28.08.2017

Кэгэбэшник, говоривший на иврите

Элимелех Рохлин, ветеран движения отказников в Ленинграде, вспоминает трагикомические истории, случившиеся с ним в ходе борьбы за выезд.

Как я пришел к этому?

Начну с того, что семья у нас была очень ассимилированная, с потерянными корнями – обрусевшие ленинградские интеллигенты.

В 1974 я поступил в Технологический институт. В это время уже начался выезд в Израиль… Помню, однокурсник по фамилии Ривкин подал документы на выезд, и его исключили из комсомола. На меня произвело впечатление достоинство, с которым он держался. Других ребят, учившихся уже на пятом курсе, исключили из комсомола и отчислили из института, потому что их сфотографировали в синагоге в Симхат-Тора. И это тоже не прошло мимо меня.

Но по-настоящему я соприкоснулся с еврейской культурой в доме отца моей первой жены, Льва Утевского. У него были разрозненные тома еврейской энциклопедии, еврейской истории Дубнова – то, что пережило блокаду, когда многие книги погибли. У Утевского я познакомился с еврейскими активистами (Григорием Вассерманом, Григорием Кановичем), с преподавателями иврита – и сам начал его изучать. Так что, когда, в 1980 году, родители жены уехали в Израиль, я тоже был готов к такому решению.

Деятели ленинградского отказа. 80-е годы. Элимелех Рохлин – в центре (в узорчатой кофте).

«Признано нецелесообразным»

Когда жена закончила институт, мы подали заявление на выезд. Однако тут как раз выпускать перестали. Если в семидесятые годы отказ как-то обосновывали – якобы человек был допущен к государственным тайнам, потом, во время Олимпийских игр 1980, какое-то время вообще выпускали шире, чем прежде, чтобы произвести хорошее впечатление на Запад, то с 1981 года просто писали – «признано нецелесообразным»… Кем признано, почему – никаких объяснений. И нам отказали. Но если человек подавал документы, требовалась характеристика с работы. И там все становилось известным. С понятными оргвыводами…

В квартире Элимелеха на Морском, 43. Крайние слева и справа - шалиахи (посланники) Хабада. Далее слева направо: Иегуда Суханов, Элимелех Рохлин, Моше Реувен Асман (ныне раввин Бродской синагоги в Киеве), Михоэль Цивин. 1985 г.

Ушел с работы из-за спирта

Меня исключили из комсомола. Но с работы не увольняли. Начальство сказало: можешь оставаться, хорошие инженеры на дороге не валяются. Но я сам ушел.

Почему? Дело в том, что у этого предприятия была своя специфика. Рабочие имели дело со спиртом. С наркотическими веществами тоже, но в них они не разбирались, а спирт часто употреблялся не по назначению. А потому было много несчастных случаев, производственных травм. Слава богу, что в мою смену этого пока что не происходило. Но я понимал, что если что-то случится – это обязательно повесят на меня. Ведь я теперь под особым наблюдением, на особом счету….

И я ушел. Но устроиться на другую работу по специальности я не мог. Сменил много случайных работ – был сторожем, банщиком… Там получилось, что с женой мы вскоре развелись, ее и сына выпустили в 1984 году, а мне пришлось ждать еще три года.

В квартире у Льва Фурмана на Васильевском острове. Слева направо: р. Ицхак Коган, р. Хидекель (из немногих оставшихся тогда стариков Хабада учившихся в Любавичах при рэбе Иосефе Ицхаке), Евгений Леин (впоследствии узник Сиона), Лев Фурман (учитель иврита, ветеран отказа), Павел Астрахан (отказник), Элимелех Рохлин. 1982 г.

Все держались вместе

Я, конечно, не считаю эти годы потерянными. Я познакомился с другими отказниками, в том числе старыми, ждавшими разрешения с семидесятых годов.

С кем я общался? Семья Фрадкиных, Шпейзманы, Фурман, Аба Таратута. Отдельно была семья Коган – она давала пример практического иудаизма, еврейского образа жизни… Вообще я должен сказать, что в Москве было довольно жесткое разделение на «религиозных» и «светских» отказников. И даже среди религиозников было расслоение – вот хасиды, вот литваки, а если хасиды, то какие – любавичские, брацлавские… В Ленинграде такого не было. Все держались вместе. Может быть, потому что нас было меньше, и мы были в более жесткой ситуации.

В квартире у Цви Вассермана на Гражданке. Слева направо: с сигаретой Меир Левинов (учитель Торы и иврита из Москвы), Цви Вассерман, Элимелех Рохлин, Элиэзер Ксидо, Авраам Шмулевич, Лев Фурман, Яаков Городецкий

Как финны-выпивохи содействовали еврейскому образованию в Ленинграде

Я учился, а потом и сам стал преподавать иврит и еврейскую традицию. Учениками моими были молодые люди от восемнадцати до двадцати с небольшим лет, а я и сам был немногим старше.

Откуда брали учебники? Были какие-то старые книги, что-то можно было взять в Синагоге, когда шамес Авром Аба смотрел в другую сторону. Но в основном привозили из-за границы. Кто привозил? Люди с двойным гражданством, приезжавшие как туристы – не по израильскому, а по американскому, или, скажем, по голландскому паспорту.

