Яблоки
после грозы
Аркадий Красильщиков
В этой истории документы использованы подлинные. Только фамилия
главного героя изменена...
Дано сие в том, что в метрической книге о родившихся по м.
Тальное евреях за 1902 год под номером 174 мужской графы значится следующая
запись: 18 декабря 1902 года у Лейзера Яновского из м. Кракинова и жены его
Этель ур. Шапиро родился сын, коему дано имя Хаим.
Отец новорожденного владел мельницей, амбарами и большим магазином
на первом этаже собственного дома. Погромы начала ХХ века Тальное миновали –
там был сильный отряд самообороны. Старший Яновский сохранил нажитое и даже
приумножил его, полагая, что делает это с благой целью дать образование детям и
вывести их за «черту оседлости» в мир больших возможностей. Торговец хлебом
соблюдал обычаи, но в глубине души был убежден, что миром правит не Бг, а
деньги. Лейзеру Яновскому удалось подняться над чесночной местечковой
бедностью, и он желал, чтобы его дети отличались от всех остальных детей мира
не пейсами и лапсердаком, а уровнем знаний и удачливостью в карьере...
Бедняга совершил обычную ошибку, полагая, что само богатство есть
гарантия правильного воспитания потомства. Он не был готов к Великому переделу
1917 года.
Его сын принял переворот с восторгом. Разбогатев, отец Хаима
мечтал стать свободным человеком. Сам Хаим решил выполнить ту же задачу,
расправившись с богатеями. Спятившее, бегущее время вербовало скороходов, не
спрашивая на то их согласия. Сила противостоять безумию большинства – качество
редкое. В любом случае, за три года большевистского кошмара Хаим без особых
проблем избавился от пут «веры моисеевой» и отцовских «предрассудков».
У.С.С.Р
Действителен по 9 декабря 1921 г.
Уманский уездный уголовный
розыск
9 ноября 1920 года.
Мандат дан сей агенту Досовского района судебно-уголовного
розыска рабоче-крестьянской милиции тов. Яновскому Хаиму, в том, что он призыву
в ряды Красной Армии не подлежит и по роду своей службы имеет право ношения
всякого рода холодного и огнестрельного оружия, производить обыски и аресты по
делам судебно-уголовного характера. Ему обеспечивается бесплатный проезд по
железным дорогам, бесплатное пользование телефоном, телеграфом при
беспрепятственном входе во все театры, кинематографы и увеселительные места. Он
также имеет право требовать перевязочные средства по служебным делам и право
свободного хождения по городу и проезд по уезду во всякое время дня и ночи.
Военным и гражданским властям надлежит оказывать полное и законное содействие
при исполнении им служебных обязанностей.
Его личность и собственная подпись
Яновский Х.
Подписями и приложением
печати удостоверяется.
Начальник уголовного розыска
В. Пилипов
Секретарь
Башинлов
Делопроизводитель
(подпись неразборчива).
Вот она – свобода. «Проклятый царизм» евреев в полицию не брал. Да
и не только в этом дело: отец годами отвоевывал «гильдейство», стремясь без
помех жить там, где заблагорассудится. А сыну даже проезд предоставили
бесплатный. Отец привык платить за все, но и сам требовал, чтобы ему платили.
Сын мог посещать «на халяву» «увеселительные места», имея вместо билета «кожан»
и маузер на бедре. Как известно, в годы военного коммунизма частная торговля
была запрещена, и все тяготы по справедливому распределению народных богатств
взял на себя лысый коротышка в Кремле. Страна гибла, но ускоренно двигалась к
Коммунизму. Из семейных преданий известно, что ускорение нового времени
оказалось не по плечу Лейзеру Яновскому. Совсем он отчаялся и опустил руки,
предоставив заботу о доме жене.
К счастью, оказалась она женщиной деловой, энергичной и тайно
приторговывала остатками пшенички, спасая от голодной смерти все семейство.
Подтвердить это документами не могу, но думаю, что все так и было – младший Яновский
страдал, но маму не арестовывал. По мягкости характера и из-за исключительной
привязанности к родителям он закрывал глаза на «страшные преступления» против
народной власти.
За скудной трапезой Хаим учил стариков азам политграмоты,
рассказывая родителям о сияющем, счастливом мире завтрашнего дня. Рассказывая,
он вскакивал и начинал размахивать руками. Глаза Хаима горели, а штаны,
отягощенные мандатом и маузером, сваливались...
– Были бы все здоровы, – бормотала несознательная мама агента.
Отец, как правило, отмалчивался. Он тяжко болел и готовился к смерти...
