history
jewish.ru
Евреев убивали по-соседски
11.07.2013
10 июля 1941 года — страшная дата в истории Второй мировой войны и Холокоста. В этот день почти все еврейское население местечка Едвабне было убито своими польскими соседями.
Хотя погром не был тайной за семью печатями, широко известным этот факт стал лишь в начале XXI века. Вопрос о том, несут ли поляки часть ответственности за уничтожение еврейского населения в годы нацистской оккупации, около десятилетия назад всколыхнул все польское общество.
В Едвабне, небольшом городке на северо-востоке Польши, многочисленное еврейское население проживало с середины XVIII века. Перед началом Второй мировой войны евреи составляли 60-70 процентов от всего населения городка в 2000 человек.
Согласно условиям пакта Молотова-Риббентропа, восточные районы Польши в самом начале Второй мировой войны были заняты Красной армией. Едвабне, тоже ставший советским, получил статус райцентра Белостокской области БССР. Население перешедших к СССР территорий поначалу отнеслось к смене власти с энтузиазмом, однако изъятие земель, насильственная организация колхозов, массовые депортации в Сибирь потенциально «неблагонадежных» групп населения привели к массовому разочарованию.
Вермахт занял Едвабне уже в первый день вторжения в Советский Союз — 22 июня 1941 года. Поскольку среди местного населения было сильно убеждение в том, что евреи являются опорой советской власти, антисемитские инциденты не заставили себя долго ждать. Во многих районах Западной Украины, Западной Белоруссии и Литвы кровавые погромы произошли сразу после ухода советских войск, но еще до прихода нацистов.
25 июня 1941 года поляки приступили к еврейским погромам. Они убивали своих соседей топорами, протыкали вилами, вырезали им языки, выкалывали глаза, топили в пруду, рубили головы. Простые обыватели играли в футбол отрезанной головой учителя иврита. Местный ксендз отказался остановить кровопролитие, потому что считал всех евреев коммунистами. Было и негласное одобрение местных властей, «согласовавших» погром с немцами.
10 июля гитлеровцы отдали приказ об уничтожении всех оставшихся в живых евреев, а его исполнителями стали поляки. Они согнали евреев на центральную площадь, а затем повели их в сарай на окраине городка, куда раньше уже побросали тела растерзанных жертв. Там и сожгли всех вместе, живых и мертвых. По дороге к месту сожжения поляки постарались сделать шествие евреев шутовским. Их построили в колонны по четыре во главе с девяностолетним раввином, которого заставили нести красное знамя, принудили играть оркестр, заглушавший крики жертв.
После войны Едвабне отошел к Польше. В мае 1949 года в Ломже состоялся процесс над едвабненскими погромщиками, в результате которого большая часть обвиняемых получила от 8 до 15 лет тюрьмы, а один был приговорен к расстрелу, но позднее приговор заменили 15 годами лишения свободы. Сам процесс прошел без огласки, в печати о нем ничего не сообщалось, и в стране об этом практически никто не знал.
В 2001 году была опубликована книга работающего в США польского историка Яна Гросса «Соседи. Уничтожение еврейской общины Едвабне», о которой польское общество спорит до сих пор. Гросс приходит к однозначному выводу, что около 1600 едвабненских евреев были уничтожены (конечно, при покровительстве гитлеровцев) местными жителями-поляками.
10 июля 2001 года на траурной церемонии в Едвабне, посвященной 60-летию погрома, при большом стечении людей президент Польши Александр Квасьневский от себя лично и от имени тех поляков, которые переживают боль и стыд за эту трагедию, попросил прощения у еврейского народа. Он подчеркнул, что это самый трудный шаг за годы его президентства.
Материал подготовил Роберт Берг
А.К. Хотел бы спросить у наших "миротворцев" понимают ли они, кто сегодня наши СОСЕДИ?
ЕДВАБНЕ
Александр Городницкий
Меиру Строяковскому
В воду речную войти попытаемся дважды:
Всё изменилось вокруг со времен Гераклита.
В польской земле существует местечко Едвабне,
Тайна кровавая в этом местечке сокрыта.
После войны на полвека умолкло местечко,
Взгляд отводили поляки, которые старше,
Но неожиданно вдруг объявилась утечка –
Жид уцелевший, в Нью-Йорке профессором ставший.
Год сорок первый, дыхание горькой полыни,
Непогребенные юных жолнеров останки.
Польские земли идут из огня да в полымя, –
То под советские, то под немецкие танки.
И возникает, над Польшею вороном рея,
Эта позорная, черная эта страница,
Как убивали в Едвабне поляки евреев,
Чтобы деньгами и скарбом чужим поживиться.
Били и мучили их, убивали не сразу,
Тех, с кем годами до этого жили в соседстве,
Не по приказу немецкому, не по приказу,
А по велению пылкого польского сердца.
Красное знамя нести заставляли раввина,
Гнали по улицам через побои и ругань.
После загнали под черные срубы овина
И запалили бензином политые срубы.
В тот же сарай запихнули совместно с жидами
Статую Ленина, сброшенную с постамента,
Так и смешались, в одной захоронены яме,
Пепел людской и обугленный гипс монумента.
