О. Журавлева― Добрый вечер. Это программа «Особое мнение». У нас в гостях писатель и журналист Виктор Шендерович.
В. Шендерович― Добрый вечер.
О. Журавлева― Сразу же вопрос от нашего слушателя НК: оцените поведение ментов Беслана, которые не позволили женщинам Беслана пройти с надписью «Путин – палач». А что не так в этой акции? Что не соответствует действительности, интересуется слушатель. Там правда еще были задержаны журналисты, их отпустили уже, тем не менее, инцидент был неприятный. Снимать это было нехорошо, не положено.
В. Шендерович― Снимать-то было не положено, выходить в этих майках было не положено. Это у нас не положено. Стрелять по детям, заложникам, находящимся в заминированной школе у нас положено. Не нести за это никакой ответственности, врать у нас положено. Напомнить об этом у нас не положено. В этом менты Беслана поступили совершенно адекватно. Адекватно не закону, конечно, не праву, а той стране, в которой дело происходит. И тем правилам, которые царят в этой стране. Вот такая страна и такие правила. У власти находится человек, который в том числе там большой список статей, но может быть думаю, что самая страшная вот эта история. Которая стала для меня совершенно очевидно невозвратным пунктом, потому что одно дело коррупция, доклад Салье и все остальное. А другое дело эта история. Не все в курсе, я думаю, поэтому стоит напомнить о том, что переговоры по освобождению заложников вышли на тот уровень, когда появилась надежда на их освобождение. К переговорам подключился Аслан Масхадов, выразил готовность быть посредником. И это означало серьезный шанс остаться в живых у заложников. И это означало политическое поражение Путина, который к тому времени законного президента Чечни Аслана Масхадова объявил в розыск, преступником. Это был шанс на сохранение жизни заложников. И это было политическое поражение Путина. Это была совершенно чистая ситуация выбора. И Путин выбрал свою победу политическую и смерть детей. Этой ценой была куплена политическая, то, что было названо политической победой Путина.
О. Журавлева― Я прошу прощения, один нюанс. Есть целая система, согласно которой с террористами переговоры не ведутся вообще. Никакие. Никем.
В. Шендерович― Добрый вечер.
О. Журавлева― Сразу же вопрос от нашего слушателя НК: оцените поведение ментов Беслана, которые не позволили женщинам Беслана пройти с надписью «Путин – палач». А что не так в этой акции? Что не соответствует действительности, интересуется слушатель. Там правда еще были задержаны журналисты, их отпустили уже, тем не менее, инцидент был неприятный. Снимать это было нехорошо, не положено.
В. Шендерович― Снимать-то было не положено, выходить в этих майках было не положено. Это у нас не положено. Стрелять по детям, заложникам, находящимся в заминированной школе у нас положено. Не нести за это никакой ответственности, врать у нас положено. Напомнить об этом у нас не положено. В этом менты Беслана поступили совершенно адекватно. Адекватно не закону, конечно, не праву, а той стране, в которой дело происходит. И тем правилам, которые царят в этой стране. Вот такая страна и такие правила. У власти находится человек, который в том числе там большой список статей, но может быть думаю, что самая страшная вот эта история. Которая стала для меня совершенно очевидно невозвратным пунктом, потому что одно дело коррупция, доклад Салье и все остальное. А другое дело эта история. Не все в курсе, я думаю, поэтому стоит напомнить о том, что переговоры по освобождению заложников вышли на тот уровень, когда появилась надежда на их освобождение. К переговорам подключился Аслан Масхадов, выразил готовность быть посредником. И это означало серьезный шанс остаться в живых у заложников. И это означало политическое поражение Путина, который к тому времени законного президента Чечни Аслана Масхадова объявил в розыск, преступником. Это был шанс на сохранение жизни заложников. И это было политическое поражение Путина. Это была совершенно чистая ситуация выбора. И Путин выбрал свою победу политическую и смерть детей. Этой ценой была куплена политическая, то, что было названо политической победой Путина.
О. Журавлева― Я прошу прощения, один нюанс. Есть целая система, согласно которой с террористами переговоры не ведутся вообще. Никакие. Никем.
В.Шендерович: С «Норд-Остом» хотя бы они делали вид, что пытаются освободить заложниковQТвитнуть
В. Шендерович― Это тоже выбор, но мы сейчас говорим о целеполагании. Мы говорим не о тактике, задача состоит в том, чтобы освободить заложников. Каким образом решается эта задача, вот в Буденновске она была каким-то образом отчасти решена. Каким образом решается эта задача. Здесь целеполагание было совершенно другое. Речь шла не о том, что нельзя вести переговоры с бандитами, а речь шла о том, чтобы не выпустить Масхадова в политическое поле. В котором он находился, потому что он в отличие от кстати Путина действительно победил на выборах, действительно президент законный и подписаны Хасавюртовские соглашения, все такое. Путину допустить появление Масхадова в политическом поле было невозможно. Это означало его личное Путина политическое поражение.
О. Журавлева― То есть ты сейчас говоришь о том, что Путин сам принял решение, что дети неважны.
