Алла Гербер: в большой политике и в жизни важно знать, что хоть кто-то не лжет
Сюжет: Парламентаризм новой России
12:00 02/12/2016
С этого материала РАПСИ начинает совместный проект с историографическим сообществом «Политика на сломе эпох» под общим названием: «Парламентаризм новой России». В рамках этого проекта наши читатели смогут прочитать интервью с депутатами Госдумы России первого созыва, узнают, как строилась работа в парламенте и какие они, народные избранники, лично.
Первый наш гость – Алла Ефремовна Гербер, депутат Госдумы первого созыва фракции «Выбор России».
- Алла Ефремовна, как Вы пришли в политику и стали депутатом Госдумы РФ первого созыва?
- Перед выборами в Госдуму первого созыва я уже довольно крепко была связана с Демократической Россией и демдвижением в целом. Я входила в руководящие органы этой организации вместе с покойной Галиной Старовойтовой, Львом Пономаревым, Михаилом Шнейдером и другими.
Но мой политический и общественный путь начался даже не с ДемРоссии, а раньше. В 1989 году было организовано независимое движение писателей «Апрель», в которое входило более 600 человек, и это был наш протест тому КГБшному Союзу писателей, который существовал официально. Это было собрание прогрессивной писательской, поэтической и переводческой элит. Мы занимались не просто вопросами свободы слова, но и выезжали в «горячие» точки «парада суверенитетов», которых тогда было много: Рига, Вильнюс, Тбилиси, Карабах… Также, мы писали письма с требованием возвращения на Родину Аксенова и Солженицына, освобождения Гавела. Таким образом, хоть эта организация и просуществовала не очень долго, но мы успели за этот короткий срок сделать очень многое. Все закончилось, когда на одно из наших собраний явилась шайка националистов из 70-80 человек. Они все представляли довольно популярную тогда неонацистскую партию «Память». Они начали выкрикивать разные националистические лозунги, размахивать руками и даже угрожали физической расправой многим, включая меня. Тогда я дала себе обещание: я доведу этих людей до суда. И я это сделала, добилась слушания, на котором организатору дали срок. Это был первый и на долгое время последний антифашистский процесс в России. Вот так, на волне этой деятельности, я стала заметным общественным деятелем, вошла в ДемРоссию.
Выбираться же в Госдуму в 1993 году меня позвала не партия, не движение, а клуб избирателей. По зову души, что называется. Я тогда была крайне удивлена предложению стать депутатом, так как не представляла себя в роли народного избранника. Для меня депутат – это что-то малореальное, из картинки, где заседает Верховный Совет, и все дружно голосуют «за». Тем не менее, меня уговорили. Мне на кампанию выделили 1000 долларов. И вся моя агитация стоила именно этих денег. Я их потратила на предвыборную газету, в которой про меня много рассказывали известные люди: Борис Васильев, Борис Заходер, Инна Чурикова, Михаил Козаков… Благодаря, в том числе, этой поддержке я победила, стала депутатом Государственной думы. Победила, кстати, довольно сильных соперников.
Тогда же, примерно, у меня состоялась первая встреча с Егором Гайдаром, с которым меня познакомил его отец, Тимур Гайдар, входивший в наш «Апрель», и, с которым мы были дружны. Мы очень подружились с Егором, и я до их пор не могу ни поверить, ни осознать, что его нет с нами.
- Какое впечатление он на Вас произвел?
- Самое первое впечатление, которое он на меня произвел, и оно сохранилось до конца – это впечатление абсолютно светлейшего человека, он был светел изнутри, как светлое небо, он светился теплотой, интересом к собеседнику, желанием выслушать, но не только выслушать, а понять, что человек говорит. Я до сих пор вспоминаю, как он был поразительно галантен, поразительно интеллигентен. И за счет этих редких во все времена качеств, он, его реформы, его партия были поддержаны многими известными и интеллигентными людьми. Они знали и были уверены в этом знании, что Гайдар не врет. А в обстановке большой политики, реальной жизни знать точно, что хоть кто-то не лжет – это очень важно.
- Как известно, на выборах в первую Думу самым удивительным была победа ЛДПР в голосовании по партийному списку. Это было протестное голосование?
