Кого ты к нам везёшь, Сохнут?!
Паршойн ГЕЛИБТЕР-ГЕЛЕЙГЕР,
Эти фотографии были сделаны Мириам Залманович. Не где-нибудь, а в Израиле, в Хайфе, на Адаре, на улице Халуц, у филиала банка Леуми, что через дорогу от городского рынка, 1 января 2018 года, около 14.00.
Молодчик, судя по всему из недавно понаехавших, привезенных Еврейским агентством (Сохнут), пропущенных Бюро по связям (Натив), ответственным за проверку прав лиц на еврейскую репатриацию в Израиль и гостеприимно принятых министерством абсорбции государства — Национального очага еврейского народа.
День был сырым и холодным. Периодически накрапывал дождь. И среди всех этих зимних погодных условий еврейской Страны стояли трое: женщина — докторант Бар-Иланского университета, специализирующаяся на исследовании Холокоста — Катастрофы европейского еврейства и двое мужчин: один — офицер запаса, пехотинец Армии обороны Израиля, другой, супруг дамы, в прошлом боец Пограничной войск Страны и отец четверых еврейских детей, старший из которых — боец срочной службы бригады «Голани». Три совершенно ошарашенных русскоязычных израильтянина стояли и смотрели на этот сюр.
Они стояли молча и смотрели на то, чего не может быть. На то, чего быть не должно даже в самых страшных еврейских кошмарах. На то, что им казалось невозможным. На то, что оказалось реальным и вполне осязаемым. Смотрели на двух человек, стоящих у банкомата.
Они стояли рядом, но не вместе. Один — мужчина за сорок, одетый, как подобает одеваться иудею, соблюдающему традиции, в кипе и с торчащими из под одежды кистями цицит. Второй же, лет двадцати с копейками, был облачен по провинциальной моде российской глубинки — гопнические джинсы, кожаная куртка, под ней спортивная куртка с красноватым капюшоном, вывернутым наружу и стилизованным под башлык, на голове же гордо восседала казачья папаха ряженого поцреота «царя и отечества». Лицо молодого человека не выражало ничего, кроме неуёмного и страстного желания опохмелиться после «новигодних» возлияний.
Рядом, плечом к плечу, стояли два осколка истории. Один осколок — вполне вероятный потомок жертв казачьих еврейских погромов. Второй осколок — возможный потомок убийц, вырезавших целые еврейские местечки с 17 века и по 20-е годы 20 столетия, то есть до окончания Гражданской войны в России. Оба осколка — полноправные граждане Израиля. Первый — по праву де-факто, второй — по праву Закона о возвращении де-юре.
История «отношений» евреев и казаков насыщена событиями и за ними тянется шлейф еврейской крови длинной в три столетия — сотен тысяч жестоко замученных, зарубленных, исколотых, сожженных, расстрелянных, зарытых заживо и изнасилованных только за то, что были иудейского вероисповедания.
Сначала казаки Богдана Хмельницкого вырезали треть еврейского населения Украины и Восточной Польши. Только одна многострадальная еврейская Умань четыре раза теряла всё своё еврейское население от рук казаков: 1768, 1905, 1917, 1919 гг. Вот как описывает Уманьскую резню очевидец:
«Резня была так велика и ужасна, что кровь зарезанных стояла в синагоге повыше порогов… Потом буяны вынесли из синагоги все свитки Торы, разложили их по улицам города и верхом проезжали по ним… Трупы убитых евреев десятками тысяч валялись по городу… Евреев подвергали мучительным истязаниям: рубили, кололи, четвертовали и колесовали, они же с радостью принимали смерть, а Богу своему всё таки не изменили… Малюток отрывали от грудей своих матерей и колесовали.… Один буян заколол на том же чурбане несколько сот евреев… Дети пострадали за грехи своих отцов и матерей. Валявшиеся трупы бросали за лишь (?) от города; ручьи крови всюду виднелись. Трупы сделались добычей свиней и собак. Резня эта продолжалась восемь дней. Спустя несколько времени, Гонта объявил приказ, что никто не смеет скрывать у себя еврея; кто ослушается, голова того будет рассечена».
Позже, в Российской империи, казаков использовали для наведения порядка — в том числе и для подавления еврейских рабочих волнений и демонстраций в поддержку политических свобод, использовали для подавления погромов, когда царская власть решала, что довольно уже, а погромщики не останавливались по приказу. Казаков использовали и для подавления еврейской самообороны, когда власть считала, что евреи могут прекратить погромы.
Казаки, в том числе и донцы, активно участвовали в деникинских погромах, убийствах гражданского еврейского населения силами Добровольческой армии и сил ВСЮР, когда они были под командованием Деникина, точнее даже сказать в — геноциде, всего было деникинцами, по максимальной оценке убито до ста тысяч евреев, по минимальным 100 тысяч – это уже геноцид. Участвовали наряду со всеми прочими ее составляющими, там евреев убивали все, все добровольцы — и этнические русские, в том числе офицеры высшей аристократии, и кавказские части, и донцы, и терцы, и кубанцы.
И вот, в первый день 2018 года, молодчик-«репатриант» сверкает в израильской Хайфе казачьей каракулевой папахой с алой вставкой цвета еврейской крови и «святым крестом» на ней. А рядом с ним — религиозный иудей, тоже с покрытой головой, совершенно не обращающий внимание на стоящего у него за спиной «казачка». Он его не видит, а если бы и увидел, то и внимания не обратил. Для него, шапка — как шапка. Голова покрыта и слава богу. А чем покрыта — он и не ведает.
Ещё пару десятков лет назад в Израиле бытовало негласное правило: не завозить, не заводить и не разводить немецких овчарок. И была на то причина, хотя собаки и не виноваты. Считалось, что до тех пор, покуда жив хотя бы один еврей, переживший Холокост, этим собакам нет места среди нас. Не так давно немецким овчаркам вышла амнистия, несмотря на то, что ещё живы те, кто помнит их злобный лай и беспощадные челюсти. Живы, но немногочисленны. Появились заводчики немецких овчарок. В основном из репатриантов, выходцев из бывшего СССР.
Трудно себе представить израильтянина идущего по улице в эсэсовской фуражке. Легко себе представить, что с таким «щёголем» сделала бы еврейская улица.
Скорее всего ничего хорошего и поделом. Почему? Да потому, что этот головной убор и его значение для еврейского народа помнят и знают. Ещё живы свидетели. Жертв же носителей казачьих папах не осталось ни одного. Более того, даже их детей в живых не осталось. Вот и не помнит никто, а следовало бы.
И что остаётся? Только крик вопиющего в Израиле: «Что ты нам привозишь, Сохнут?! Что ты нам пропускаешь, Натив?! И что ты у нас принимаешь, Минабсорбции?!» Риторический крик живых в память о мертвых, которых перестали слушать и слышать.
Комментариев нет:
Отправить комментарий