ПРОВАЛ УТОПИИ

Провал утопии

Александр Гордон, Хайфа

Немецкий город Марбург расположен на реке Лан. Это город многочисленных улиц-лестниц. Сказочник Якоб Гримм сказал: «Я думаю, что лестниц на улицах [Марбурга] гораздо больше, чем в домах жителей». Марбург – университетский, студенческий город. В 1912 году в нём учился студент Борис Пастернак. Поэт был очарован городом. Он так писал о нём родителям 11 мая 1912 года: «Если бы это был только город! А то-какая-то средневековая сказка!.. Если бы тут были только профессора! А то иногда среди лекции приоткрывается грозовое готическое окно, напряжение сотни садов заполняет почерневший зал и оттуда с гор глядит вечная, великая Укоризна. Если бы тут были только профессора! А тут и Бог ещё». Университет Марбурга - самый старый протестантский университет страны (основан в 1527 году). В этом городе на горе, в замке дискутировал Мартин Лютер. С этим университетом были связаны братья Якоб и Вильгельм Гримм, химики Роберт Бунзен и открыватель расщепления ядра, лауреат Нобелевской премии Отто Ганн. Помимо них, в Марбурге жил и работал человек, хорошо знакомый Борису Пастернаку, - его учитель философии Герман Коген. 

В письме к основателю еврейского просвещения Моисею Мендельсону от 16 августа 1783 года Иммануил Кант писал: «…результаты своих по меньшей мере двенадцатилетних размышлений я обработал в течение каких-нибудь 4 или 5 месяцев как бы на ходу, хотя и с величайшим вниманием к содержанию, но гораздо менее заботясь об изложении, которое облегчило бы читателю его усвоение». Речь шла о книге Канта «Критика чистого разума». Симпатия Мендельсона к Канту, чувствующаяся в переписке, не совсем понятна. В работе «Религии в границах разума» Кант утверждал, что иудаизм не является религией, так как закон Моисея – принудительное «общественное законоположение», «исключившее весь род людской из своего сообщества» и не знающее веры в загробную жизнь. По мнению Канта, без такой веры «невозможно представить никакой религии; однако иудаизм как таковой, взятый в чистом виде, не содержит совершенно никакой религиозной веры». В «Антропологии», называя евреев «палестинцами», Кант писал: «Палестинцы, живущие среди нас, имеют заслуженную репутацию мошенников по причине духа ростовщичества, царящего у большей их части». Философ призывал к «эвтаназии иудаизма». Лев Поляков в «Истории антисемитизма» пишет, что поколения кантианцев-евреев пытались оправдать своего кумира. Стремление евреев сотворить кумиров-антисемитов и тяга к обелению юдофобских высказываний и поступков своих героев выражает болезненные комплексы поклонения и угождения доминирующей нации ради «нормализации». 

Справедливо назвать Германию страной музыкантов, писателей и философов - Лейбниц, Кант, Моисей Мендельсон, Фихте, Гегель, Фейербах, Шеллинг, Маркс, Шопенгауэр, Ницше, Шпенглер, Хайдеггер, Ясперс, Гуссерль, Хоркхаймер, Адорно, Фромм, Маркузе. Сколько мысли требуется для того, чтобы вместить евреев в немецкое общество? Сколько мысли потребовалось для того, чтобы понять, что иудаизм не вмещается в немецкую философию? 

Герман Коген. Фото: biografiasyvidas.com

Известный немецкий философ, религиозный еврей Герман Коген (Cohen, Hermann, Иехезкель, 1842, Косвиг, Германия, – 1918, Берлин), единственный полный профессор философии в Германии, получивший это звание без крещения, реформировал философию Канта. Коген - один из наиболее важных немецких философов второй половины XIX и начала ХХ века. Он был профессором в престижном университете Марбурга и одним из основателей неокантианства. Коген - возможно, последний последователь Маймонида. Он полагал, что иудаизм - первая религия, которую можно квалифицировать как «религию разума». Тем самым он стал на сторону Мендельсона в его споре с Кантом. Отец философа был кантором и преподавателем религиозных предметов. Традиционное еврейское образование Коген получил дома, одновременно учась в городской гимназии. Он был студентом еврейской теологической семинарии в Бреславле (ныне Вроцлав) под руководством З. Франкеля и историка Г. Греца, но отказался от первоначального намерения стать раввином. Коген обратился к философии, которую изучал в университетах Бреславля, Берлина и Галле (доктор с 1865 года). В 1876–1912 годах он профессор в Марбургском университете, с 1912 года — в берлинской Hochschule für die Wissenschaft des Judentums (Высшая школа науки об иудаизме). 