В. Шендерович― Я не знаю, нет, что дети неважны это лирика. Он принял решение о штурме. Он, никто другой не мог отдать приказ о штурме этой заминированной школе. О стрельбе по заминированной школе, о том, что спецназ, «Альфа» узнала об этом, когда услышала взрывы, силами спецназа 58-й кажется армии, вот танковые залпы по заминированной школе. И потом ложь, потом ложь одна, другая, потом попытки скрыть следы преступления. Всю ночь вывозили грузовиками ФСБ вещдоки. Чтобы ничего не осталось. Но вещдоки все равно остались. И в редакцию «Новой газеты» привозили эти гранатометы. Все доказано. Потом была трошинская комиссия. Не Трошин, я перепутал. Торшин. Комиссия солгавшая. Потом был альтернативный доклад Савельева. О том, что все-таки взрыв раздался снаружи. И так далее. Потом все это было похоронено и сказано, что ничего не было. Забудьте. Но не все могут забыть. Вот матери не могут забыть. Вот сегодня снимок — дедушка на могиле шестерых внуков. Не все могут это забыть. А мы легко забыли. Не вынув палец из носа. Россия пропустила это мимо ушей. И начала жить дальше. То, что этих людей, матерей разгоняют, то, что нельзя это фотографировать, снимать, что нельзя об этом напоминать, это совершенно логично. Мы живем в стране, которой руководит человек, отдавший приказ на убийство этих заложников.
О. Журавлева― А как вообще можно исключить из памяти такую историю, если вся страна это видела. Прошло еще не так много лет и живы те люди, которые потеряли там родных или были в заложниках.
В. Шендерович― Совершенно поразительно, но как видишь, можно.
О. Журавлева― Но есть же в школах 3 сентября обязательная линейка памяти жертв терроризма и про Беслан тоже говорят.
В. Шендерович― Жертвы терроризма. Конечно. Против бандитов. Против всего плохого за все хорошее.
О. Журавлева― И память этих людей.
В. Шендерович― Это мы можем, умеем. Пускай это будет подвиг, — говорил герой фильма Абдрашитова «Остановился поезд». Не надо расследовать, пускай это будет подвиг или это будет скорбь. Мы постоим минуту, мы нахмурим брови, мы помолчим. Все. А как насчет того, чтобы наказать убийц. Нет, ну зачем же провоцировать. Ну что вы правда. Оказывается, можно. Оказывается, можно не только воровать, это-то ладно. Оказывается можно не только распиливать гуманитарную помощь, но можно вот и это. И это было конечно, открытием для меня, например.
О. Журавлева― А не было открытием история с «Курском»?
В. Шендерович― Это из этой же серии, но согласись по сравнению…
О. Журавлева― А история с «Норд-Остом».
В. Шендерович― Совершенно верно. Это все в развитие. Но с «Норд-Остом» хотя бы они делали вид, что они пытаются освободить заложников. Хотя конечно задача была именно эта же – концы в воду. Убили всех уже совершенно обезвреженных преступников. Не хотели суда, не надо было суда, не надо было, чтобы возник разговор, — почему и так далее. Просто Беслан стал кульминацией этого скотского отношения к населению, как к пыли. Которая просто под ногами. Которую можно своими руками убрать во имя политических интересов. Это не забудут. Это вспомнят. Но вспомнят, видимо, по-настоящему, уже когда рухнет этот режим, вот тогда начнутся воспоминания, которые потом перейдут в юридические действия. Крот истории роет медленно, но он роет.
О. Журавлева― Вообще интересно, как работают с памятью. Это вообще очень интересный момент. Кстати один из поводов, которые мы регулярно обсуждаем это установка, не установка памятников. Развешивание досок и так далее. Сейчас уже доходит до какой-то клоунады. Вот интересуется наш слушатель: а почему снимают памятную доску Маннергейма, то вешают, то снимают. Почему вешают, почему снимают понятно?
В. Шендерович― Более-менее понятно и то и другое понятно. В рамках вот этой шизофрении, в которой мы живем. Потому что мы не договорились, очень смешной переброс, но такой из горячей воды в холодную, от настоящей трагедии к просто комедии с этой доской.
О. Журавлева― Фигура связана со всякими вещами.
В. Шендерович― Но все-таки это комедия. По сравнению с установкой памятников Сталину.
О. Журавлева― Грозному.
В. Шендерович― Но Грозный все-таки кровоточит сегодня меньше. Ну и вообще другие возможности были у Ивана Васильевича по сравнению с Иосифом Виссарионовичем. Инициалы общие. А возможности разные.
О. Журавлева― Мы продолжим разговор об инициалах, возможностях и всяких ужасных вещах.
РЕКЛАМА
О. Журавлева― И снова с вами программа «Особое мнение». Вот уже пишет Лена из Перми: не Путин же раздает приказы, а бездарные генералы. Ну, в общем, да.
В. Шендерович― Давайте продолжать верить, что это генералы сами просто решили – давай пальнем по заминированной школе. Никого не спросив. Твердо почему-то уверенные, что не будет никакой ответственности.
О. Журавлева― То есть ты сейчас говоришь о том, что Путин сам принял решение, что дети неважны.
В. Шендерович― Я не знаю, нет, что дети неважны это лирика. Он принял решение о штурме. Он, никто другой не мог отдать приказ о штурме этой заминированной школе. О стрельбе по заминированной школе, о том, что спецназ, «Альфа» узнала об этом, когда услышала взрывы, силами спецназа 58-й кажется армии, вот танковые залпы по заминированной школе. И потом ложь, потом ложь одна, другая, потом попытки скрыть следы преступления. Всю ночь вывозили грузовиками ФСБ вещдоки. Чтобы ничего не осталось. Но вещдоки все равно остались. И в редакцию «Новой газеты» привозили эти гранатометы. Все доказано. Потом была трошинская комиссия. Не Трошин, я перепутал. Торшин. Комиссия солгавшая. Потом был альтернативный доклад Савельева. О том, что все-таки взрыв раздался снаружи. И так далее. Потом все это было похоронено и сказано, что ничего не было. Забудьте. Но не все могут забыть. Вот матери не могут забыть. Вот сегодня снимок — дедушка на могиле шестерых внуков. Не все могут это забыть. А мы легко забыли. Не вынув палец из носа. Россия пропустила это мимо ушей. И начала жить дальше. То, что этих людей, матерей разгоняют, то, что нельзя это фотографировать, снимать, что нельзя об этом напоминать, это совершенно логично. Мы живем в стране, которой руководит человек, отдавший приказ на убийство этих заложников.