- Я не думаю, что это было протестное голосование. Мне кажется, что та ситуация была аналогична голосованию «за» Трампа в США. Потому, что Жириновский много чего наобещал, он буквально расшвыривался несбыточными обещаниями. Ну, все же до сих пор помнят: «Каждой бабе по мужику, а мужику – по бутылке водки». И: «Мы омоем сапоги в Индийском океане». Жириновский выстраивал всю свою риторику на этом примитивном, доступном слишком широкому кругу избирателей уровне. Надо еще отметить, что, наверное, люди в стране истосковались по какому-то «народному» депутату, вот он и слепил себе имидж именно такого «своего», «народного», «рубаха парень» депутата на потребу публике.
Однако ЛДПР хоть и выиграла выборы по спискам, но по совокупности списка и одномандатников самой крупной фракцией стал «Выбор России». Кроме того, важно понимать, что за «Выбор России» проголосовала только та часть избирателей, которая была прогрессивна, которая верила в свободную и либеральную Россию. Их, как мы поняли, было не так уж много.
Конечно, вспоминая ту предвыборную компанию, я уверена, что у либералов было все плохо с пропагандой своих идей, что мы не разъясняли что за реформы, зачем, что потом и так далее. Я всегда говорила: «Егор, людям на пальцах надо объяснять, что мы делаем». Тем более, что тогда у нас еще была возможность часто выступать в СМИ. Но этого не делалось. У нас был отвратительный пиар. Гайдар, в свою очередь, был уверен, что сейчас не до этого, что дело возьмет свое и докажет, кто прав, а кто виноват. Но мы тогда плохо понимали, что результаты этих дел будут через пять-шесть лет.
- Существует мнение, что Борис Ельцин абстрагировался от выборов Госдумы РФ первого созыва, не дав, таким образом, «Выбору России», считавшимся пропрезидентским блоком, стать партией с серьезным перевесом в голосах, что позволило бы быстрее проводить необходимые для реформирования новой России законопроекты. Так ли это?
- Да, наверное, так оно и было. Я не знаю, почему так произошло. Но я знаю другое, что видела своими глазами на нескольких встречах Ельцина с Гайдаром: Ельцин его просто любил. Я думаю, что в определенный момент он не Егора предал, а испугался собственного народа. Он видел, как народ не любит реформаторов. Ведь народ наш навешал на нас, реформаторов, все, включая то, к чему мы не были причастны. В первую очередь, разумеется, доставалось Гайдару с Чубайсом.
Понимаете, я всегда называла Ельцина «сильно-слабым человеком». С одной стороны он был очень сильный человек, мужик (в хорошем смысле этого слова), медведь в политике, а с другой – очень много слабостей. И за счет этой слабости он, как мне кажется, испугался, что не сможет народ убедить в обратном, что реформаторы все делали правильно.
- От многих противников тогдашнего президента Ельцина и демократии в целом, звучат упреки, что исполнительная ветвь власти пыталась манипулировать депутатами. Скажите, давление действительно оказывалось?
- Я этого не чувствовала никогда. Ни я, ни мои товарищи, с которыми я была достаточно близка. К слову, у нас была достаточно дружная Дума. Мы во фракции были друзьями, компанией: у нас были свои «тусовки», свои дни рождения и другие празднества, это была совершенно особая атмосфера, которой не было после этого и не знаю, будет ли когда-нибудь еще. Поэтому я могу ответственно сказать, и со слов моих друзей - я не знаю случаев, чтобы нами кто-то манипулировал. Этого не было.
- В своем приветственном выступлении на первом заседании первой Госдумы тогдашний Премьер Черномырдин призвал депутатов исключить из лексикона избранников слова «нетерпимость» и «нетерпение». Как работалось и проходило взаимодействие с тогдашней оппозицией?
- Вы знаете, я отвечу так. Та интеллигентность, которая была в Гайдаре, передавалась всей нашей фракции. И мы, напитавшись ею, пытались задавать тон всем заседаниям Госдумы. Иногда это получалось. Однако красно-коричневая оппозиция – КПРФ, Аграрии, ЛДПР и другие - очень часто вели себя отвратительно, по-хамски.
- Алла Ефремовна, первая Дума была местом для дискуссий?
