«Время красивых картинок однозначно прошло»

26.09.2017 Аналитика

Что думает германская полиция об иммиграционной политике Меркель.

Когда речь идет о всеобщей справедливости, абстрактных правах человека или о «священной корове» германских СМИ – «униженных и оскорбленных» мусульманах, журналисты охотно принимают на веру то, во что им хочется верить, при этом отрицая очевидные вещи, не укладывающиеся в их концепцию. А когда так называемые эксперты еще и подыгрывают им, давая подтасованные козыри, то «акулы пера» пускаются во все тяжкие, чтобы донести эту «информацию» до доверчивых масс.

Примерно так обстояло дело незадолго до парламентских выборов в Германии, когда Фонд Бертельсмана опубликовал результаты исследования под названием «Мусульмане в Европе – интегрированы, но не акцептированы?», в котором участвовали 10 тыс. мусульманских жителей Австрии, Великобритании, Германии, Франции и Швейцарии. В ходе опроса 94% (а в ФРГ – даже 96%) респондентов заявили о наличии «сильной привязанности» к стране, в которой они живут. Вызванный этой цифрой гул аплодисментов «гутменшей», считающих это свидетельством удавшейся интеграции, поглотил вопросы, которые должен задать себе в подобной ситуации квалифицированный журналист. Например, почему в исследовании участвовали только лица, прибывшие в Европу до 2010 г.? Или что конкретно каждый из отвечавших, да и из задававших вопросы, вкладывает в понятие «сильная привязанность»? И почему, например, она не может сочетаться с не менее сильной привязанностью к исламисту и врагу демократии Эрдогану или противоречащим Конституции ФРГ нормам шариата? Да и насколько вообще самоощущение может считаться показателем интегрированности?

Нужно отдать должное германскому обывателю: он с каждым днем все лучше понимает истинную цену большинству германских СМИ, а потому все меньше принимает на веру транслируемые ими лозунги. Вот и ныне 65,6% жителей страны, опрошенных социологической службой Civey после публикации исследования Фонда Бертельсмана, полагают, что мусульманские иммигранты плохо, а то и очень плохо интегрированы в Германии. Противоположного мнения придерживаются лишь 19,3% опрошенных. А в ходе опроса, проведенного социологической службой YouGov, выяснилось, что 70% жителей страны не разделяют столь популярного у германских политиков утверждения о том, что ислам является частью Германии (более того, 51% полагает, что исламская религия легитимирует насилие). Подписаться под высказыванием экс-президента Кристиана Вульфа, повторенным Ангелой Меркель, готовы лишь 19% респондентов. А у 71% участников опроса усиление исламского присутствия в Германии вызывает опасения.

Пожалуй, лучше всех изменение повседневной жизни наблюдает и ощущает на себе полиция. Чтобы дать читателям «ЕП» общее представление о том, что думают по поводу иммиграции и интеграции стражи правопорядка, мы приводим текст недавнего выступления председателя Германского полицейского профсоюза (Deutsche Polizeigewerkschaft) Райнера Вендта в отделении Фонда им. Конрада Аденауэра в Майнце.

Я внимательно выслушал обнадеживающие речи тех, кто выступал передо мной. Язык, профессия и вживание в общество – и вопрос с интеграцией решен. Блажен, кто верует! Ведь и преступник из Фрайбурга, и террорист из Вюрцбурга окончили языковые курсы, нашли приемную семью и даже имели перспективы получения работы. То есть интеграции должна предшествовать идентификация. А мы в сотнях тысяч случаев не сделали того, что является само собой разумеющимся в любом международном аэропорту: выяснить, кто же прибывает в нашу страну. И эта потеря контроля (данное выражение – не мое творчество, его уже употребляют руководители страны) не устранена до сегодняшнего дня. И ныне в стране находятся сотни тысяч людей, о личности которых нам ничего не известно. Кое-кто присутствует во многих лицах. Некоторые – даже в 20 ипостасях. И мы до сих пор не можем этого предотвратить, хотя в прошлом году правительство инициировало соответствующий закон и глава МВД, выступая в январе на съезде Союза германских чиновников, заявил, что в будущем исключена ситуация, когда некто прибудет в страну без надлежащей идентификации и дактилоскопической регистрации. Правда, он походя заметил, что для этого коммунальные власти должны иметь соответствующее оборудование. Сегодня мы знаем, что более 90% коммун и не помышляют о его приобретении. То есть потеря контроля не устранена, равно как и попрание закона.