О. Журавлева― А как вообще можно исключить из памяти такую историю, если вся страна это видела. Прошло еще не так много лет и живы те люди, которые потеряли там родных или были в заложниках.
В. Шендерович― Совершенно поразительно, но как видишь, можно.
О. Журавлева― Но есть же в школах 3 сентября обязательная линейка памяти жертв терроризма и про Беслан тоже говорят.
В. Шендерович― Жертвы терроризма. Конечно. Против бандитов. Против всего плохого за все хорошее.
О. Журавлева― И память этих людей.
В. Шендерович― Это мы можем, умеем. Пускай это будет подвиг, — говорил герой фильма Абдрашитова «Остановился поезд». Не надо расследовать, пускай это будет подвиг или это будет скорбь. Мы постоим минуту, мы нахмурим брови, мы помолчим. Все. А как насчет того, чтобы наказать убийц. Нет, ну зачем же провоцировать. Ну что вы правда. Оказывается, можно. Оказывается, можно не только воровать, это-то ладно. Оказывается можно не только распиливать гуманитарную помощь, но можно вот и это. И это было конечно, открытием для меня, например.
О. Журавлева― А не было открытием история с «Курском»?
В. Шендерович― Это из этой же серии, но согласись по сравнению…
О. Журавлева― А история с «Норд-Остом».
В. Шендерович― Совершенно верно. Это все в развитие. Но с «Норд-Остом» хотя бы они делали вид, что они пытаются освободить заложников. Хотя конечно задача была именно эта же – концы в воду. Убили всех уже совершенно обезвреженных преступников. Не хотели суда, не надо было суда, не надо было, чтобы возник разговор, — почему и так далее. Просто Беслан стал кульминацией этого скотского отношения к населению, как к пыли. Которая просто под ногами. Которую можно своими руками убрать во имя политических интересов. Это не забудут. Это вспомнят. Но вспомнят, видимо, по-настоящему, уже когда рухнет этот режим, вот тогда начнутся воспоминания, которые потом перейдут в юридические действия. Крот истории роет медленно, но он роет.
О. Журавлева― Вообще интересно, как работают с памятью. Это вообще очень интересный момент. Кстати один из поводов, которые мы регулярно обсуждаем это установка, не установка памятников. Развешивание досок и так далее. Сейчас уже доходит до какой-то клоунады. Вот интересуется наш слушатель: а почему снимают памятную доску Маннергейма, то вешают, то снимают. Почему вешают, почему снимают понятно?
В. Шендерович― Более-менее понятно и то и другое понятно. В рамках вот этой шизофрении, в которой мы живем. Потому что мы не договорились, очень смешной переброс, но такой из горячей воды в холодную, от настоящей трагедии к просто комедии с этой доской.
О. Журавлева― Фигура связана со всякими вещами.
В. Шендерович― Но все-таки это комедия. По сравнению с установкой памятников Сталину.
О. Журавлева― Грозному.
В. Шендерович― Но Грозный все-таки кровоточит сегодня меньше. Ну и вообще другие возможности были у Ивана Васильевича по сравнению с Иосифом Виссарионовичем. Инициалы общие. А возможности разные.
О. Журавлева― Мы продолжим разговор об инициалах, возможностях и всяких ужасных вещах.
РЕКЛАМА
О. Журавлева― И снова с вами программа «Особое мнение». Вот уже пишет Лена из Перми: не Путин же раздает приказы, а бездарные генералы. Ну, в общем, да.
В. Шендерович― Давайте продолжать верить, что это генералы сами просто решили – давай пальнем по заминированной школе. Никого не спросив. Твердо почему-то уверенные, что не будет никакой ответственности.
В.Шендерович: Я вот ориентируюсь на Конституцию, мы живем по прекрасной Конституции, ставим памятники СталинуQТвитнуть
О. Журавлева― Так ответственности нет.
В. Шендерович― От начальника штаба. Ну да, такие вот генералы. Ну давайте, конечно Путин-то хороший. Генералы плохие.
О. Журавлева― Он просто не знал.
В. Шендерович― Конечно. Не знал. Он хотел спасти детей. Конечно. Правильно, Лена, давайте еще лет 15.
О. Журавлева― Какие бездарные генералы или даровитые наоборот устанавливать памятную доску Маннергейму, например.
В. Шендерович― Так нет, это мы уже говорили.
О. Журавлева― Это хаотическое… Вахты памяти.
В. Шендерович― Он наш, не наш, и вокруг этого такое сумасшествие мелкое. Потому что он, в общем, ничем сильно не провинился. Какая была родина, той и служил. В составе России – так в составе России. Потом Ленин отпустил в Финляндию, а вообще он был швед, как выясняется. Чем он вдруг провинился так или чем отличился. А дальше начинается шизофрения. Потому что мы в принципе не договорились, в какой стране мы живем. Мы живем же без идеологии. То есть шизофреническая идеология. У нас абсолютно авторитарная практика при прекрасной Конституции, говорим одно, делает другое. Сами себе подмигиваем. Что в какой стране мы живем по каким правилам. Поскольку нет идеологии ясной…
О. Журавлева― А ее нет.
