«Их сиятельство граф Толстой уехали по делам в горком коммунистической партии»
Алексей Николаевич Толстой, автор «Хождения по мукам», «Аэлиты», «Гиперболоида инженера Гарина» и многих других по-настоящему культовых произведений, был одной из самых противоречивых фигур литературы ХХ века. Граф, ставший советским классиком, он даже в СССР умудрялся жить по-барски. А современники рассказывали о нём занимательнейшие истории и анекдоты.
Первые годы после Октябрьской революции (1918 — 1923) Алексей Толстой — сын графа Николая Александровича Толстого, прошедший Первую мировую войну в качестве военного корреспондента, — провел в эмиграции. Тогда русские эмигранты ждали, что власть большевиков вот-вот падет, и многие скупали имущество, оставшиеся в России. Толстой рассказывал, как исхитрился продать за 80 тысяч франков несуществующее в России имение. Писатель Иван Бунин вспоминал его рассказ:
«Понимаете, какая дурацкая история вышла: я все им изложил честь честью, и сколько десятин, и сколько пахотной земли и всяких угодий, как вдруг спрашивают: а где же находится это имение? Я было заметался, как сукин сын, не зная, как соврать, да, к счастью, вспомнил комедию „Каширская старина“ и быстро говорю: в Каширском уезде, при деревне Порточки... И, слава Богу, продал!»
Collapse
Занятная история произошла у Толстого с пишущей машинкой.
Машинку эту он взял у Марьи Самойловны на две недели, да так и не вернул. Марья Самойловна, человек очень деликатный, прождала больше года, наконец, решилась спросить.
— Не можете ли вы вернуть мне пишущую машинку? Она мне сейчас очень нужна.
Толстой деловито нахмурился.
— Какую такую машинку?
— Да ту, которую вы у меня взяли.
— Ничего не понимаю. Почему я должен вернуть вам машинку, на которой я пишу?
Марья Самойловна немножко растерялась.
— Дело в том, что она мне сейчас очень нужна. Это ведь моя машинка.
— Ваша? Почему она ваша? — строго спросил Толстой. — Потому что вы заплатили за нее деньги, так вы считаете, что она ваша? К сожалению, не могу уступить вашему капризу. Сейчас она мне самому нужна.
Повернулся и с достоинством вышел.
Последняя забавная шутка перед отъездом была продажа чайника. Чудный, большой, толстый, белый фарфоровый чайник для кипятка.
— Вот, пользуйся случаем, — сказал он мне. — Продаю за десять франков. Себе стоил двадцать. Отдам, когда буду уезжать, пока еще самим нужен. А деньги плати сейчас, а то потом и ты забудешь, и я забуду.
Заплатила. После отъезда Толстых оказалось, что желающих набралось больше двадцати человек, а все заплатили деньги вперед. А чайник, конечно, укатил в Берлин».
В 1923 году Алексей Толстой вернулся из эмиграции в Россию. Ему удалось довольно быстро стать признанным властью классиком и состоятельным человеком. Байки и анекдоты о «советском графе» стали ходить уже в начале 1930-х.
Современники Толстого рассказывали, что приезжавших в шикарный особняк советского классика гостей встречал старый слуга «красного графа», который говорил визитерам: «Их сиятельства нет дома, они уехали по делам в горком коммунистической партии»
Роман «Хлеб» был написан Алексеем Толстым по заказу самого Сталина, им писатель реабилитировал себя за предыдущее произведение — повесть «Восемнадцатый год», в которой он «просмотрел» выдающуюся роль Сталина в гражданской войне.
Ходила байка, что писатель долго не мог найти вдохновения, чтобы написать «заказ». В 1939 году Алексей Толстой посетил Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. В павильоне Узбекистана демонстрировался роскошный ковер — чудо коврового искусства. Толстой подошел к директору и попросил продать ковер. Директор ответил, что при всем уважении к знаменитому писателю это невозможно: ковер — народное достояние.