В 1920 году мужик вернулся с гражданской бойни и понял, что к
Великому переделу он не поспел. В награду за службу комиссары реквизировали у
верных слуг последнее. Крестьянин отказался подыхать безропотно и снова взялся
за винтовку. Уголовный розыск потерял свою актуальность. Сознательного Хаима
бросили на борьбу с мужичками. Очередной мандат не сохранился, но уцелели
строчки автобиографии:
В 1921 году вступил в отряд самообороны по борьбе с бандитизмом.
Где побыл до января 1923 года, т.е до реформирования ОПВДа.
Безумцы в Кремле поняли, что от мертвого крестьянина не дождешься
ни хлеба, ни покорности, и заменили грабеж продразверстки обычной и привычной
данью налога. Бунтующий народ успокоился и спрятал обрез за стреху сарая.
Хаиму тоже пришлось разоружиться и вернуться в Тальное. Отец его к
тому времени благополучно отмучился, успокоившись под камнем на еврейском
кладбище, а мать уже на законном основании продолжала торговать хлебом.
Два десятка лет прожил Хаим. Ложь догм учит человека только одному
– жестокости и глупости. Хаим желал и дальше сражаться за дело мировой
революции, но пришло время работать: создавать что-то в любви, а не разрушать в
ненависти. Впрочем, новая власть учла заслуги своего защитника и определила его
на должность полуначальственную: Хаиму вручили чернильницу с мухами и
потрепанную амбарную книгу сапожной артели.
Шесть долгих месяцев держался «юноша со взглядом горящим», но на
седьмой не выдержал: сорвал нарукавники, сплюнул под ноги старорежимным
сапожникам и «рванул» в город Киев добровольцем Красной армии. В Тальном, при
всем старании, он продолжал быть обычным еврейским парнем, а он считал себя
«пламенным интернационалистом». Бывший агент желал превращаться, перерождаться
активней.
Хаима записали в солдаты и вновь даровали привилегии. Были они
пожиже, чем в «уголовке», но все-таки были. В стране повальной уравниловки все,
и с самого первого дня, было построено на неравенстве. Понять наших прадедов и
дедов легко. Столетия – никаких привилегий – одно бесправие, а тут вдруг все
сразу...
Удостоверение
Дано сие отделенному вверенного мне полка тов. Яновскому Х. в
том, что на его изжевении состоят члены семьи: мать, Яновская Этля – 55 лет,
брат, Яновский Давид, 14 лет, сестра Мириам, 18 лет…
…настоящее выдано на предмет получения вышеупомянутыми
семейного пайка…
Кроме пайка семья Яновского Х. не подлежала выселению из своего
собственного дома, а брат и сестра могли и дальше «учиться коммунизму» в любом
городе необъятного отечества.
В 22 года несчастный Хаим жрет скудный казенный харч и живет
слишком уж нервной жизнью. Природой он не был подготовлен к такому быстрому
превращению. У «солдата революции» открывается язва, и отправляют его к маме в
бессрочный отпуск, удовлетворив жалованием и положенной амуницией по
арматурному списку.
Шинель дали «отделенному» – одну, рубаху летнюю, гимнастическую –
одну, шаровары летние – одни, ботинки – одни, рубах нательных – две, брюк
исподних – две пары, утиральник один и портянок одну пару...
Рубах походных, шаровар суконных, шлемов летних и зимних, сапог,
лаптей и фуфайки выдано не было. Прочерк в арматурном списке.
По аттестату демобилизованный получил хлеб, соль, спички, чай и
даже перец, а также кормовые деньги от ст. Киев до ст. Тальное.
«...по расстоянию в 390 верст из оклада удовлетворен на 2 дня –
итого 76 коп.»
Вот они – тайные знаки превращения: копеечки, рубахи нательные,
брюки исподние. Правда, лаптей не получил Яновский, да и данное при рождении
имя осталось прежним – Хаим, согласно иному «арматурному» списку –
свидетельству раввина.
Все же и здесь был сделан первый шажок. Сатана не торопится. К
столу с договорчиком он нас подводит ласково и медленно. (Знаю точно, потому
как и сам по этой дорожке топал.)
Но автор этого сочинения весь компромат уничтожил, а бедный Хаим
был неосторожен. Так вот, сохранился документ в твердой корочке: билет члена
дома («будынка») Красной Армии им. Ильича. В билетике этом сын Лейзера и Этли
впервые застенчиво именуется Ефимом... И все же, хочется думать, что труден был
первый шаг. Не так просто отказаться от своего имени. Впрочем, время было такое
– время повального и всеобщего отказа. Хотя не совсем понятно, почему отказ
этот, как правило, был односторонним. Не установлено ни одного случая превращения
Льва в Лейба, хотя бы и в честь доблестного товарища Троцкого...
Отказался наш герой от гордого и радостного имени, означающего в
переводе «жизнь». Дальше – проще. Стоило только начать...