В. Шендерович― Ясной-то нет, каждый сам себе. Я вот ориентируюсь на Конституцию, мы живем по прекрасной Конституции, ставим памятники Сталину. А когда начинается…
О. Журавлева― В Конституции же не написано, что не надо ставить памятник Сталину. Или Александру Третьему или Ивану Грозному.
В. Шендерович― В Конституции записано, что мы государство, все-таки ориентированное на права человека. В государстве, ориентированном на права человека, где-то в приоритете, не стоит ставить памятников Сталину, Гитлеру, Чингисхану…
О. Журавлева― И Ивану Грозному.
В. Шендерович― Герцогу Альба. Кровопийцам. Не надо ставить памятники кровопийцам.
О. Журавлева― Нет четкой кодификации, кто кровопийца, а кто нет. Потому что с этим тоже все не слава богу. Вот министр образования же говорила, что там с данными все, завышено кое-что.
В. Шендерович― Министр образования это вот очередное трупное пятно на нашем теле. Ну вот такой, эта министр образования сама по себе, ее фигура с ее биографией, кругозорчиком, лексикой…
О. Журавлева― Доктор исторических наук. Что там за кругозорчик.
В. Шендерович― Ну вы же видите, вы же слышите. Оля. Ну, о чем мы сейчас говорим. Все очевидно.
О. Журавлева― Хорошо. Сейчас про историю другую.
В. Шендерович― Подожди. Не заминай тему. Это важная вещь. Мединский министр культуры, вот эта вот министр образования.
О. Журавлева― Мадам Васильева.
В. Шендерович― Это симптоматика окаменения, абсолютного идеологического окаменения.
О. Журавлева― Так значит есть идеология.
В. Шендерович― Она де-факто есть. Она совершенно не совпадает с Конституцией. Никаким образом.
О. Журавлева― Ну Конституция…
В. Шендерович― Да ну Конституция. Вот именно. Мы живем, подмигивая…
О. Журавлева― При Сталине хорошая была Конституция.
В. Шендерович― Мы подмигиваем сами себе. Вот это любимое – типа как бы. Это я очень люблю. Это слова, которые определяют жизнь, нашу шизофреническую жизнь. Ну типа права человека, ну как бы приличный человек, ну типа мы да, типа европейская страна. Ну как бы.
О. Журавлева― Но как бы азиатская. Верховный суд отклонил жалобу группы отечественных исследователей на запрет в предоставлении архивной информации об осужденных и впоследствии нереабилитированных сотрудниках НКВД. Исковое заявление не принято судом к производству, так как суд не усмотрел нарушений прав и свобод заявителей оспариваемым положением.
В. Шендерович― Да, все то же самое. Архивы не открыты. Мы не должны знать свою историю. Попытка узнать…
О. Журавлева― Они же не родственники.
В. Шендерович― Неважно, попытка узнать свою историю, историю страны, государство ставит запрет. Государство устами своих министров образования, культуры, внятно транслирует ясные идеологические установки на мягко говоря консерватизм. А проще говоря, на просто государственную уголовщину, на Сталина. На тиранию. И, разумеется, опять как был вопрос про ментов в Беслане, вот как и менты в Беслане, так и это решение суда это все абсолютно в одном тренде, в окаменении идеологическом. И в возврате, в общем, в довольно очевидную де-факто идеологию.
О. Журавлева― Уважаемый Виктор Анатольевич, — пишет нам В. Демченко, — может быть, вы знаете, почему лидеры демократических государств такие разные, а тираны и диктаторы похожи друг на друга до полной неразличимости. Согласны?
В. Шендерович― В принципе я-то различаю. И мы их конечно различаем. Они конечно разные. И Уго Чавес от Ким Чен Ына отличается и так далее.
О. Журавлева― Даже Ким Чен Ир от Ким Чен Ына отличается.
В. Шендерович― Это уже да, надо сильно разбираться. Конечно, они разные. Чаушеску, Мугабе. Все разные. Но это все-таки подробности. А замечено верно. Ответ очень простой. Дело в том, что пятый айфон от седьмого айфона отличается. А пресс, которым это все раздавить может быть один и тот же. Молоток не требует модификации. Для того чтобы расфигачить айфон, что первый, что пятый, что 118-й нужен один и тот же молоток. И это как раз парадоксальным образом ответ на все вопли об особом пути. Ничего там особого нет. Разделяй и властвуй. Наливай и пей. Поэтому все тираны начинают с полного контроля над свободой слова. Что Ленин сразу декрет о печати. Что Гитлер сразу взял под контроль радио и прессу. Что Путин, что Сталин. Это все одна технология. Отмены выборов, провокации.
О. Журавлева― Почта, телеграф и мосты.
В. Шендерович― Почта, телеграф и мосты устаревшее. Сейчас берется СМИ, суд, судебная система, отмена выборов. На переправе коней не меняют, потом если не он, то кто. Это все одно и то же.
О. Журавлева― Попрекает вас…
В. Шендерович― Подожди. Я закончу эту нехитрую мысль. В том-то и дело, что там, где выбирают людей, то поскольку выбирают тут в Японии, а тут в Норвегии, и уклады разные, то и получается власть разная. И лидеры разные. Потому что их люди выбирают. А люди немножко разные. И традиции разные. А вот когда авторитаризм, то это как правило одни и те же абсолютно простые правила. Ксенофобия, враги снаружи, пятая колонна внутри. И поэтому с таким изумлением я читаю речь сенегальского какого-то бессменного лидера и дословно, и ты читаешь все…
О. Журавлева― То же самое, что Дуче говорил.