Когда я говорю о том, что в конце лета – начале осени 2015 г. имело место нарушение закона, это не моя выдумка. Я всего лишь полицейский, я даже не юрист. Но когда то же самое говорит бывший судья Конституционного суда Удо ди Фабио, да и не он один, то это уже компетентное мнение. И даже простой полицмейстер давно это понял, поскольку есть разница между обязательным предписанием закона и определенной законом возможностью. Если закон устанавливает четкую обязательность определенного действия, то нет пространства для самодеятельности. И если в законе записано, что соискатель убежища, попавший в ФРГ с территории безопасной страны, обязан быть возвращен в эту страну – именно обязан, а не может быть возвращен, и этот закон перестает действовать по звонку из Ведомства федерального канцлера, то имеет место откровенное попрание закона. И это попрание продолжается, несмотря на усиление контроля.

Выступавший передо мной упоминал в качестве хорошей новости, что многие иммигранты имеют желание найти свое место на германском рынке труда. Да, это и правда хорошая новость. Но в случае несовершеннолетних молодых людей, прибывших в Германию без сопровождения, могу сказать, что, спрашивая их о готовности к профессиональной интеграции, им, вероятно, забыли сообщить о том, что она сопряжена с необходимостью рано утром вставать с кровати и отправляться на работу. Подобного желания большинство из них не испытывает. Они мечтают быть профессиональными футболистами, актерами или пилотами. Но сперва ведь нужно хотя бы алфавит выучить! Так желания разбиваются о реалии. И я не знаю, на каком основании существует столь сильная уверенность в том, что интеграция может быть в массе своей успешной. Она не может быть таковой, поскольку Германия блестяще доказала, что она этого не умеет. Кто мне не верит, того я приглашаю в Берлин. Или в Бремен. Или в Рурскую область. Или в Рейнланд. Там мы уже три десятилетия пытаемся реализовать интеграцию. В одном лишь Берлине насчитывается около 20 арабских семейных кланов, в том числе 12 с уголовным «послужным списком». Каждый включает несколько тысяч человек, многие из которых торгуют наркотиками, оружием, покрывают полный спектр деяний организованной преступности. Здесь созданы успешно функционирующие параллельные общества с ранними и принудительными браками, «убийствами чести», женским генитальным обрезанием – всё по полной программе. И все это появилось не в 2015 г., а существует уже более трех десятилетий. Там живут целые огромные семьи, не знающие ни слова по-немецки. И женщины, которым не разрешается выходить из дома без сопровождения. Понятно, что они не в состоянии выучить немецкий язык. То есть мы уже прошляпили все, что могли прошляпить. В некоторых районах Берлина даже действуют собственные правила дорожного движения и особые суды. И мы привыкли закрывать на это глаза, с каждым годом демонстрируем все большее долготерпение. В Берлине предыдущая «большая» коалиция от безвыходности решила запретить хиджабы в школах и судах, однако судьям на это наплевать. С каких это пор германские суды должны соблюдать законы? (Совсем свежий пример: власти Карлсруэ отменили натурализацию сирийского беженца после того, как выяснилось, что тот имеет две жены, однако судьи Административной судебной палаты в Мангейме не согласились со столь строгим решением, приняв во внимание, что второй женой сирийца является его кузина, с которой он когда-то имел связь и которую только замужество могло спасти от позора. – Ред.) И решения судов мы соблюдаем только тогда, когда они нас устраивают. В противном случае мы их игнорируем.

Спасибо, что предыдущий оратор упомянул непростую ситуацию, в которой находится столичная полиция. Речь не только о том, что в последние 30 лет Германия полностью оконфузилась, решая задачу интеграции (кстати, интересно было бы узнать, кто конкретно поставил эту задачу), но и лишилась мужества, необходимого для того, чтобы подготовить государство для решения подобных задач. Как в таких условиях может прийти в головы мысль заявить: «Мы справимся»?! И это при имеющихся ныне в Германии государственных структурах! Для меня это загадка. Ведь сейчас все приходится исправлять в спешке. Конечно, мы имеем «большую» коалицию…

