«Палестинский контекст» отношений Израиля и Индии

Зеев (Владимир) Ханин

«Палестинский контекст» отношений Израиля и Индии

Среди множества нетривиальных сюжетов, которыми изобиловал официальный визит в Израиль премьер-министра Индии Нарендры Моди 4-6 июля с. г., приуроченный к 25-летию индийско-израильских дипломатических отношений, немалое внимание привлек его отказ «сбалансировать» свою поездку в еврейское государство посещением палестинских арабских анклавов. Причем, не только Рамаллы, но и любого другого места, подконтрольного ПНА – в разрез с поведением индийских политиков, которые посещали Израиль в прошлом. И в отличие от, например, президента США Дональда Трампа, который, несмотря на весь свой про-израильский настрой, в ходе визита в Израиль все же заехал на пару часов Бейт-Лехем (Вифлеем), где он встретился с главой ПНА Махмудом Аббасом (Абу-Мазеном). Ситуация тем более удивительная, что Индия была первой немусульманской страной, которая еще два десятилетия назад признала «Государство Палестина».

Объективные параметры и субъективные соображения

Как можно заметить, внимание, который получил Н. Моди в Израиле от официальных лиц и прессы, соответствует уровню, на котором обычно принимают ближайших партнеров. «Связь между нами настолько естественна, что мы можем спросить: что же так долго?» — заметил, приветствуя своего индийского коллегу, премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху. Действительно, казалось бы, сближению Израиля и Индии способствовали все исходные обстоятельства. Оба государства, почти одновременно (в 1948 и 1947 гг.) получившие независимость от Великобритании, были построены на фундаменте древних цивилизаций. Оба государства унаследовали от метрополии т.н. «Вестминстерскую» модель парламентской демократии, которую, в отличие от подавляющего большинства других постколониальных стран, сумели сохранить, несмотря на все вызовы и угрозы.

И оба государства были итогом согласованного раздела колониальных владений. А именно, британского Индостана на «индуистскую» Индию и мусульманский Пакистан, которые немедленно стали субъектами затяжного и периодически обостряющегося конфликта друг с другом. И британского мандата в Эрец-Исраэль/Палестине на арабское государство и на еврейский Израиль, который немедленно стал объектом нападения арабских стран, не принявших план раздела из-за сопротивления самой идее существования на Ближнем Востоке еврейского государства, и тем самым похоронившим в тот момент идею политического самоопределения арабов Западной Палестины; причем продолжающееся и периодически обостряющееся противостояние Израиля и арабо-мусульманского мира делал эту тему неактуальной еще 45 лет.

Реинкарнация идеи политического самоопределения арабов, живущих к западу от реки Иордан произошла лишь в начале 1990-х гг., в виде Палестинской национальной администрации (ПНА). Которая уже полтора десятилетия спустя распалась на анклав радикальных исламистов в секторе Газа и управляемый вождями «светской» ООП «Фатхленд» в Иудее и Самарии – подобно тому, как в 1971 году по той же схеме (при всем различии масштабов) от Пакистана отделилось мусульманское же государство Бангладеш.

Но именно арабо-израильский конфликт – а в его контексте, палестинская проблема – и являет ответом на риторическое замечание Биньямина Нетаньяху. Вопреки вполне очевидным аллюзиям в положении Индии и Израиля после завоевания ими независимости, линия Нью-Дели, который, даже признав Израиль, более 40 лет тянул с установлением с ним полноценных дипломатических отношений, оставалась однозначно проарабской. Некоторые из причин данного феномена уже были отмечены в нашей предыдущей статье. Среди них – со-председательство Индии в Движении неприсоединения, в котором доминировал антиизраильский настрой. Ее близкое партнерство с СССР, включая готовность следовать в фарватере Москвы в ближневосточном конфликте – особенно после Шестидневной войны 1967 и Войны Судного дня 1973 годов. Свою роль играла и зависимость от арабской нефти, и желание Нью-Дели купировать фактор мусульманской солидарности с Пакистаном в его затяжном конфликте с Индией из-за мусульманского штата Кашмир. А также внутренние причины, включая необходимость учитывать настроения десятков миллионов индийских мусульман, доля которых сегодня составляет 13-15% по сравнению с примерно 10 процентами на момент независимости.