В. Шендерович― Да, когда про Олимпиаду было, опа, я беру Олимпиаду в 14-м году, наш Якунин говорил, смотрю, а это 36-й год, там какой-то организатор той Олимпиады берлинской…
О. Журавлева― Очень популярные тесты. Угадай, кто сказал.
В. Шендерович― Не угадаешь ни фига. Заменяешь Германию, все остальное, заговор американский, враги снаружи, а мы… О, спорт, ты мир. Все то же самое. В том-то и дело, что когда нужно, что инструменты удержания власти они универсальные. Инструменты уничтожения универсальные. Инструменты роста разные. Поэтому так отличаются люди, которые изобретают что-то, Менделеев от Эдисона. Они отличаются. А человек, который их расстреливает может быть один. Тут не надо никаких модификаций.
О. Журавлева― У человека, похоронившего живого президента Узбекистана нет права говорить о лжи, — пишет нам Сергей Есин из Саратова.
В. Шендерович― Я разве его хоронил?
О. Журавлева― Блог Виктора Шендеровича был охарактеризован многими как пляски на костях и вообще объявление, что он помер.
В. Шендерович― Нет, секундочку. Пока он лежит, опутанный проводочками, время его скажем так, утилизации тела определяется уже интересами тамошней элиты. Когда они договорятся промеж собой, кто в доме хозяин, немедленно отключат его от аппарата. Были сообщения, что он умер, ну фактически. Сейчас возможности современной медицины можно гонять аппаратом кровь через это тело очень много. Мозга нет. Вот даже того, который был, его уже нет.
В. Шендерович― От начальника штаба. Ну да, такие вот генералы. Ну давайте, конечно Путин-то хороший. Генералы плохие.
О. Журавлева― Он просто не знал.
В. Шендерович― Конечно. Не знал. Он хотел спасти детей. Конечно. Правильно, Лена, давайте еще лет 15.
О. Журавлева― Какие бездарные генералы или даровитые наоборот устанавливать памятную доску Маннергейму, например.
В. Шендерович― Так нет, это мы уже говорили.
О. Журавлева― Это хаотическое… Вахты памяти.
В. Шендерович― Он наш, не наш, и вокруг этого такое сумасшествие мелкое. Потому что он, в общем, ничем сильно не провинился. Какая была родина, той и служил. В составе России – так в составе России. Потом Ленин отпустил в Финляндию, а вообще он был швед, как выясняется. Чем он вдруг провинился так или чем отличился. А дальше начинается шизофрения. Потому что мы в принципе не договорились, в какой стране мы живем. Мы живем же без идеологии. То есть шизофреническая идеология. У нас абсолютно авторитарная практика при прекрасной Конституции, говорим одно, делает другое. Сами себе подмигиваем. Что в какой стране мы живем по каким правилам. Поскольку нет идеологии ясной…
О. Журавлева― А ее нет.
В. Шендерович― Ясной-то нет, каждый сам себе. Я вот ориентируюсь на Конституцию, мы живем по прекрасной Конституции, ставим памятники Сталину. А когда начинается…
О. Журавлева― В Конституции же не написано, что не надо ставить памятник Сталину. Или Александру Третьему или Ивану Грозному.
В. Шендерович― В Конституции записано, что мы государство, все-таки ориентированное на права человека. В государстве, ориентированном на права человека, где-то в приоритете, не стоит ставить памятников Сталину, Гитлеру, Чингисхану…
О. Журавлева― И Ивану Грозному.
В. Шендерович― Герцогу Альба. Кровопийцам. Не надо ставить памятники кровопийцам.
О. Журавлева― Нет четкой кодификации, кто кровопийца, а кто нет. Потому что с этим тоже все не слава богу. Вот министр образования же говорила, что там с данными все, завышено кое-что.
В. Шендерович― Министр образования это вот очередное трупное пятно на нашем теле. Ну вот такой, эта министр образования сама по себе, ее фигура с ее биографией, кругозорчиком, лексикой…
О. Журавлева― Доктор исторических наук. Что там за кругозорчик.
В. Шендерович― Ну вы же видите, вы же слышите. Оля. Ну, о чем мы сейчас говорим. Все очевидно.
О. Журавлева― Хорошо. Сейчас про историю другую.
В. Шендерович― Подожди. Не заминай тему. Это важная вещь. Мединский министр культуры, вот эта вот министр образования.
О. Журавлева― Мадам Васильева.
В. Шендерович― Это симптоматика окаменения, абсолютного идеологического окаменения.
О. Журавлева― Так значит есть идеология.
В. Шендерович― Она де-факто есть. Она совершенно не совпадает с Конституцией. Никаким образом.
О. Журавлева― Ну Конституция…
В. Шендерович― Да ну Конституция. Вот именно. Мы живем, подмигивая…
О. Журавлева― При Сталине хорошая была Конституция.
В. Шендерович― Мы подмигиваем сами себе. Вот это любимое – типа как бы. Это я очень люблю. Это слова, которые определяют жизнь, нашу шизофреническую жизнь. Ну типа права человека, ну как бы приличный человек, ну типа мы да, типа европейская страна. Ну как бы.
О. Журавлева― Но как бы азиатская. Верховный суд отклонил жалобу группы отечественных исследователей на запрет в предоставлении архивной информации об осужденных и впоследствии нереабилитированных сотрудниках НКВД. Исковое заявление не принято судом к производству, так как суд не усмотрел нарушений прав и свобод заявителей оспариваемым положением.