- Безусловно! Я первую Думу вспоминаю с каким-то удивлением, что она вообще была. Я каждый раз шла в Госдуму с удовольствием, так как я понимала, что это дело, дело не праздное, а нужное. Мы почти все ходили на заседания. Я не припомню пустующего зала заседаний, в отличие от сегодняшних дней. Тогда было удивительное время, в Думе был абсолютно свободный микрофон. Можно было взять слово, и сказать, что считаешь нужным. Дисциплина была железной: перед каждым, подчеркиваю, перед каждым заседанием мы собирали фракцию и вырабатывали стратегию, линию поведения, какие законы поддерживать, какие – нет.
- Насколько серьезной была оппозиция политике Ельцина справа – то есть со стороны последовательных демократов?
- Вы знаете, к сожалению, тогда была заложена основа под то, что в последствии стало бедой всего демократического движения: отсутствует единый стержень, единство демократических сил. Мы были разобщены, не могли скооперироваться. В это же время, красно-коричневые проделывали это весьма успешно. Чтобы ни говорил в своих речах антикоммунистического Жириновский, но он часто выступал в тандеме с КПРФ, чтобы либо принять закон, либо провалить его.
У нас тогда была еще конфронтация с Яблоком. Это была настоящая беда. Я лично являюсь свидетелем того, что Егор Гайдар был готов идти на компромиссы и договариваться. Я лично это наблюдала. Я лично присутствовала при переговорах, когда Гайдар с Явлинским договорились об объединении. А на следующее утро Григорий Алексеевич от этого отказался, не моргнув глазом, предав Гайдара, наплевав на договоренности. И это было неожиданностью для всех, в первую очередь, для нас.
- А почему Явлинский до сих пор соперничает с уже давно покойным Гайдаром? Может, это зависть?
- Я считаю, что это в первую очередь обида за то, что Ельцин в 1992 году для реализации экономической программы выбрал не Явлинского с его программой «500 дней», а Гайдара. Кстати, в разработке программы Явлинского также принимал участие известный экономист Евгений Ясин, которому не помешало потом уважать, ценить и быть в команде Гайдара. При этом, Ясин был часто не согласен с Егором. И он не комплексовал от этого. Но Григорий Алексеевич не такой человек. Это даже не мелочность, а мелкость. Он маленький, он закомплексован.
- Алла Ефремовна, какие вопросы лично для вас были приоритетными?
- В первой Госдуме я была в Комитете по науке и культуре. Кстати, очень плодотворная в нем была работа. Для меня, как человека, пришедшего в Думу из области культуры, был очень важен закон «О кино», который я тоже разрабатывала. В нем было заложено много возможностей для свободы, меньше контроля со стороны государства. Конечно, оно участвовало, так как тогда еще нельзя было понять, что можно снимать кино на деньги рекламодателей или пожертвования. Но это уже было нами заложено законодательно, как и понятие и поддержка авторского и независимого кино.
Так же я участвовала в разработке таких законопроектов, как: закон «О музейных фондах и музеях РФ», «О лицах творческой профессии и творческих союзах», «Об авторском праве и смежных правах» и других. Как видите, работы было много.
Второй моей сферой интересов были межнациональные отношения. Тогда уже меня позвали организовывать Центр «Холокост», который для меня не еврейская организация, а память и предупреждение. И вот тогда-то я впервые занялась межнациональными отношениями, чем занимаюсь по сей день. Я всегда, на всех лекциях и круглых столах говорю, что если был возможен тот Холокост, то возможен и рецидив. Поэтому, то, что произошло тогда, надо помнить и воспринимать, как предупреждение всем нам. Уже тогда, в первой Думе, разумеется, не зная и не предполагая сегодняшних реалий, я говорила о вреде государственной пропаганды, что это очень опасно. Ведь кучка людей в 30-е годы прошлого века смогла обдурить большую и великую нацию – немцев.