Что еще вспомнится в этом пронзительном вое,
Дыме и копоти? – В общем не так уж и много:
Школьник веселый играет в футбол головою
Только вчера еще чтимого им педагога.
Дети и женщины, и старики, и калеки, –
Было их много, – не меньше полутора тысяч.
Кто их припомнить сумеет в сегодняшнем веке?
Кто имена потрудится на мраморе высечь?
Всех извели, чтобы было другим не повадно,
Чтобы от скверны очистилась Речь Посполита.
В польской земле существует местечко Едвабне,
Тайна кровавая в этом местечке сокрыта.
Я побывал там недавно со съемочной группой,
В том городке, что по-прежнему выглядит бедно.
Площадь, базар, переулки, мощеные грубо,
Старый костел прихожан призывает к обедне.
Спросишь о прошлом, – в ответ пожимают плечами
Или слова подбирают с трудом и не быстро.
Как им живется, им сладко ли спится ночами,
Внукам людей, совершавших когда-то убийства?
Мэр городка черноусый по имени Кшиштоф
Дал интервью, озираясь на окна в испуге:
«Да, убивали поляки, конечно, но тише, –
Этого нынче никто не признает в округе».
Что до прелатов – ответ их всегда одинаков:
«Те и виновны, что в общей укрылись могиле, –
Сами себя и сожгли, чтобы после поляков
В том обвинять, что они никогда не творили».
Стебли травы пробиваются из-под суглинка,
В нынешнем веке минувшее так ли уж важно?
В польской истории нету названья «Треблинка»,
В польской истории нету названья «Едвабне».
Мир убиенным, землей безымянною ставшим,
Красным бурьяном, встающим над склоном покатым.
В русской истории нету названья «Осташков»,
В русской истории нету названия «Катынь».
Ветер в два пальца свистит, как раскосый кочевник.
Дождик танцует по сумрачному бездорожью.
Новые школьники новый листают учебник, –
Новая кровь открывается старою ложью.
2001
ЕДВАБНЕ
Александр Городницкий
Меиру Строяковскому
В воду речную войти попытаемся дважды:
Всё изменилось вокруг со времен Гераклита.
В польской земле существует местечко Едвабне,
Тайна кровавая в этом местечке сокрыта.
После войны на полвека умолкло местечко,
Взгляд отводили поляки, которые старше,
Но неожиданно вдруг объявилась утечка –
Жид уцелевший, в Нью-Йорке профессором ставший.
Год сорок первый, дыхание горькой полыни,
Непогребенные юных жолнеров останки.
Польские земли идут из огня да в полымя, –
То под советские, то под немецкие танки.
И возникает, над Польшею вороном рея,
Эта позорная, черная эта страница,
Как убивали в Едвабне поляки евреев,
Чтобы деньгами и скарбом чужим поживиться.
Били и мучили их, убивали не сразу,
Тех, с кем годами до этого жили в соседстве,
Не по приказу немецкому, не по приказу,
А по велению пылкого польского сердца.
Красное знамя нести заставляли раввина,
Гнали по улицам через побои и ругань.
После загнали под черные срубы овина
И запалили бензином политые срубы.
В тот же сарай запихнули совместно с жидами
Статую Ленина, сброшенную с постамента,
Так и смешались, в одной захоронены яме,
Пепел людской и обугленный гипс монумента.
Что еще вспомнится в этом пронзительном вое,
Дыме и копоти? – В общем не так уж и много:
Школьник веселый играет в футбол головою
Только вчера еще чтимого им педагога.
Дети и женщины, и старики, и калеки, –
Было их много, – не меньше полутора тысяч.
Кто их припомнить сумеет в сегодняшнем веке?
Кто имена потрудится на мраморе высечь?
Всех извели, чтобы было другим не повадно,
Чтобы от скверны очистилась Речь Посполита.
В польской земле существует местечко Едвабне,
Тайна кровавая в этом местечке сокрыта.
Я побывал там недавно со съемочной группой,
В том городке, что по-прежнему выглядит бедно.
Площадь, базар, переулки, мощеные грубо,
Старый костел прихожан призывает к обедне.
Спросишь о прошлом, – в ответ пожимают плечами
Или слова подбирают с трудом и не быстро.
Как им живется, им сладко ли спится ночами,
Внукам людей, совершавших когда-то убийства?
Мэр городка черноусый по имени Кшиштоф
Дал интервью, озираясь на окна в испуге:
«Да, убивали поляки, конечно, но тише, –
Этого нынче никто не признает в округе».
Что до прелатов – ответ их всегда одинаков:
«Те и виновны, что в общей укрылись могиле, –
Сами себя и сожгли, чтобы после поляков
В том обвинять, что они никогда не творили».
Стебли травы пробиваются из-под суглинка,
В нынешнем веке минувшее так ли уж важно?
В польской истории нету названья «Треблинка»,
В польской истории нету названья «Едвабне».
Мир убиенным, землей безымянною ставшим,
Красным бурьяном, встающим над склоном покатым.
В русской истории нету названья «Осташков»,
В русской истории нету названия «Катынь».
Ветер в два пальца свистит, как раскосый кочевник.
Дождик танцует по сумрачному бездорожью.
Новые школьники новый листают учебник, –
Новая кровь открывается старою ложью.
2001
Комментариев нет:
Отправить комментарий