Все это, однако, не объясняет до конца, почему Индия тогда не была среди тех неприсоединившихся стран, которые находились в сходной геополитической ситуации, но, тем не менее, при всех разногласиях по региональной и палестинской проблеме, поддерживали с Израилем относительно корректные прямые или неформальные отношения. Напротив, по мнению ряда комментаторов, на протяжении почти всей эпохи устойчивого доминирования в политической системе Индии партии Индийский национальный конгресс, отношение ее элит к еврейскому государству по ряду параметров даже не приближалось к состоянию «холодного мира», который связывали Израиль с такими арабскими странами, как Египет и Иордания. А подход к Израилю многие годы правившего в Индии политического клана Неру-Ганди отличалось с трудом скрываемой враждебностью. В чем, не исключено, было и много личного.

«Я никогда не забуду, — вспоминает бывший председатель Правления Всемирного еврейского конгресса (ВЕК) и известный деятель про-израильской «народной дипломатии» Изи Лейблер, — нашу неприятную встречу с покойным премьер-министром Индии, Индирой Ганди в ее доме в Нью-Дели 21 декабря 1981 года. Ее высказывания в отношении евреев, особенно американских, которые, якобы, настроили правительство и прессу США против нее из-за политики Индии в отношении Израиля – несмотря на ее заявления об уважении к еврейскому народу – были на грани антисемитизма». Даже после прихода к власти правительства Раджива Ганди в 1984 году, который воздерживался от одиозных антисионистских деклараций своей матери, а в индийских средствах массовой информации широко обсуждался вопрос о нормализации отношений с Израилем, эти отношения оставались натянутыми – хотя и были подняты на консульский уровень в 1988 году. «Индийские чиновники»,- продолжает Изи Лейбрер,- которых мы пытались убедить в том, что прежний формат отношений Иерусалима и Дели себя изжил, вежливо и учтиво отклоняли наши аргументы».

Новые реальности

Лишь в январе 1992 г. были установлены полные и официальные дипломатические отношения двух стран. Впрочем, тогдашнее индийское руководство пошло на этот шаг не столько в результате пересмотра сути своей стратегии в отношении еврейского государства, сколько благодаря реструктуризации системы международных отношений в ходе кризиса и постепенного распада мировой социалистической системы.  В этих условиях отсутствие дипломатических отношений с Израилем — ключевым ближневосточным союзником «объявленного победителя» в холодной войне – США, стало политически непродуктивным. В силу чего большинство бывших членов советского блока и ранее ориентированных на СССР стран «третьего мира» (за исключением арабских государств) уже в 1991 и 1992 годах поспешили нормализовать с Израилем отношения.

Некогда популярное – и все еще бытующее в определенных слоях объяснение, что полоса признания Израиля этими странами стала результатом его готовности к мирному диалогу с ООП, многим обозревателям сегодня кажется сомнительным. Хотя  лидеры этой террористической, по происхождению, организации «светских националистов», правомерно опасаясь «не успеть на поезд», действительно заявили в 1988 году о  готовности признать Израиль в обмен на создание палестинского государства на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа. Что было с удовлетворением встречено частью израильского левого лагеря,  выразившего готовность к распространению на палестинских арабов принципов урегулирования по схеме «мир в обмен на территории».