Но мы имеем еще большую коалицию получателей государственных средств. Большую коалицию стремительно растущей индустрии, жирующей на беженцах и получателях социальных выплат, которая уже широко распахнула свои карманы. И это еще отольется нам проблемами, поскольку население не примет этого. Например, того, что место в элитарной гимназии на Боденском озере обходится государству в 3800-4000 € в месяц, место в доме престарелых – до 4500 €, а содержание малолетнего беженца без сопровождения – от 8 до 12 тыс. €. Это не моя выдумка, это сообщают работники соответствующих учреждений. Прогулки, время от времени курс верховой езды, занятия боевыми единоборствами (особенно важно для малолетних беженцев: даже если они и не прибыли сюда отборными уличными хулиганами, мы их таковыми сделаем)… И все это, конечно, в соответствующем интерьере с одним педагогом на двух, а то и на каждого беженца. Вот это нам по вкусу! И что еще важнее: мы сами себе в подобной ситуации очень нравимся.

Но рано или поздно люди перестанут с этим мириться. Как минимум потому, что в наших домах престарелых по ночам одна низкооплачиваемая медсестра вынуждена присматривать за 15 пациентами. Это резкое различие вредит интеграции. Но еще хуже то, что многие работники заведений для малолетних беженцев без сопровождения даже не скрывают, что знают о том, что на самом деле как минимум треть их подопечных давно достигла совершеннолетия, а в этих заведениях находится благодаря обману. И поскольку они это знают, то не проявляют особого любопытства и не проверяют реальное положение дел. Хотя с помощью элементарной административной процедуры легко отличить 16-летнего подростка от 26-летнего молодого человека. Но мы это не проверяем, поскольку у нас достаточно денег и людей, чтобы занимать их подобной приятной работой. Сами работники говорят: «Когда-нибудь все заканчивается. Даже если кто-то соврал нам, что ему 16 через два года, и он по бумагам достигнет совершеннолетия». Но в Германии даже это еще не означает, что он – взрослый. В Германии те, кто живет за счет сопровождения малолетних беженцев, сами определяют, имеется ли и далее потребность в особом сопровождении. Я не предприниматель, но я бы охотно был хозяином такого предприятия, которое само устанавливает, откуда берутся клиенты и как долго они сохраняют верность моей фирме.

Все это невообразимо и баснословно дорого! Вам известна сумма 22 млрд €, потраченная в прошлом году на эти цели из налоговых средств. Прочие затраты и экономический ущерб при этом не учтены. Как и 22 млн часов сверхурочной работы полицейских. Причем многие из них были действительно необходимы. Я благодарен полиции за каждый патрульный рейс у общежитий для беженцев. Более 1000 нападений на эти объекты не дают нам покоя. Это позор для нашей страны! Но ведь наши возможности не безграничны, и мы имеем то, что имеем. В частности, в Берлине – самых низкооплачиваемых полицейских в Германии, которые вынуждены находиться в помещениях, где даже крысы чувствуют себя неуютно. У города нет необходимых для ремонта 1,4 млрд € – в нынешнем бюджете на эти цели предусмотрено всего 50 млн €. Такими темпами мы через 48 лет наконец-то решим сегодняшние проблемы. Но до тех пор больше ничего не должно выходить из строя. Возможно, к тому времени и строительство нового аэропорта будет завершено.

Тут уже вспоминали кёльнскую новогоднюю ночь 2016 г. и ее влияние на дискуссии об иммиграции. И о том, что те, кто предупреждал об опасностях, связанных с допуском в страну многих тысяч неидентифицированных лиц, тут же были записаны в «правые поджигатели» и «популисты». И ваш покорный слуга был в этом числе. Между тем все наши опасения подтвердились: терроризм, рост уголовной преступности… Но теперь на сцену вышли так называемые релятивисты, утверждающие, что все относительно. Я не знаю, как может прийти в голову заявить, что 2700 совершенных иммигрантами сексуальных правонарушений (такое количество было зафиксировано Федеральным ведомством уголовной полиции) – это не страшно, поскольку в то же время зафиксировано 37 тыс. прочих правонарушений. Я бы предпочел, чтобы мы боролись с этими 37 тыс. правонарушений, вместо того чтобы добавлять к ним еще 2700, уговаривая себя при этом, что ничего страшного не происходит.