В. Шендерович― Да, все то же самое. Архивы не открыты. Мы не должны знать свою историю. Попытка узнать…
О. Журавлева― Они же не родственники.
В. Шендерович― Неважно, попытка узнать свою историю, историю страны, государство ставит запрет. Государство устами своих министров образования, культуры, внятно транслирует ясные идеологические установки на мягко говоря консерватизм. А проще говоря, на просто государственную уголовщину, на Сталина. На тиранию. И, разумеется, опять как был вопрос про ментов в Беслане, вот как и менты в Беслане, так и это решение суда это все абсолютно в одном тренде, в окаменении идеологическом. И в возврате, в общем, в довольно очевидную де-факто идеологию.
О. Журавлева― Уважаемый Виктор Анатольевич, — пишет нам В. Демченко, — может быть, вы знаете, почему лидеры демократических государств такие разные, а тираны и диктаторы похожи друг на друга до полной неразличимости. Согласны?
В. Шендерович― В принципе я-то различаю. И мы их конечно различаем. Они конечно разные. И Уго Чавес от Ким Чен Ына отличается и так далее.
О. Журавлева― Даже Ким Чен Ир от Ким Чен Ына отличается.
В. Шендерович― Это уже да, надо сильно разбираться. Конечно, они разные. Чаушеску, Мугабе. Все разные. Но это все-таки подробности. А замечено верно. Ответ очень простой. Дело в том, что пятый айфон от седьмого айфона отличается. А пресс, которым это все раздавить может быть один и тот же. Молоток не требует модификации. Для того чтобы расфигачить айфон, что первый, что пятый, что 118-й нужен один и тот же молоток. И это как раз парадоксальным образом ответ на все вопли об особом пути. Ничего там особого нет. Разделяй и властвуй. Наливай и пей. Поэтому все тираны начинают с полного контроля над свободой слова. Что Ленин сразу декрет о печати. Что Гитлер сразу взял под контроль радио и прессу. Что Путин, что Сталин. Это все одна технология. Отмены выборов, провокации.
О. Журавлева― Почта, телеграф и мосты.
В. Шендерович― Почта, телеграф и мосты устаревшее. Сейчас берется СМИ, суд, судебная система, отмена выборов. На переправе коней не меняют, потом если не он, то кто. Это все одно и то же.
О. Журавлева― Попрекает вас…
В. Шендерович― Подожди. Я закончу эту нехитрую мысль. В том-то и дело, что там, где выбирают людей, то поскольку выбирают тут в Японии, а тут в Норвегии, и уклады разные, то и получается власть разная. И лидеры разные. Потому что их люди выбирают. А люди немножко разные. И традиции разные. А вот когда авторитаризм, то это как правило одни и те же абсолютно простые правила. Ксенофобия, враги снаружи, пятая колонна внутри. И поэтому с таким изумлением я читаю речь сенегальского какого-то бессменного лидера и дословно, и ты читаешь все…
О. Журавлева― То же самое, что Дуче говорил.
В. Шендерович― Да, когда про Олимпиаду было, опа, я беру Олимпиаду в 14-м году, наш Якунин говорил, смотрю, а это 36-й год, там какой-то организатор той Олимпиады берлинской…
О. Журавлева― Очень популярные тесты. Угадай, кто сказал.
В. Шендерович― Не угадаешь ни фига. Заменяешь Германию, все остальное, заговор американский, враги снаружи, а мы… О, спорт, ты мир. Все то же самое. В том-то и дело, что когда нужно, что инструменты удержания власти они универсальные. Инструменты уничтожения универсальные. Инструменты роста разные. Поэтому так отличаются люди, которые изобретают что-то, Менделеев от Эдисона. Они отличаются. А человек, который их расстреливает может быть один. Тут не надо никаких модификаций.
О. Журавлева― У человека, похоронившего живого президента Узбекистана нет права говорить о лжи, — пишет нам Сергей Есин из Саратова.
В. Шендерович― Я разве его хоронил?
О. Журавлева― Блог Виктора Шендеровича был охарактеризован многими как пляски на костях и вообще объявление, что он помер.
В. Шендерович― Нет, секундочку. Пока он лежит, опутанный проводочками, время его скажем так, утилизации тела определяется уже интересами тамошней элиты. Когда они договорятся промеж собой, кто в доме хозяин, немедленно отключат его от аппарата. Были сообщения, что он умер, ну фактически. Сейчас возможности современной медицины можно гонять аппаратом кровь через это тело очень много. Мозга нет. Вот даже того, который был, его уже нет.
В.Шендерович: На попытку узнать свою историю, историю страны, государство ставит запретQТвитнуть
О. Журавлева― Ну как же, с обращением человек обратился к народу.
В. Шендерович― Через диктора центрального телевидения. Никому я так не верю, как дикторам узбекского телевидения. Ты знаешь, вот, пожалуй, после НТВ. Второй номер это диктор узбекского телевидения. Тоже интересная любопытная тема. Тоже абсолютная типология. Абсолютная власть, абсолютное подчинение, самый успешный диктатор может быть, абсолютно подчинивший. Вот вам стабильность. Вот вы сейчас посмотрите эту стабильность. Когда все держится, пирамида стоит на вершине и когда это рушится…
О. Журавлева― А вот они смогут. А вот покажут через два месяца, как прекрасно в Узбекистане живется несмотря ни на что.
В. Шендерович― По тому же узбекскому телевидению.
О. Журавлева― Мы продолжим. Вернемся после небольшого перерыва.