Тем не менее,  прежняя «зацикленность» многих из ранее дистанцировавшихся от еврейского государства или враждебных ему режимов на теме «защиты прав палестинских арабов», выглядела малопродуктивной уже на исходе холодной войны, потому понятно, что в новой ситуации этот сюжет остался на глубокой периферии процесса. Потому не похоже, что именно начало палестино-израильского «мирного» (или «ословского») процесса стало первопричиной смены их линии в отношении Израиля – скорее, формальным поводом такого поворота, да и то далеко не во всех случаях. Судя по всему, прагматические потребности «максимизации дивидендов» и минимизации издержек в рамках глобальной перестановки политических сил, и перспективы сотрудничества с Израилем, как  ведущей в регионе военной силой и глобальной технологической супердержавой, оказались для «неприсоединившихся» и бывших социалистических или просоветских стран намного актуальнее абстрактной «солидарности с палестинским народом».

Более того, есть наблюдатели, которые полагают, что "парадигма Осло", принятая в 1993 году правящей тогда в Израиле Партией труда, в лучшем случае, не способствовала, а в худшем – вообще затормозила столь динамично стартовавший в начале того десятилетия процесс нормализации отношений Израиля со странами третьего мира. Именно в надежде, что та же динамика захватит и умеренные суннитские арабские режимы ближневосточного региона, инициаторы «ословского» процесса фактически забросили успешно начатый на рубеже 80-х и 90-х годов ХХ века второй виток выстраивания «периферийных союзов» Израиля. (Речь идет о политике сотрудничества еврейского государства со странами «внешнего кольца» по отношению к зоне арабо-израильского конфликта). Однако, расчеты на то, что арабские лидеры ухватятся за готовность Израиля к диалогу с ООП, как за желанный повод выбраться из капкана своей многолетней антиизраильской риторики, в целом не оправдались.

Какое-то время в рамках этого тренда оставалась и Индия: избранный в июне 1991 года премьер-министром Индии Нарасимха Рао до самого конца того года при всех контактах с представителями Израиля заявлял, что нормализация отношений двух стран будет невозможной без решения палестинской проблемы. И лишь за две недели до своего первого визита в Вашингтон в начале 1992 года, когда полноценные дипотношения с еврейским государством уже имели РФ и Китай, Н. Рао заявил о безусловной готовности повысить отношения с Израилем до уровня посольских. И даже поддержал отмену скандальной резолюции ООН № 3379, трактовавшей сионизм как «форму расизма и расовой дискриминации». (По данным СМИ, одной из причин этого поворота была  полученная индийцами по неформальным дипломатическим каналам предупреждение, что если он будут и дальше тянуть с нормализацией отношений с Израилем, Н.Рао должен быть готов в США к обращению не намного лучшему, чем мог бы рассчитывать иракский диктатор Саддам Хусейн).

Однако в последующие шесть лет отношения двух стран, несмотря на поступательный рост торгово-экономических, научных и культурных связей, по-прежнему больше напоминали отношения «холодного мира», чем полноценное партнерство. Продолжали сказываться, пусть и снизившие профиль антисионистские коды идеологии правящей партии ИНК и проарабские симпатии ее лидеров. По свидетельству наблюдателей, председателя ПНА Я. Арафата и его эмиссаров все эти годы принимали в Нью-Дели с намного большей теплотой, чем израильских политиков и чиновников.

Ситуация изменилась лишь в 1998 г., когда в Индии к власти пришла коалиция во главе с правой национально-либеральной партией «Бхаратия джаната партии» (БДП). Именно тогда был отмечен переход Индии от традиционной проарабской внешней политики к курсу на сближение с США и Израилем, отношения с которым  приобрели открытость и публичность (в том числе и в оборонной сфере). Потребности Нью-Дели в израильских промышленных и сельскохозяйственных технологиях, капиталовложениях, содействии в борьбе с террором, а также в поставках вооружений создали мощную динамику взаимных интересов. Чему не смогло помешать даже некоторое охлаждение в период возвращения к власти в 2004-2013 годах ИНК, когда правительство Манмохана Сингха прилагало заметные усилия по интенсификации отношений с мусульманским миром. Именно в этот период Израиль стал вторым-третьим по значению поставщиком вооружений на местный оборонный рынок, а товарооборот между странами к концу того десятилетия достиг порядка 5 млрд. долларов в год.