Cледуя Канту, Коген утверждал примат этики над наукой. Он был этическим социалистом, называл К. Маркса посланцем Бога в истории, но отвергал исторический материализм и атеистические тенденции в рабочем движении. Коген считал, что этика поглотит религию. Согласно философу, этика даёт человечеству вечный идеал, требующий для своего осуществления вечности мира. Вечность мира гарантирует Бог. Однако Бог Когена отличается от Бога традиционного иудаизма: Бог был для Когена скорее идеей, понятием, чем реальным бытием. 

Коген подчеркивал духовную близость иудаизма учению Канта. Его вывод – натяжка. Заявив об этой близости, философ смешивает идеи, присущие иудаизму, со своими взглядами. Иудаизм рассматривает человека как «соучастника в творении». По мнению Когена, задачей человека является создание объединённого человечества, то есть осуществление мессианского царства, представляемое в понятиях философского социализма, как борьба за справедливость и права бедных. Наступлению мессианского царства должно предшествовать создание общин, живущих в мире и гармонии, которые послужат образцом для человечества. Еврейский народ, по мнению Когена, представляет собой такую общину. Философ эклектично стремился согласовать идею избранности Израиля с идеей единства человечества. Израиль избран и рассеян среди народов для того, чтобы стать воплощением и символом единства человечества в истории и тем самым установить царство Божье на земле. Мессианство Когена скорее секулярное, чем религиозное. Его взгляды похожи на высказываемые Марксом и Лассалем, бывшими выразителями светского, а часто заодно и антирелигиозного «мессианства». Этот тип «мессианства» заметил участник франкфуртской школы, философ и психолог еврейского происхождения Эрих Фромм в книге «Иметь или быть?»: «Как отмечали в своё время, Герман Коген, Эрнст Блох (философ-неомарксист еврейского происхождения. – А. Г.) и ряд других учёных, социализм представляет собой нерелигиозное выражение пророческого мессианства». 

Начиная со спора Канта и Мендельсона, в германоязычном мире дискутировался вопрос о том, является ли иудаизм религией разума. Коген считал, что Германия является единственной страной, в которой разум и религиозное чувство легко могут сочетаться благодаря её философскому идеализму. После публикации в 1879 году статьи историка Генриха фон Трейчке «О нашем еврействе» между Когеном и автором статьи состоялась дискуссия. Полемизируя с антиеврейскими высказываниями историка, Коген проповедовал полное слияние немецкого еврейства с германским обществом, «без какой-либо двойной лояльности». Однако Трейчке считал: «наше требование к согражданам-евреям просто и элементарно: пусть они станут немцами, просто и истинно будут чувствовать себя немцами, не искажая при этом свои старинные, святые для них воспоминания и веру, уважаемую всеми нами. Мы не хотим, чтобы на смену тысячелетней культуре Германии пришла эпоха смешанной еврейско-немецкой культуры». В то же время историк считал невозможной полную ассимиляцию: «евреи всегда останутся людьми восточного склада, лишь разговаривающими по-немецки». В отличие от Канта, фон Трейчке считал иудаизм религией, но не разумной, а отсталой и мешающей евреям принять немецкое общество. 

Считавший себя верующим евреем, Коген сильно отклонялся от иудаизма, придавая главное значение моральному учению. Он подчеркивал ценность еврейских традиций и Закона. Но в понятие мицва он объединял закон и долг, то есть не идущий от Бога категорический императив. Как религиозный человек он утверждал, что исполнение религиозных предписаний ведёт к реализации мессианского идеала, но не поддерживал отношений с еврейской общиной. Он отвергал сионизм, усматривая в нём измену мессианскому идеалу. Философ представлял евреев частью германского мира, приписывая им германофонию, «поскольку все основные потенции ума и мышления формируются языком». Он писал о «глубинном братстве между иудаизмом и германизмом». 

Писатель Якоб Вассерман и философ Герман Коген игнорировали то, что писал об их нации во время Первой мировой войны известный германский философ, один из значительных мыслителей Европы того времени Освальд Шпенглер: «Даже когда (еврей) считает себя частью народа той страны, где он живёт, и разделяет его судьбу, как это происходило в 1914 году в большинстве стран, на самом деле он не переживает это событие как свою судьбу, но он вступает в борьбу за него, рассматривает его как заинтересованный наблюдатель, и по этой самой причине глубинное значение того, за что ведётся сражение, остаётся для него недоступным...». Шпенглер отставлял в сторону рвущихся в борьбу на благо других наций евреев. «Глубинное братство между иудаизмом и германизмом», о котором писал Коген, вскоре оказалось бездонным отчуждением и безграничной ненавистью германских националистов к еврейским патриотам Германии. 

