сюжет египетской поэмы попал к израильтянам неведомыми путями и, по неизвестным причинам,  на много веков позже был включен в текст книги Исхода. Другие увидят в параллелях не более чем одно большое совпадение. Но мое собственное заключение иное: на основании приведенных свидетельств резонно предположить, что трансфер поэмы состоялся в момент ее наибольшего распространения, в тот единственный период, когда в Египте обращали на нее особое внимание — то есть в эпоху царствования самого Рамсеса II. По моему мнению, свидетельства указывают, что текст книги Исхода запечатлел память о том времени, когда израильтяне искали язык для восхваления Бога — и нашли сырой материал в виде сюжетных линий и тропов хорошо известного им египетского текста. Присвоив и «перекодировав» этот материал, иудеи заявили, что Бог Израиля оставил далеко позади величайшее достижение величайшего из земных властителей.

Сидя за пасхальными столами, евреи всего мира могут с полным основанием честно праздновать Исход и освобождение от египетского угнетения. Для этого им не нужно слепо верить в недоказанное или считать библейские слова простой метафорой. Правдоподобное прочтение исторических свидетельств — на их стороне.

______________

Джошуа Берман — профессор библейских исследований в университете Бар-Илан и колледже Шалем (Израиль), автор книг «Нарративные аналогии в еврейской Библии» (2004), «Созданы равными: Как Библия порвала с древней политической мыслью» (2008), многочисленных публикаций в научных и популярных изданиях.

Перевод с английского: Сергей Шаргородский.  Источник

[1] Общий анализ см. в  New International Dictionary of Old Testament Theology and Exegesis, том I, с. 416-417, и Jerry Waite, “The Census of Israelite Men after Their Exodus from Egypt,” Vetus Testamentum, 60 [2010], с. 487-491.

2 Сборник «Did I Not Bring Israel Out of Egypt?» («Не Я ли вывел Израиля из земли Египетской?») под ред. А. Милларда, Г. Рендсбурга и Д. Хоффейера вышел в мае 2016 г. (Прим. перев.).

3 Речь идет о т. наз. «поэме Пентаура» — древнеегипетской поэме о битве при Кадеше, названной по имени придворного писца Пентаура (который вряд ли являлся ее автором) и высеченной на стенах ряда храмов (Прим. перев.).

4 Здесь и далее пер. М. Коростовцева.