Впервые я натолкнулся на это имя в московском журнале Советиш геймланд в начале 80-х годов. Там промелькнуло короткое сообщение о смерти поэта, выдержанное в стиле «умер певец агрессии и сионизма».
Возможности познакомиться с творчеством Ури Цви Гринберга – на языках оригинала – иврите и идише или в переводах у меня (и не только у меня) в СССР тогда не было.
Он не принадлежал к «друзьям Советского Союза» и не причислялся к «прогрессивным зарубежным писателям».
Первое мое знакомство с поэзией Гринберга состоялось лишь в конце 80-х, когда в Риге начал выходить журнал «ВЕК» (Вестник еврейской культуры). В поэтической рубрике журнала, которую вел ленинградский (теперь израильский) поэт Валерий Слуцкий, появились его переводы стихотворений У. Ц. Гринберга, сделанные по подстрочникам Михаила Крутикова, с которым мы вместе изучали иврит в одном из нелегальных московских ульпанов, ныне американского профессора, известного специалиста по идишской литературе. Эти два замечательных человека и познакомили меня с Гринбергом.
Спустя почти три десятилетия знакомства с произведениями великого поэта, я, перечитывая свои стихи за прошедшие годы, замечаю его влияние на разных уровнях: в языке, в нередких эпиграфах и скрытых цитатах из стихов Гринберга, в попытках вести с ним поэтический диалог.
Однако мне представляется, что намного сильнее он повлиял на меня в смысле ощущения предназначения поэта, которое сам я сформулировать толком не способен. И что еще важнее – в смысле бытия израильского поэта, пишущего на идише, поэта, стремящегося сочетать творчество на языке, ставшем символом Галута, с отражением реальности современного Возвращения в Сион, строительства Эрец-Исраэль и борьбы за нее, существования на тонкой грани между земным и горним Иерусалимом.
Это ощущение смысла настолько глубоко личное, что его, видимо, просто не стоит пытаться выразить иначе, как в стихах.
Мне лестно, когда это влияние замечают другие. Пусть это будет всего лишь брошенный упрек: «Он (в смысле я) – правый экстремист. Он чем-то напоминает Гринберга». Или выбор цитаты из Гринберга – Ми-сфат а-эм – ли-сфат а-дам («От языка матери – к языку крови») в качестве заголовка рецензии на мою книгу стихов на иврите.
Ури Цви Гринберг скорее пророк, чем поэт. Это не моя мысль. Ее я услышал когда-то давно от Валерия Слуцкого. С тех пор я много читал Гринберга на языках оригинала, и мысль эта успела стать и моей. Я не имею в виду, что все предсказания Гринберга сбываются, могу с уверенностью утверждать лишь то, что чтение его стихов вызывает у меня ощущение, сходное с возникающим при чтении Книг пророков.
До сих пор я опубликовал всего одну научную статью о поэте, вышедшую на иврите и на русском[1]. Зато мыслей, достаточно сумбурных, можно сказать, лирических о нем и о его месте в истории нашей поэзии у меня много. Некоторые из них кратко изложены в обзорах истории поэзии на идише и истории израильской поэзии, написанных для украиноязычных[2] и израильских[3] антологий.
Гринберга нельзя назвать виртуозом стиха. Не потому, что он не владеет искусством стихосложения виртуозно, а потому что для него это не искусность, а органическая часть его существа. Для него стих так же естественен как разговор, как молитва. Максим Горький сказал про Сергея Есенина, что «он не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии». Гринберг же – человек, который был сотворен Богом по образу и подобию своему, и Бог дал ему среди прочего «орган для поэзии».
Метод скрытого цитирования священных текстов и аллюзий на них характерен для еврейской (особенно на иврите) литературы в целом. Еврейская литература в своих лучших образцах – это комментарий к Торе. Независимо от того, что думают по этому поводу раввины. У Гринберга применение этого традиционного для нашей литературы метода достигает таких вершин, что читать его без надлежащей подготовки зачастую почти невозможно. Вне религиозной традиции он непонятен, даже если кажется, что понятен. Его тексты многослойны. Как тексты Писания.
В новой еврейской литературе две основные школы – российская и галицийская. Большая часть наших классиков принадлежит к первой, во многом ориентирующейся на русскую литературу: Менделе Мойхер-Сфорим, Бялик, Черниховский, Шолом-Алейхем, Шлёнский… Этот список слишком велик, чтобы его продолжать. Ко второй школе, ориентирующейся на немецкие литературные стандарты, (близкий к идишу, родному языку наших классиков, немецкий был одним из официальных языков в Австрийской Галиции и единственным – в Австрийской Буковине), принадлежат в первую очередь Шмуэль Йосеф Агнон и Ури Цви Гринберг. Нам, евреям, родившимся в России, эстетику и язык галицийской школы понять труднее. Следует добавить, что и сам идиш, которым пользовался в своих произведениях У. Ц. Гринберг, заметно отличается от языка Давида Гофштейна, Ошера Шварцмана, Переца Маркиша и других поэтов «российской школы». У меня при чтении Гринберга на идише всплывает в мыслях эпитет сэнкэватэ («суковатый»), с которым я, собственно, впервые столкнулся в его стихах (на нашем, «простом», «российском» идише это слово прозвучало бы как суковатэ).
Ури Цви Гринберг не состарился. Это часто случается с поэтами. Однако большинство не успевших состариться поэтов не проживают при этом такую долгую жизнь, как он.
Из пророческой доли и характера Гринберга, из его «суковатости» естественно вытекает его неколебимый нонконформизм. И не случайно до сих пор в израильских университетах о его творчестве читается слишком мало курсов, если вообще читаются…
Не претендуя на дар пророчества, уверен, что эта ситуация обязательно изменится. Причем лекции о его поэзии будут читать не только в израильских вузах, но и за рубежом. Для этого потребуются переводы, которые неизбежно станут комментариями к его стихам.
Так же, как Септуагинта стала комментарием к Танаху.
[1] "נהרות אחרים", רחובות הנהר לאורי צבי גרינברג. מחקרים ותעודות (עורכים אבידב ליפסקר, תמר וולף-מונזון), הוצאת אוניברסיטת בר-אילן, ירושלים, תשנ"ז/2007, עמ' 201–212.; «Катастрофа, Человек и Пророк. О четырех стихотворениях Ури Цви Гринберга, не опубликованных при жизни», Вестник Еврейского Университета N 19 (27), Москва – Иерусалим 2004/5764, cc. 161–182.
[2] «Замкнений сад. Начерк iсторiї єврейської (їдиш) поезiї», Антологiя єврейської поезiї. Українськi переклади з їдишу, (укладачi Велвл Чернiн, Валерiя Богуславска), вид-во «Дух i лiтера», Київ, 2007, сс. 19–62; «Намете Шемiв, не впадешь повiк!», ‘І покоління приходить…’ Антологія сучасної ізраїльської поезії, Київ, 2012, сс. 268 -297.
Картинка взята со страницы моих переводов Поэта. Загляните:
ОтветитьУдалитьhttp://www.antho.net/uri-zvi-greenberg/perevodchiki/polski/