ПОСЛУШАЕМ СЕРГЕЯ ДОВЛАТОВА

• 
  
• Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И всё же я хочу спросить — кто написал четыре миллиона доносов?

	В разговоре с женщиной есть один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук твоего голоса.[1]
	— «Заповедник», 1983

• У Бога добавки не просят.

• Трудно выбрать между дураком и подлецом, особенно если подлец — ещё и дурак.

• Не так связывают любовь, дружба, уважение, как общая ненависть к чему-нибудь.

• Любить публично — это скотство.

• Я столько читал о вреде алкоголя! Решил навсегда бросить… читать.

• Не надо быть как все, потому что мы и есть как все…

• Желание командовать в посторонней для себя области — есть тирания.

• Гений — это бессмертный вариант простого человека.

• Гений противостоит не толпе. Гений противостоит заурядным художникам. Причём как авторитарного, так и демократического направления.

• У гениев, конечно, есть соседи, как и у всех прочих, но готовы ли вы признать, что ваш сосед — гений?

• Всем понятно, что у гения должны быть знакомые. Но кто поверит, что его знакомый — гений?!

• Талант — это как похоть. Трудно утаить. Ещё труднее симулировать.

• Окружающие любят не честных, а добрых. Не смелых, а чутких. Не принципиальных, а снисходительных. Иначе говоря — беспринципных.

• Благородство — это готовность действовать наперекор собственным интересам.
• 
  

• Неподкупность чаще волнует тех, кого не покупают.

• Непоправима только смерть.

• Национальность писателя определяет язык. Язык, на котором он пишет.

• Ужасней смерти — трусость, малодушие и неминуемое вслед за этим — рабство.

• Деньги — это свобода, пространство, капризы… Имея деньги, так легко переносить нищету…

• Юмор — инверсия здравого смысла. Улыбка разума.

• Юмор — украшение нации… Пока мы способны шутить, мы остаемся великим народом!

• Ирония — любимое, а главное, единственное оружие беззащитных.

• Критика — часть литературы. Филология — косвенный продукт её. Критик смотрит на литературу изнутри. Филолог — с ближайшей колокольни.

• Язык не может быть плохим или хорошим… Ведь язык — это только зеркало. То самое зеркало, на которое глупо пенять.

• Снобизм — это единственное растение, которое цветёт даже в пустыне.

• Противоположность любви — не отвращение и даже не равнодушие, а ложь.

• Скудность мысли порождает легионы единомышленников.

• Алкоголизм — излечим, пьянство — нет.

• Мещане — это люди, которые уверены, что им должно быть хорошо.

• Судят за черты характера. Осуждают за свойства натуры.

• Что такое демократия? Может быть, диалог человека с государством?

• Кающийся грешник хотя бы на словах разделяет добро и зло.

• Кто страдает, тот не грешит.

• Не думал я, что самым трудным будет преодоление жизни как таковой.

• Молчание — огромная сила. Надо его запретить, как бактериологическое оружие… («Наши»)

• Когда храбрый молчит, трусливый помалкивает.

• Любая подпись хочет, чтобы её считали автографом.

• В чём разница между трупом и покойником? В одном случае — это мёртвое тело. В другом — мёртвая личность.

• Истинное мужество состоит в том, чтобы любить жизнь, зная о ней всю правду.

• Порядочный человек тот, кто делает гадости без удовольствия. («Компромисс»)

• Бескорыстное враньё — это не ложь, это поэзия.

• Легко не красть. Тем более — не убивать… Куда труднее — не судить… Подумаешь — не суди! А между тем «не суди» — это целая философия.

• Джаз — это мы сами в лучшие наши часы.

• Хамство — это грубость, наглость, нахальство, вместе взятые, но при этом — умноженные на безнаказанность.
• 
  

• Туризм — жизнедеятельность праздных.

• «Твои враги — дешёвый портвейн и крашеные блондинки». — «Значит, — говорю, — я истинный христианин. Ибо Христос учил нас любить врагов…» («Наши»)

• Всех связывало что-то общее, хотя здесь присутствовали не только евреи. («Заповедник»)

• Наша память избирательна, как урна. («Наши»)

• Выбей, мать твою ети, двадцать пять из тридцати! (Лозунг для стрельб)

• Дадим суровый отпор врагам мирового империализма! («Компромисс»)

• Нет большей трагедии для мужчины, чем полное отсутствие характера!

• Безумие становится нормой. Норма вызывает ощущение чуда.

• У хорошего человека отношения с женщинами всегда складываются трудно. А я человек хороший. Заявляю без тени смущения, потому что гордиться тут нечем. От хорошего человека ждут соответствующего поведения. К нему предъявляют высокие требования. Он тащит на себе ежедневный мучительный груз благородства, ума, прилежания, совести, юмора. А затем его бросают ради какого-нибудь отъявленного подонка. И этому подонку рассказывают, смеясь, о нудных добродетелях хорошего человека. Женщины любят только мерзавцев, это всем известно. Однако быть мерзавцем не каждому дано. У меня был знакомый валютчик Акула. Избивал жену черенком лопаты. Подарил ее шампунь своей возлюбленной. Убил кота. Один раз в жизни приготовил ей бутерброд с сыром. Жена всю ночь рыдала от умиления и нежности. Консервы девять лет в Мордовию посылала. Ждала… А хороший человек, кому он нужен, спрашивается?.. («Компромисс»)

Жил в Германии хрупкий болезненный юноша. Заикался от неуверенности. Избегал развлечений. И только за роялем он преображался. Звали его Моцарт. Говорят, Сальери выглядел куда более полноценным...

Комплекс неполноценности – огромная сила. Вот только неясно – разрушительная или созидательная...

	Мы поднялись в ресторан. Он заказал водки. Выпили. — Отчего ты грустный? — Секин коснулся моего рукава. — У меня, — говорю, — комплекс неполноценности. — Комплекс неполноценности у всех, — заверил Секин. — И у тебя? — И у меня в том числе. У меня комплекс твоей неполноценности.
	— «Хочу быть сильным»

	Есть что-то ущербное в нумизматах, филателистах, заядлых путешественниках, любителях кактусов и аквариумных рыб. Мне чуждо сонное долготерпение рыбака, безрезультатная немотивированная храбрость альпиниста, горделивая уверенность владельца королевского пуделя… Говорят, евреи равнодушны к природе. Так звучит один из упрёков в адрес еврейской нации.[2]
	— «Заповедник», 1983