1912 год, год расставания философа с Пастернаком, был последним годом преподавания Когена в Марбурге. Он вышел в отставку и осенью переехал в Берлин, где преподавал в Высшей школе науки об иудаизме до смерти в 1918 году. В момент встречи с Пастернаком Коген был занят борьбой с антисемитизмом в германских университетах. Семён Дубнов, который во многом расходился с Когеном, вслед за философом полагал, что в результате изгнания евреи стали духовной нацией, очищенной и возродившейся к новой жизни, то есть для него евреи - прежде всего национальность, а не религиозная группа. Пастернак в романе «Доктор Живаго» критикует евреев, не оценивших христианства. В отличие от поэта, Дубнов понимал, что новые антисемиты не относятся к евреям как к религиозной группе, а как к нации, расе. 

Первая мировая война заразила многих немецких евреев германским национализмом. Коген, которого война застала в Берлине, верил в то, что «в этой патриотической войне осуществятся самые высокие идеалы» и что она принесёт Германии «героическую победу» над злостными врагами. Он убеждал американских евреев в самых чистых намерениях немцев, а также в том, что Германия может служить образцом для всего мира. Гармоничное сосуществование немцев и евреев – вывод Когена из его представлений об особенностях обоих народов. Своё заключение об идиллии совместного проживания немцев и евреев Коген сделал во время ожесточённой дискуссии с фон Трейчке, называвшим евреев «нашим несчастьем». Герман Коген заявил, что служить Германии - - это святое дело, «как служить Богу». Философ отвергал предполагаемый конфликт между германской культурой и еврейским космополитизмом как невежественный абсурд. Он отбрасывал аргументы фон Трейчке о противоречиях между евреями и немцами. Трагизм позиции философа особенно ощущается в его выводе о единстве между немецким и еврейским народами: «Мы живём высокими чувствами германского патриотизма, убеждением, что единство между германством и еврейством, для которого вся история немецкого еврейства проложила путь, в конце концов засияет как культурная историческая правда в немецкой политике и в жизни немецкого народа и даже в духе немецкого народа». Через 18 лет после написания этих строк «засияла» «культурная историческая правда», согласно которой евреям не было места в Третьей империи германской нации. 

В 1915 году, в разгар Первой мировой войны философ написал статью «Германство и еврейство» («Deutschtum und Judentum»). Перефразируя название книги Канта о «чистом разуме», можно отнести работу Когена к произведениям типа «чистого безумия». Его германский патриотизм был мега-патриотизмом: «Итак, мы как евреи тоже гордимся быть немцами в эту эпическую эпоху, в которой поставлена на карту судьба наций, т.к. мы осознали, что должны убедить наших соплеменников евреев во всём мире в религиозной значимости германства, в его влиянии на законные права евреев среди наций мира как для их религиозного развития, так и для всей их культурной активности. Таким образом, мы чувствуем себя немецкими евреями, сознающими центральную культурную силу, которая призывает привести людей мира вместе в сознании мессианской гуманности, и мы можем отвергнуть упрёк, сделанный против нас [как евреев], что наша историческая природа развращает нации и племена всего мира. Когда снова придут к серьёзному усилию по международному примирению и реальному хорошо обоснованному миру, наш пример может надлежащим образом служить моделью для признания германского господства». Слова философа о «признании германского господства» звучат особенно страшно, учитывая приход нацистов к власти в Германии через 18 лет после написания этих строк. 

Нелепо выглядит надежда философа на освободительную роль Германии по отношению к русскому еврейству: «Мы наслаждаемся верованием в то, что путём героической победы нашей родины, Бог справедливости и любви положит конец ярму варварства, которое тяготеет над нашими еврейскими собратьями в Российской империи, чьё политическое существование – насмешка над справедливостью, политическим разумом, религией, моралью, человеческим состраданием и уважением к благородству человечества». 

Прогрессивная роль германской армии в освобождении человечества и еврейского народа у Когена выглядит как гротеск: «Мы также надеемся на триумф немецких вооружённых сил, который подарит людям человеческое достоинство… И для нас самих тоже мы надеемся, прежде всего, достичь дальнейшего установления полного равенства для нашей общины наряду с другими религиозными общинами германского государства… и на то, что моральное и религиозное равенство нашей религии найдёт безоговорочное признание, что на основе этого свободного шага, этого просвещения наша религиозная община будет связана с христианскими конфессиями, в которых наш особый характер ещё образует незаменимое основание для этического развития монотеизма, которое окончательно откроет ворота универсальности для научного изучения иудаизма, которое является единственным средством реализации государственного интереса в продолжающемся существовании и духовном и моральном развитии нашей религии». 