Но в тот момент общественный настрой был иным. И на каждого, кто решался высказать сомнения, тут же набрасывались. Это теперь все подтвердилось, и не только в Кёльне. Но Кёльн – отличный пример того, как тогда протекала общественная дискуссия. Сегодня многие говорят: «Это всё Ангела Меркель». Но это не так. Были и другие. Ангела Меркель не стояла на вокзалах и не аплодировала. И не Ангела Меркель была ответственной за то, как все это освещалось в СМИ. Напротив, вы, вероятно, помните, как СМИ набросились на канцлера, когда она попыталась указать девочке из семьи арабских беженцев на требования германских законов. Так что не только Меркель несет за это ответственность. Но представьте себе, что руководитель кёльнской полиции обладал провидческими способностями и мог заблаговременно предвидеть события той новогодней ночи и запросить соответствующее подкрепление. То есть осенью 2015 г. сообщить МВД, что ему требуется еще 10 тыс. полицейских, спецназ, видеокамеры, сотни прожекторов, привлечение частных охранных фирм, что он намерен предупредить городские службы о повышенной опасности, поскольку полагает, что североафриканские беженцы будут массово домогаться немецких женщин. В подобном случае этот руководитель полиции был бы уволен не после новогодней ночи, как это случилось, а еще за два месяца до нее. Такова была реальность 2015 г. Полиции запрещено было трезво оценивать ситуацию.

Теперь положение изменилось. Это называется «опыт». Я думаю, что нынче Томас де Мезьер поставлен в ситуацию, когда ему приходится делать многие правильные вещи. Романтика постепенно сменяется реализмом, хотя и не повсеместно. «Зеленые» и «левые» этого никогда не поймут. Они уверены, что все может продолжаться как прежде. И от взгляда на некоторые земельные правительства, например берлинское, просто оторопь берет, как вольно можно интерпретировать Основной закон.

Кстати, в отличие от предыдущего выступавшего, я не считаю, что следует переводить Конституцию на арабский язык. Зачем иммигрантам учить немецкий язык, когда мы всё преподносим им на арабском? Они даже экзамены на автомобильные права сдают на арабском. К чему вообще немецкий?

Но постепенно мы возвращаемся к простым и четким правилам игры. Как минимум в том, что начинаем постепенно дифференцировать. Меня прежде очень удивляли призывы к скорейшей интеграции. Первое, с чего мы начинали после прибытия иммигрантов в страну, было обучение их языку и попытки профессиональной интеграции. Еще до того, как принято решение о возможности их дальнейшего пребывания в Германии! До сих пор я считал, что, если кто-то просит у нас убежища, мы сперва проверяем эту просьбу и принимаем по ней решение. Если оно положительное и это пребывание носит долгосрочный характер, то мы пытаемся интегрировать этого человека (дети, понятно, иное дело – они должны посещать школу). Но если прошение отклонено, то человек обязан покинуть нашу страну. До сих пор я полагал, что механизм именно таков. Но, похоже, и он уже не действует: мы перестали делать различие между теми, кому позволено остаться, и теми, кому положено уйти. Эти элементарные требования закона были отменены простым росчерком административного пера. Я полагаю, что это не только неверно, но и чревато фатальными последствиями, поскольку мы точно знаем, что среди тех, кто оказался в стране, имеются многие тысячи таких, кто вовсе и не помышляет об интеграции, а предпочитает присоединиться к вышеупомянутым уголовным семейным кланам. Проблема криминальных североафриканских беженцев (кстати, я не позволю запрещать мне использовать принятое в полиции сокращение Nafris – мы живем в свободной стране, как минимум пока) не нова – в докладе дюссельдорфской полиции уже давно упоминались более 2000 уголовных элементов из этой среды лишь в окрестностях центрального вокзала Дюссельдорфа. И они появились не вчера – они уже более 20 лет в Германии. Мы просто не смогли их ни интегрировать, ни посадить за решетку, ни выдворить из страны. А теперь вдруг: «Мы справимся»…

Я в это не слишком верю, поэтому более достоверным кажется мне то, что Ангела Меркель заявила в декабре 2016 г. на съезде ХДС: «То, что произошло летом 2015-го, не должно повториться». Это правильное заявление, но тем не менее удивительное: до этого съезда постоянно говорилось: «Мы всё сделали правильно». Если, тем не менее, это не должно повториться, то одно из этих двух утверждений не соответствует действительности.