НОВОСТИ
О. Журавлева― И снова с вами программа «Особое мнение». В студии писатель и журналист Виктор Шендерович, которого уже обвинили в преждевременных похоронах…
В. Шендерович― Пляска на костях. Я хотел бы немножко про пляску на костях. И про наше вот эти закатывание глаз: ах, какой ужас, о мертвом либо хорошо, либо ничего. Братцы мои, день смерти Сталина праздновали, праздник 5 марта это праздник пожизненный для всех лагерников. И для всех детей лагерников, внуков, для всех, кто помнит. 5 марта день смерти Сталина это праздник. Праздник. И смерть Ислама Каримова, который в пятом году, по отмашке которого из бронетехники расстреливали протестующих, женщин, детей и закопали потом под табличками под номерами. Из бронетехники по людям. В Андижане в 2005 году. Не надо так закатывать глаза по поводу того, что его смерть не вызывает скорби. Не вызывает, знаете. И как-то 30 апреля тоже не скорбил в день смерти Гитлера. Относимся к этому с пониманием. Жалко только, что от суда ушел. Так что не надо так закатывать глаза. Ислам Каримов тиран кровавый. Он совершенно типичный тоталитарный лидер. Не самый кровавый, безусловно, но безусловно кровавый. И ничего. И дело не в плясках на костях. А дело в том, чтобы извлекать уроки из уроков истории как заповедал Бернард Шоу. Ну хоть какие-то. И посмотреть, что бывает после этой стабильности и что это за стабильность такая, которая держится на одном человеке. Когда один лопнувший сосудик в мозгу у этого человека ввергает в абсолютный хаос страну, потому что все держалось на нем. Смерть любого западного лидера это драма, трагедия для его близких, но это абсолютно ничего, машинка продолжает работать. Потому что это менеджер, нанятый для выполнения своей функции. Этот менеджер заболел, умер, очень жалко, выражаем соболезнования. Другой менеджер приступает к работе. Машина не останавливается ни на минуту. Технология смены менеджера прописана. Машина, с ней ничего не может случиться. Может случиться с кем угодно что угодно, человек внезапно смертен по Булгакову. Но страна не замирает в ужасе, что будет дальше.
О. Журавлева― Ну может быть это фантазии. Может быть страна не замерла.
В. Шендерович― Страна замерла.
О. Журавлева― Может быть на самом деле там все отработано.
В. Шендерович― Нет, отработано и страна поэтому и замерла, что отработано. И неясно теперь, что будет. То ли следующий чекист, то ли исламисты. Вот сейчас начнется.
О. Журавлева― Виктор Анатольевич, есть простое объяснение. Если бы как у Ким Чен Ира были сыновья, вопросов бы не было вообще.
В. Шендерович― Ну, возможно. Но что Каримову, что Путину бог не послал сыновей. И сейчас мы отрабатываем на братьях узбеках модель, смотрим, что дальше будет. Только у нас будут не исламисты, а какие-нибудь другие разновидности сумасшедших.
В. Шендерович― Через диктора центрального телевидения. Никому я так не верю, как дикторам узбекского телевидения. Ты знаешь, вот, пожалуй, после НТВ. Второй номер это диктор узбекского телевидения. Тоже интересная любопытная тема. Тоже абсолютная типология. Абсолютная власть, абсолютное подчинение, самый успешный диктатор может быть, абсолютно подчинивший. Вот вам стабильность. Вот вы сейчас посмотрите эту стабильность. Когда все держится, пирамида стоит на вершине и когда это рушится…
О. Журавлева― А вот они смогут. А вот покажут через два месяца, как прекрасно в Узбекистане живется несмотря ни на что.
В. Шендерович― По тому же узбекскому телевидению.
О. Журавлева― Мы продолжим. Вернемся после небольшого перерыва.
НОВОСТИ
О. Журавлева― И снова с вами программа «Особое мнение». В студии писатель и журналист Виктор Шендерович, которого уже обвинили в преждевременных похоронах…
В. Шендерович― Пляска на костях. Я хотел бы немножко про пляску на костях. И про наше вот эти закатывание глаз: ах, какой ужас, о мертвом либо хорошо, либо ничего. Братцы мои, день смерти Сталина праздновали, праздник 5 марта это праздник пожизненный для всех лагерников. И для всех детей лагерников, внуков, для всех, кто помнит. 5 марта день смерти Сталина это праздник. Праздник. И смерть Ислама Каримова, который в пятом году, по отмашке которого из бронетехники расстреливали протестующих, женщин, детей и закопали потом под табличками под номерами. Из бронетехники по людям. В Андижане в 2005 году. Не надо так закатывать глаза по поводу того, что его смерть не вызывает скорби. Не вызывает, знаете. И как-то 30 апреля тоже не скорбил в день смерти Гитлера. Относимся к этому с пониманием. Жалко только, что от суда ушел. Так что не надо так закатывать глаза. Ислам Каримов тиран кровавый. Он совершенно типичный тоталитарный лидер. Не самый кровавый, безусловно, но безусловно кровавый. И ничего. И дело не в плясках на костях. А дело в том, чтобы извлекать уроки из уроков истории как заповедал Бернард Шоу. Ну хоть какие-то. И посмотреть, что бывает после этой стабильности и что это за стабильность такая, которая держится на одном человеке. Когда один лопнувший сосудик в мозгу у этого человека ввергает в абсолютный хаос страну, потому что все держалось на нем. Смерть любого западного лидера это драма, трагедия для его близких, но это абсолютно ничего, машинка продолжает работать. Потому что это менеджер, нанятый для выполнения своей функции. Этот менеджер заболел, умер, очень жалко, выражаем соболезнования. Другой менеджер приступает к работе. Машина не останавливается ни на минуту. Технология смены менеджера прописана. Машина, с ней ничего не может случиться. Может случиться с кем угодно что угодно, человек внезапно смертен по Булгакову. Но страна не замирает в ужасе, что будет дальше.