Все это создало предпосылки для радикального стратегического прорыва в отношениях двух стран после возвращения к власти в Индии БДП. С формированием правительства Н.Моди в мае 2014, линия его предшественников, не приветствовавших публичные дискуссии на тему связей Индии с Израилем, была радикально пересмотрена, и информация об этих связях стала массово поступать в индийские СМИ.

«Моди, – пишет декан Jindal School of International Affairs в городе Сонипат Сферам Чаула (Sferam Chaula), автор книги Modi Doctrine: The Foreign Policy of India’sPrime Minister, – вытащил из шкафа индийско-израильские связи без всяких опасений». Новый век, по его мнению, требует отказаться от прежней стыдливой двусмысленности, вне зависимости от того какие издержки в международной или внутриполитической сфере принесет этот шаг.  И тут же выясняется, что прежние опасения были сильно преувеличены. В целом, считает исследователь, общественное мнение Индии весьма благожелательно к Израилю, который, как они считают, заслуживает уважения за то, что сумел с успехом ответить на все связанные с ним вызовы и угрозы в регионе Ближнего Востока. Равно как и за то, что в его лице сторонники еврейской веры после веков преследования, наконец, обрели надежную защиту. «Средний индиец, - заключает Сферам Чаула, - легко находит параллели в положении двух стран, вынужденных жить в условиях угрозы со стороны исламистского джихадизма и враждебного окружения».

Таким образом, нынешнее индийское руководство просто признало новую геополитическую реальность, позволяющую, не оглядываясь на возможную критику, рассматривать проблему палестинских арабов вне контекста его стратегического партнерства с Израилем. На практике, исторические обязательства Индии по отношению к палестинским арабам тоже не исчезли, просто упомянутый рациональный подход к данной теме позволил команде Н.Моди рассматривать этот сюжет в необходимой пропорции – встретив в этом смысле полное понимание израильского правительства. Так, в предпоследнем, 20-м пункте совместном коммюнике опубликованного по итогам визита премьер-министра Индии, стороны обязались содействовать усилиям по активизации дипломатического процесса между Израилем и ПНА, но сакраментальная идея «двух государств для двух народов» не была там упомянута вовсе.

Тем самым Индия стала примером для стран, которые, находясь в плену прежних представлений, считают свои пропалестинские обязательства препятствием для нормализации отношений с еврейским государством, или, по крайней мере, ранее не были готовы, открыто признать наличие с ним неформального сотрудничества.

Обозреватели, впрочем, замечают, что растущая готовность таких стран выстраивать свои отношения с Израилем вне контекста «солидарности с палестинским народом», возникла не раньше, чем само израильское правительство стало демонстрировать готовность отказаться от исчерпавшей себя, как представляется многим в Израиле, первоначальной парадигмы «мирного процесса». Что стало постепенно происходить после выборов в Кнессет 2009 года. С того момента, отмечает в своей колонке в Jerusalem Post Каролина Глик, в дипломатической стратегии правительства появился приоритет привлекательности Израиля как эффективного и стабильного политического и экономического партнера взамен необходимости при всех условиях и, невзирая на любые издержки, обеспечивать легитимный международный статус бывшим террористам из ООП.

В израильском экспертом и политическом сообществе крепнет убеждение, что именно такая схема, лишенного положенной  в основу «Осло» максимы о том, что только мир с палестинцами может стать триггером урегулирования отношений Израиля с арабо-мусульманским миром, может быть применима и в отношении умеренных прозападных суннитских режимов арабских стран. Во всяком случае, все связанные с этой идеей слова и предложения израильской стороной уже были озвучены. Реально это или нет – вопрос ближайшего будущего.

Институт Ближнего Востока, 07.2017

Ханин В. (Зеэв), Профессор отделения общей политологии и региональной политики Университета Ариэль в Самарии, главный ученый министерства абсорбции Израиля