Поручение
Предъявитель сего субагент Госстраха тов. Яновский Ефим
Лазаревич командируется в село Павловку…
Покойный отец уже не Лейзер, он Лазарь, но пока что не Леонид. Все
впереди. Агент Госстраха Яновский получил вторую книжицу в твердой обложке:
Ефим Лазаревич стал членом Центрального рабочего клуба «Заповедь Ильича». Клуб
занимался:
«Сплочением масс в товарищескую семью на почве пробуждения и
всестороннего углубления классового самосознания, культурно-творческой
самодеятельностью, а также предоставлением разумного отдыха и развлечений».
Товарищеская семья «на почве пробуждения классового сознания».
Сегодня что-либо понять в этом бреде совершенно невозможно. Какой больной мозг
смог придумать все это и переродить в звуки? Бедный Ефим-Хаим жил в
перевернутом мире, внезапно пораженном повальной эпидемией буйного
помешательства. В этом мире все отказывалось от старых имен и получало дурные
кликухи: города, деревни, улицы, театры… Почему бы и Хаиму не превратиться в
Ефима? ...Имечко вроде бы безобидное. Но уже отмечалось, как осторожен дьявол,
– это дети новообращенных станут полными уродами: Виленами, Сталинами и
Кимами...
Оставим в покое нечистую силу. Из автобиографии:
В августе 1925 года я переехал в Ленинград и был принят на
завод им. Энгельса, где проработал до апреля 1932 года.
В дорогу взял Яновский не только старую шинель и мешок с
провизией, но и справку из поселкового совета. На серой бумажке слева – штамп
на украинском языке, а справа – на идише древними буквами иврита. В бумажке с
великими знаками народной памяти наш герой вновь именуется Хаимом.
Сопротивлялось первородство, из последних сил сопротивлялось. Все еще сыном
своего отца уехал он из местечка, но ровно через год вернулся в Тальное полным
Ефимом Леонидовичем... В те нервные годы никто без справок не ездил. Страшно
было ездить без документика. Вот и рабочему человеку, гегемону, пролетарию,
выдали на заводе им. Энгельса отпускное свидетельство. Выдали, как солдату
Армии Труда.
Под документик этот использовало заводское начальство старую
платежную ведомость за 1914 год. Старорежимная эта бумажка даже номер имела,
подробный анализ работ, итог к денежной выдаче, штрафы и примечания. Напечатана
была ведомость просторно, красиво и точно, а совковая писулька на обороте
отбита безграмотно, бледно, на изношенной машинке. Тут не нужна никакая
статистика, ученые труды по экономике, социологии и прочему. Плохо было в
новообращенном городе с полиграфией, да и не только с ней. В Тальном хоть
солнышко светило вволю, да и овощи, фрукты перли из чернозема в изобилии.
Городские ездили в деревню на «откорм». Поехал и новый питерский пролетарий.
Без особой охоты, надо думать, поехал, потому что в Тальном каждый знал, что
Ефим Леонидович обрезан в срок, что отец комсомольца был
эксплуататором-буржуем, а мать за торговлю мукой лишили в свое время
избирательных прав...
В большом же городе, до поры до времени, конечно, все «грехи»
списывались без труда. До поры до времени. Сколько же бедных «троцкистов,
сионистов, врагов народа» попалось на эту удочку. Наш пролетарий был всего лишь
сыном буржуя и «лишенки», потому и «пуповину» не смог оборвать сразу. Это
только при рождении ее перерезают без труда. Мать упрашивала старшего сына
остаться, помочь в торговле, одуматься, наконец, но он вернулся в Питер, потому
как твердо решил, следуя завету вождя, учиться. Тут и матери нечего было
возразить.
Вернемся к автобиографии:
Работая на заводе Энгельса, одновременно учился в
Финансово-экономическом техникуме, в вечернем отделении, в течение двух лет, но
ввиду двухсменности работы и женитьбы был вынужден бросить учебу.
Бедный Ефим-Хаим. Не стал он агентом, военным, счетоводом,
торговцем, бухгалтером. Даже путным рабочим он стать не смог. Вступил, правда,
в компартию, но и оттуда его поперли в 1935 году «за сокрытие социального происхождения».
Кто-то из земляков настучал на буржуйского сынка.
Получилось у Яновского то, что получалось у всех его предков. Он
женился и стал отцом мальчика и девочки. Женившись и отдав партбилет, Ефим-Хаим
потерял революционный запал. Глаза его перестали гореть, а штаны сваливаться,
но старший сын торговца зерном принял свое больное время и покорился ему. В
чужом городе, в чуждой среде романтика борьбы за передел мира сменилась тупой
покорностью в жизни пошлой, тяжелой, отличной от прежней доли только повальной
бедностью и беспросветной ложью. Штрафы Хаим-Ефим не платил. Он состоял членом
всевозможных организаций.