Кроме того, мне удалось провести, и я этим горжусь, слушания в Думе под названием: «Опасность фашизма в стране, победившей фашизм». Я была поддержана Гайдаром, а вот тогдашний спикер нижней палаты парламента – Иван Рыбкин – очень долго сопротивлялся. Там присутствовал и Жириновский. Не только в качестве плакатов, на которых были все его националистические изречения, но и лично. Он на этих слушаниях много кричал, как обычно. Выкрикивал националистические лозунги, а меня обещал отправить последним вагоном на Север. Если кто-то не помнит, есть у него такая одноименная книга. И еще одна характерная деталь, отвечающая на один из Ваших предыдущих вопросов: красно-коричневых на слушаниях было очень много. Зато демократов – раз-два и обчелся. Несмотря на то, что звали.
- В 90-х националистическая идея была очень сильна. Почему?
- Она была сильной тогда, но не меньше, чем сейчас. Накал не спал. Тогда было много разных националистических организаций на любой вкус. Но и сейчас их не меньше. Но если они тогда, в 90-е, были преимущественно антиеврейскими, то сегодня они дополнили свою риторику антикавказскими, антиазиатскими, антиукраинскими, антиевропейскими и антиамериканскими лозунгами, считая, что есть только русские и никого больше. Тем более, что некоторые из этих тезисов поддерживаются на государственном уровне.
Проблема, почему это было так популярно в 90-е довольно проста, как мне кажется. СССР просуществовал более 70 лет. Более 70 лет люди строили коммунизм, это была своеобразная религия, заменившая основные религиозные культы в стране. Они ехали в переполненном автобусе на работу, и держались за эти поручни идей. Но в 1991 году кончилась та страна с той идеологией. Однако взамен ничего разумного не было предложено. Мы – демократы – предлагали, но у нас не получилось, мы не сумели вооружить общество своими идеями. А эти маргинальные, националистические идеи лежат на поверхности, очень доступны и предельно понятны. Не говоря уже о том, что за все эти годы существования СССР народ привык, что есть враг. Но уже в конце 80-х выяснилось, что те, кого нам преподносили как врага долгие десятилетия – не враг. И этого психология многих бывших советских граждан не могла вынести.
- То есть, в определенный момент начала культивироваться ненависть, как национальная идея?
- Совершенно верно. Самоутверждение не за счет созидания, а за счет деструкции и ненависти.
- Историографическое сообщество «Политика на сломе эпох» и Фонд Ельцина к 20-летию избрания ГД РФ первого созыва проводили круглый стол. Тогда один из участников мероприятия высказался в том смысле, что главный и основной смысл первой Думы был в том, чтобы принять выборное законодательство. На этом ее функцию можно считать исчерпанной. Вы согласны с этим?
- Я согласна с тем, что это направление было очень важным. Мы заложили ту основу, на которой развивалась и развивается до сих пор избирательная система России. Это было важно для будущей демократизации общества. Но не я уверена, что смысл Думы был исключительно в этом. Первая Госдума была также хорошей возможностью для продвижения либеральных идей, экономических реформ и реформации страны в целом.
- Если так, то почему тогда «Выбор России», в котором Вы состояли, внес, и они были приняты, 142 законопроекта, что почти половина от всего, что приняла тогда Дума?
- Да, безусловно, работа кипела. Но заложить основы выборной системы было крайне важно.
- Традиционный вопрос, который я буду задавать всем, с кем беседую. Продолжите фразу: «Госдума России первого созыва – это:»?
- … Это была первая и последняя по-настоящему свободная и способная создавать и принимать законы Дума.
Справка:
Алла Ефремовна Гербер родилась 3 января 1932 года в Москве. Окончила Московский государственный университет имени М.В.Ломоносова, юрист. Писатель. Член фракции «Выбор России». Член Комитета ГД по образованию, культуре и науке. В марте 1994 года - член инициативной группы по созданию партии ДВР. Работала адвокатом, юрисконсультом, журналистом в «Московском комсомольце», «Известиях», «Литературной газете», журнале «Юность», редактором на киностудии имени Горького, обозревателем журнала «Советский экран». Автор более десяти художественных и документальных книг. Была одним из организаторов независимого движения писателей «Апрель», членом координационного совета движения «Демократическая Россия», организатором Московского антифашистского Центра, активистом фонда «Холокост». С 1995 года — президент фонда «Холокост».
Беседовал журналист, исполнительный директор историографического сообщества «Политика на сломе эпох», Артем Амелин
Комментариев нет:
Отправить комментарий