Толстой вернулся домой расстроенный. Ковер не выходил у него из головы, и он позвонил Сталину: рассказал о работе над романом "Хлеб" и пожаловался, что работа идет неровно — он лишен уюта, ему недостает ковра, но ковер не продается. «Ничего, — ответил Сталин, — мы постараемся помочь вашему творческому процессу, раз вы поднимаете такие актуальные и трудные темы. Ваш „Хлеб“ нужен нам, как хлеб насущный». К вечеру привезли ковер. Работа писателя пошла успешно, и вскоре он опубликовал роман «Хлеб», в котором Сталин восхваляется как спаситель России.
В 1937 году А. Толстой был в Париже в качестве знатного туриста. Он несколько раз встречался с художником Ю. Анненковым и катался с ним по Парижу на автомобиле последнего. Во время одной из поездок между ними состоялась следующая беседа.
Толстой:
«Машина у тебя хорошая, слов нет; но у меня — все же гораздо шикарнее твоей. И у меня их даже две».
Анненков:
«Я купил машину на заработанные мною деньги, а ты?»
Толстой:
«По правде сказать, мне машины были предоставлены: одна центральным комитетом партии, другая — ленинградским советом. Но, в общем, я пользуюсь только одной из них, потому что у меня — всего один шофер».
Анненков:
«Чем объясняется, что в Советском Союзе, у всех, у кого есть автомобиль, имеется обязательно и шофер? В Европе мы сами сидим за рулем. Шоферы служат либо у больных, либо у каких-нибудь снобов. Не являются ли в Советском Союзе шоферы прикомандированными чекистами?»
Толстой:
«Чепуха! Мы все сами себе чекисты. А вот, если я заеду, скажем, к приятелю на Кузнецкий Мост выпить чайку, да посижу там часа полтора-два, то, ведь, шин то на колесах я уже не найду: улетят! А если приеду к кому-нибудь на ужин и просижу часов до трех утра, то, выйдя на улицу, найду только скелет машины: ни тебе колес, ни стекол, и даже матрасы сидений вынесены. А если в машине ждет шофер, то все будет в порядке. Понял?»
Анненков:
«Понял, но не все. В Советском Союзе не существует частной торговли, частных лавок, так на кой же черт воруются автомобильные шины, колеса, матрасы?»
Толстой (с удивлением):
«Не наивничай! Ты прекрасно знаешь, что это — пережитки капиталистического строя! Атавизм!»
В заключение - герой многих злоязычных анекдотов, «советский граф» Толстой никогда не пытался преследовать своих недоброжелателей.
По воспоминаниям Юрия Анненкова, на обвинения в продажности властям писатель отвечал откровенно:
«Я циник, мне на все наплевать! Я — простой смертный, который хочет жить, хорошо жить, и все тут. Мое литературное творчество? Мне и на него наплевать! Нужно писать пропагандные пьесы? Черт с ним, я и их напишу!
Но только это не так легко, как можно подумать. Нужно склеивать столько различных нюансов! Я написал моего „Азефа“, и он провалился в дыру.
Я написал „Петра Первого“, и он тоже попал в ту же западню. Пока я писал его, видишь ли, „отец народов“ пересмотрел историю России. Петр Великий стал без моего ведома „пролетарским царем“ и прототипом нашего Иосифа!
Я переписал заново, в согласии с открытиями партии, а теперь я готовлю третью и, надеюсь, последнюю вариацию этой вещи, так как вторая вариация тоже не удовлетворила нашего Иосифа.
Я уже вижу передо мной всех Иванов Грозных и прочих Распутиных реабилитированными, ставшими марксистами и прославленными. Мне наплевать! Эта гимнастика меня даже забавляет! Приходится, действительно, быть акробатом.
Мишка Шолохов, Сашка Фадеев, Илья Эренбург — все они акробаты. Но они — не графы. А я — граф, черт подери! И наша знать (чтоб ей лопнуть!) сумела дать слишком мало акробатов!»
Henry G. Schwartzburg, P.E.===8<===========End of original message text===========
--
Best regards,
V. mailto:valeri6873@bezeqint.net
|
Комментариев нет:
Отправить комментарий