Много привозили, как ни странно, финны. Там есть христианская секта, которая считает своим долгом содействовать репатриации евреев, потому что, с их точки зрения, когда евреи соберутся на Святой Земле, наступит второе пришествие. А в то время финны на выходные ездили без визы на автобусах в Ленинград. Ездили с совершенно определенной целью: выпить, поскольку в Финляндии действовал сухой закон. Так вот с этими сектантами договорились, и они сажали в такой автобус своего человека с еврейской литературой. Которую советским таможенникам, естественно, не приходило в голову там искать.

Хупа - еврейская свадьба. В центре жених Меня (Имануэль) Цирис, невеста из горских евреев из Нальчика, двое свидетелей: Элимелех Рохлин и Илья Дворкин. 1985 г.

Жаловаться – это не путь

Мне это преподавание дало очень много. Я понял, что борьба за выезд в каком-то отношении менее важна, чем борьба за еврейскую культуру. Более того, даже с точки зрения борьбы за выезд это более эффективно, чем сочинение бесконечных писем с жалобами и протестами. Чем больше людей проникнется национальным самосознанием – тем скорее советские власти начнут выпускать их. Потому что в СССР такие люди им не нужны и опасны…

А без конца жаловаться на свою жизнь, на свои несчастья – это еще и психологически опасно. Это не путь…

Запершись и с топором в руках

Конечно, было опасно. КГБ не оставлял нас в покое. Сажать по политическим статьям они в те годы не любили – старались сфальсифицировать «бытовуху», «уголовщину», например, подбросить наркотики. В одной семье мальчика посадили за уклонение от службы в армии. Могли просто избить на улице – например, Вассермана как-то избили.

Вассерман читал время от времени просветительные лекции, на которые собиралось много народа – про праздники, или «Иудаизм и ислам», «Иудаизм и христианство», так вот, я помню, как перед лекцией, посвященной шабату, к Вассерману явилась милиция с понятыми. Его вывели, и тут же невесть откуда явилась общественность, выкрикивающая антисемитские лозунги. От «Убирайтесь в свой Израиль» (хотя мы, собственно, за то и боролись, чтобы туда уехать) до «Жалко, что Гитлер вас всех не сжег».

У меня был такой случай. Мы с моей женой Голдой собирались на шабат к знакомым в Разлив. И вот утром этого дня к нам стучатся: «Милиция!». «По какому поводу?». – «Вам была повестка в прокуратуру, вы не явились». Привезли нас в прокуратуру – она была тогда на Исаакиевской. Допрашивали по отдельности. Меня – вежливо и очень медленно Дело в том, что я читал разные диссидентские материалы о том, как вести себя на допросах в КГБ (а допрашивали нас, конечно, гэбэшники). Между прочим, можно потребовать, чтобы допрос был письменным. И я потребовал. Мне писали вопрос, я письменно отвечал. И это тянулось шесть часов без перерыва. Речь шла об открытом письме, напечатанном в «Wall-Street Journal», которое я в числе прочих подписал. А на беременную жену орали, грозили, что она больше меня не увидит…

А в это время на ту дачу в Разливе, куда мы не поехали, явилась большая группа гэбистов. Ребят избили, увезли, допрашивали – и так напугали, что один из них, вернувшись на эту дачу, после этого просидел всю ночь запершись и с топором в руках.

Несостоявшаяся встреча с президентом, или как сотрудник КГБ заговорил на иврите

Был такой случай. В 1985 году в Ленинград приехал бывший израильский президент Эфраим Кацир. Он был известный биохимик, приехал на научный конгресс – не пустить его не могли. Было договорено, что он встретится с отказниками и вообще еврейскими активистами на частной квартире. Я вышел его встречать. Когда мы подошли к лифту, из-за него вдруг появилось двое молодых людей и один из них вежливо, на иврите, попросил Кацира вернуться в машину.

Да, в КГБ были люди, говорящие на иврите! Выпускники института военных переводчиков. Я, уже живя в Израиле, с удивлением узнал в человеке, который приехал открывать российский культурный центр, одного из парней, которые везли меня и мою жену в прокуратуру. Он даже фамилии не сменил.

Р. Ицхак Коган, Элимелех Рохлин, Авраам Шмулевич, Владимир (Залман) Руппо. 1985-1985 гг.

Уезжайте в течение месяца!

В 1987 году нам было предложено снова подать заявление на выезд. На сей раз оно было сразу удовлетворено. Нам дали всего месяц на сборы. Мы были чуть ли не первой семьей, которая ехала в Израиль по новому маршруту – через Румынию.

Ссора с преподавателем ульпана

В Израиле я, как все, получил стипендию и пошел в ульпан – на самый высший уровень, конечно. Но преподаватель накричал на меня и сказал, что мне с моими знаниями учится уже нечему. Я много лет не работал по своей специальности, но оказалось, что могу к ней вернуться. Так началась моя новая жизнь…

Записал Валерий Шубинский

Фото предоставлены Михоэлом Цивиным и Григорием Климовицким

Благодарим Элимелеха Рохлина за интервью и подробные подписи к фотографиям.