То, что мы сейчас имеем, причиняет значительный вред. И речь не только о снижении уровня безопасности. Человек ко всему привыкает. Мы ругаем Трампа за то, что он намерен построить стену на границе с Мексикой, а сами возводим стены вокруг наших рождественских базаров. А затем – вдоль трасс следования карнавальных процессий, если они не будут отменены по соображениям безопасности. Как это возможно, когда нас уверяют, что никаких проблем нет? Или все-таки есть? Вопрос в том, хотим ли мы мириться с этим на перспективу. Или очередь за детскими процессиями с фонариками на День святого Мартина? Их, вероятно, переименуют в «праздник света». Ведь если посвящать их святому Мартину, возрастает угроза террористических атак. Праздник света – совсем другое дело.

Что еще мы заметили и на этот Новый год в Кёльне, и на других общественных мероприятиях – их посещает теперь значительно меньше женщин. Кое-кто скажет: отлично, если они туда не хотят, то с ними ничего и не случится. Это циничный вариант реакции. Правильный вариант: это проявление коллективной утраты свободы, на которое мы ни в коем случае не должны соглашаться.

Нелишне, кстати, напомнить, что у германских мужчин подобающее и соответствующее закону отношение к женщинам появилось не так давно. Я проработал в полиции 43 года и хорошо помню те времена, когда в рабочих кварталах Дуйсбурга мне приходилось объяснять шахтерам и металлургам, что даже собственную жену бить запрещено. Даже несмотря на то, что все они с выпяченной грудью убеждали меня: «Но это же моя жена!» Более того, это приходилось объяснять и женщинам, которые были возмущены строгим отношением полиции к их благоверным. Они тут же бросались на защиту супруга, объясняя, что речь идет «всего только» о затрещине. С тех пор прошло не так много времени, за которое германские мужчины, к счастью, претерпели позитивную метаморфозу. И благодаря этому мы продвинули вперед наш Основной закон. Но именно вперед, а не назад! В настоящий момент происходит вытеснение женщин из общественного пространства, а это – деградация общественных норм. И мы должны с этим активно бороться. Недопустимо мириться с этим из-за того, что присутствие в общественных местах женщин не нравится каким-то исламистам из каменного века.

По пути сюда я познакомился с замечательным примером удачной интеграции. По радио выступал сириец, который год назад приехал в Германию, отлично выучил немецкий язык и на общественных началах преподает его своим землякам. Причем учит их не только «хохдойч», но и обучает желающих швабскому диалекту. Я этому так и не смог научиться, поэтому меня этот пример – один из многих позитивных примеров – особенно поразил. Каждый подобный случай должен нас радовать. Но это не должно отвлекать нас от обязанности настаивать на определенных вещах. И при этом мы не должны, как этого от нас требуют, проявлять терпение. Мы никому ничего не должны! Мы не должны терпеливо ожидать, пока тех, кто намерен заниматься в Германии террором и уголовщиной, призовут к порядку и пока они найдут свое место в нашей системе. Поэтому правильно, что федеральное правительство нынче намерено расширить применение и ужесточить правила превентивного ареста потенциально опасных лиц. Но одних намерений мало, нужны дела. Сегодня многие умники задним числом утверждают, что Аниса Амри, совершившего в декабре 2016 г. теракт на рождественском рынке в Берлине, можно было заблаговременно арестовать. Я лично в этом сомневаюсь. Но даже если представить себе на минуту, что это действительно так и все дело в нерасторопности полиции (у нас ведь давно сложилось своеобразное «разделение труда»: одни отвечают за производство красивых картинок, другие – за расходование бюджетных денег, третьи – за получение этих денег, а когда возникают проблемы, то мы зовем полицию, которую затем обзываем «расистами»), то возникает вопрос: почему даже после декабрьского теракта не арестованы или не выдворены из страны те 150 из 580 официально представляющих опасность иммигрантов, правовой статус которых один к одному отвечает тому, который имел Анис Амри? Я думаю, что пора уже, наконец, привыкнуть к тому, что защита внешних границ Европы, контроль на германских границах или выдворение из страны тех, кому в ней не место, порой порождает отвратительные картинки. Но время красивых картинок однозначно прошло.

«Еврейская панорама»