Чернорабочий завода им. Энгельса был сразу же записан в общество
«Рабочий патронат «Друг детей». Платил чернорабочий за честь быть «другом» по
30 коп. в месяц, в военно-научное общество отдавал гривенник, за право быть
членом Профсоюза рабочих-металлистов – 2 рубля ежемесячно, членом МОПРа
(Международной организации Помощи Борцам Революции) Яновский стал, поддерживая
огонь мировой революции 15 копейками в квартал. Деньги небольшие, но членский
билет он имел под номером 489036. В 1926 году получил Ефим Леонидович красивую
книжечку с профилем почившего вождя на обложке и стал еще одним членом
Ленинградского рабочего общества смычки города с деревней. Тут же, в книжечке,
и объяснялось чернорабочему, за что отдает он этой «смычке» 15 копеек в месяц:
«Город давал деревне при капитализме то, что ее развращало
политически, экономически, нравственно, физически и т.п. Город у нас, само
собой, начинает давать деревне прямо обратное». (Ленин)
В цитате этой самое замечательное – два словечка «само собой».
После гражданской бойни, разрухи и голода – «прямо обратное». И верно, стоит
только поставить закорючку подписи под «договорчиком», а все остальное придет «само
собой». За право жить впроголодь, в вечном страхе и мерзости, послушное
население отдавало кровавой власти свою душу.
Главные «корочки» получил бывший Хаим в 1940 году. На обложке
красной книжицы значилось:
Союз Воинствующих Безбожников С.С.С.Р
членский билет 6073430,
Фамилия – Яновский,
имя – Ефим,
отчество – Леонидович,
вступительный взнос – 15 копеек.
Любой владелец билета платил по 1 рублю 25 копеек в квартал. Шли
эти денежки, надо думать, прямо в банк сатаны. Дьяволу платил несчастный Яновский
– силе, превратившей его в ничто.
Шесть миллионов граждан стояли впереди Ефима Леонидовича. Сколько
их появится еще, до начала самой страшной войны с «воинствующими безбожниками»
по другую сторону границы?
В 1935 году составил Яновский подробную анкету. Страшная
существовала некогда бумаженция из 30 пунктов с подпунктами. Государство не
нуждалось в живом и свободном человеке. Каждый был заключенным огромного
концлагеря, именуемого С.С.С.Р, в котором охранники общались с населением на
языке допроса:
Состояли ли раньше в каких-либо политических партиях, в каких
именно, где, когда и причина выхода.
Принадлежали ли к антипартийным группировкам, разделяли ли
антипартийные взгляды вы и ваши ближайшие родственники?..
Были ли за границей, если были, то на какие средства
существовали?
Кем были ваши отец с матерью, а также родители жены?
Принимали ли участие в Великой Октябрьской революции и служили
ли в старой армии?..
Эти «ли-ли-ли-ли», как удары гонга в пустоте, как звон колоколов
на похоронах превращенного и приговоренного гражданина «самой свободной страны
мира» заставляли писать доносы на самого себя...
Эволюция неизбежна и плодотворна. Только революции обладают
смертоносной дозой облучения, способной вызвать в человеке мгновенную
нравственную мутацию...
В последних числах июля 1941 года Яновского убило осколком
германской мины у бревенчатой стены хлева. Ефим Леонидович вышел на воздух
облегчиться, но успел только протянуть руку к ширинке...
Об этом событии документов не сохранилось. Как и о самом главном в
жизни Хаима-Ефима, успешно превращенного проклятым временем в бездыханный труп.
Летние грозы отмывали и преображали пыльное местечко. Кипу тогда
носил маленький Хаим, а не партбилет. Босиком, по лужам мчался он к яблоневому
саду деда. После грозы там, на холодной и мокрой траве, лежали сбитые ненастьем
яблоки. Плоды эти принадлежали только ему – Хаиму. Весь случайный урожай был
его собственностью. Малышу казалось, что родились эти яблоки от грозы, упали с
неба. Хаим ласкал прохладную тяжесть в ладонях и медлил, сколько хватало сил, с
первым надкусом. Потом он сидел на отмытой траве, в центре чистого и
счастливого мира. Он смотрел на далекую радугу и знал тогда, что радуга эта –
знак согласия между Б-гом и человеком...
Ефим Леонидович Яновский не умел мочиться на людях. Ему нельзя
было выходить из хлева по малой нужде. Его пробовали остановить солдаты
отступающей роты, но он все равно вышел на воздух, дождавшись конца грозы.
Вышел без страха и с чистым сердцем, когда в окрестных садах падали на землю
яблоки, и ничего плохого не могло случиться...
Счастье, конечно, просто родиться в этом прекрасном мире. Еще бы
угадать – когда.
Комментариев нет:
Отправить комментарий