Вопреки надеждам Когена, никакого равенства и признания еврейской религии Вторая германская империя не принесла. Он уже три года был профессором университета в Марбурге, когда в 1879 году вышел в свет, точнее во тьму первый труд нового, расового антисемитизма «Победа иудейства над германством, рассматриваемая с нерелигиозных позиций». Автор - Вильгельм Марр. С этого момента до публикации оптимистической утопии философа «Германство и иудаизм» прошло 36 лет. Число произведений расовой юдофобии росло, вытесняя религиозную. У философа было достаточно времени и материала, чтобы распознать изменение в юдофобской моде: религия отходила в прошлое, фатум крови занимал её место. Коген продолжал мечтать о сближении еврейской религии с христианскими конфессиями. Он продолжил идеи Мендельсона и пошёл дальше, утверждая, что иудаизм и христианство в будущем в конце концов сольются в одну, всеобъемлющую, универсальную веру. В его терминах, «connubium» (по-латыни, законная свадьба, термин из римского права) между иудаизмом и христианством, в общую «религию разума» будет более лёгким в Германии, в «нации Иммануила Канта», чем в любом другом месте Европы. Перефразируя название работы З. Фрейда «Будущее одной иллюзии», можно сказать, что у его иллюзии не было будущего. 

Как и Мендельсон, Коген был против крещения, которое называл «религиозной ложной клятвой». Как и Мендельсон, Коген, не ожидая того, генерировал идею растворения евреев в христианстве и немецком обществе, которое выталкивало их даже во время «освободительной», Первой мировой войны, в равной степени угрожавшей обоим народам, но не сблизившей, а, возможно, отдалившей их. Он предсказывал, что со временем евреи станут голубоглазыми блондинами, как немцы. Стремление быть нормальными, как все, порождало аномалию. Острое желание евреев добиться эмансипации выглядело надрывным, истеричным и неестественным. 

Герман Коген умер 4 апреля 1918 года. Вторая империя германской нации ещё существовала, но «победоносная» война уже была фактически проиграна. Вопреки ожиданиям Когена, немецкие вооружённые силы не подарили людям человеческое достоинство. Философ успел узнать, что «германское господство» осталось его неосуществлённой мечтой, мифом. Вопреки ожиданиям Когена, «полное равенство» для еврейской общины с другими религиозными общинами Германии достигнуто не было. 

Поразительно противоречие между редкой интеллектуальной мощью Когена как философа и мыслителя и его неистощимым оптимизмом в отношении будущего евреев, его близорукостью во всём, что касалось перспектив их благополучного существования в Германии. Философ выступал за этническую ассимиляцию евреев в своих странах, но за сохранение их религиозных особенностей. Критикуя сионизм, он считал положительным фактором «ментальность гетто». Он писал, что «ментальность гетто» «не является призраком, а истинным духом иудаизма и еврейской реальности». Коген полагал, что либеральное государство является решением еврейского вопроса и что евреи имеют «моральные обязательства» по отношению к либеральному государству. По его мнению, «нравственный мир, к которому эволюционирует история, и есть наша истинная земля обетованная». 

Потрясённый личностью и интеллектом Когена и назвавший учителя «гениальным Когеном» в «Охранной грамоте», Борис Пастернак, игнорировавший еврейский настрой учителя, не знал и не желал знать, насколько представления философа о положении еврейства оказались несостоятельными. Сегодня здание последнего места работы философа, где Коген создавал свою утопию «Германство и иудаизм», расположено в Берлине, в доме номер 9 на улице имени писателя еврейского происхождения Курта Тухольского. С 1999 года здание вуза, в котором Коген написал утопическую работу о единстве немцев и евреев, называется зданием имени Лео Бека и является местом работы Центрального совета евреев Германии. Тухольский (1890 – 1935) был утопистом другого плана. Он писал: «Мы предаём государство, которое не признаём и отрицаем, в пользу земли, которую любим ради мира. Она и есть наша истинная родина – Европа». Однако Европа в виде Швеции не признала Тухольского, бежавшего из Германии в Швецию, своим гражданином. Отчаявшийся быть принятым Европой, Тухольский покончил с собой в 1935 году. Герман Коген умер своей смертью, но старался прожить чужую духовную жизнь, в которой не смог найти места ни для себя, ни для своего народа. 

_______________

Отрывок из готовящейся к печати книги «Коренные чужаки»