О. Журавлева― Ну может быть это фантазии. Может быть страна не замерла.
В. Шендерович― Страна замерла.
О. Журавлева― Может быть на самом деле там все отработано.
В. Шендерович― Нет, отработано и страна поэтому и замерла, что отработано. И неясно теперь, что будет. То ли следующий чекист, то ли исламисты. Вот сейчас начнется.
О. Журавлева― Виктор Анатольевич, есть простое объяснение. Если бы как у Ким Чен Ира были сыновья, вопросов бы не было вообще.
В. Шендерович― Ну, возможно. Но что Каримову, что Путину бог не послал сыновей. И сейчас мы отрабатываем на братьях узбеках модель, смотрим, что дальше будет. Только у нас будут не исламисты, а какие-нибудь другие разновидности сумасшедших.
В.Шендерович: Может случиться с кем угодно что угодно. Но страна не замирает в ужасе, что будет дальшеQТвитнуть
О. Журавлева― У нас и исламисты могут быть.
В. Шендерович― Нет, с поправкой на географию. Но, тем не менее, то же самое. Страна затаилась. Помереть нельзя человеку, последний раз так затейливо уходил из жизни…
О. Журавлева― Может еще не помер, может болеет.
В. Шендерович― Болеет, болеет. Ясир Арафат так затейливо уходил из жизни. Тоже пока не поделили бабло, его жена жила в Париже в пятизвездочных отелях и отоваривалась в бутиках парижских. На все деньги, которые собирали на несчастных палестинцев много лет в Европе. И пока не поделили бабло, не давали помереть Арафату. Лежал, и все говорили, умер, не умер. Договорились – умер. Тут же отключили. Когда договорились. Вот сейчас вопрос во времени отключения. Потому что руководить он уже понятно не будет. В таком виде как он, лежат.
О. Журавлева― Мало ли.
В. Шендерович― Нет, руководить не будет. От его имени могут счесть целесообразным поруководить. Но это уже подробности. Я сейчас говорю, поймите, уже черт с ним с Каримовым. Я сейчас говорю о системе, которая о тех рисках, которые влечет за собой авторитарная система. Чудовищных рисках для страны.
В. Шендерович― Нет, с поправкой на географию. Но, тем не менее, то же самое. Страна затаилась. Помереть нельзя человеку, последний раз так затейливо уходил из жизни…
О. Журавлева― Может еще не помер, может болеет.
В. Шендерович― Болеет, болеет. Ясир Арафат так затейливо уходил из жизни. Тоже пока не поделили бабло, его жена жила в Париже в пятизвездочных отелях и отоваривалась в бутиках парижских. На все деньги, которые собирали на несчастных палестинцев много лет в Европе. И пока не поделили бабло, не давали помереть Арафату. Лежал, и все говорили, умер, не умер. Договорились – умер. Тут же отключили. Когда договорились. Вот сейчас вопрос во времени отключения. Потому что руководить он уже понятно не будет. В таком виде как он, лежат.
О. Журавлева― Мало ли.
В. Шендерович― Нет, руководить не будет. От его имени могут счесть целесообразным поруководить. Но это уже подробности. Я сейчас говорю, поймите, уже черт с ним с Каримовым. Я сейчас говорю о системе, которая о тех рисках, которые влечет за собой авторитарная система. Чудовищных рисках для страны.
В.Шендерович: Я голосовать не буду на этих выборах. Выборы, разумеется, закавычиваем – выборов никаких нетQТвитнуть
О. Журавлева― Чудовищные риски демократии.
В. Шендерович― Нет у демократии чудовищных рисков.
О. Журавлева― В Бразилии отставили президента.
В. Шендерович― А это риски президента.
О. Журавлева― Она прочитала в переводе на португальский стихи Маяковского, очень красиво ушла. Ели уж об этом.
В. Шендерович― Она красиво ушла. Но я бы по этому поводу, вспоминая Маяковского, сказал, все мы немножко лошади. Каждый из нас.
О. Журавлева― А вдруг сейчас это ввергнет Бразилию в катастрофу.
В. Шендерович― Нет, не ввергнет. У Бразилии другие проблемы. У Бразилии проблемы расшатанной демократии. Конечно, коррупционной, конечно не совершенной. Конечно это не Англия. Но это уже проблемы демократии. Но что можно зафиксировать, — что там можно сменить главу государству. И значит, ада не будет. Потому что ад возникает там, где главу государства сменить нельзя. Ну просто проходим по 20 веку и смотрим: Сталин, Гитлер, Ким Чен Ир и так далее. Ады возникают там, ад возникает там, где нельзя поменять администрацию и через какое-то время там почему-то начинается ад. Тот или другой. Очень разный. Естественно, при Чаушеску один, а при Ким Чен Ыне другой. Тем не менее, ад. И люди бегут из таких мест почему-то в те края, где администрацию можно сменить. Почему-то через стену перелезали Берлинскую, только с востока на запад. Вот удивительное дело, а с запада на восток как-то никто не хотел. Как-то из тех мест, где нельзя переизбрать в те места, где можно переизбрать. Почему-то там и с едой лучше. Почему-то там…
О. Журавлева― Хорошо. Осталось несколько минут, чтобы обсудить самое наболевшее. О чем спрашивают.
В. Шендерович― Чего же у нас наболело.
О. Журавлева― Для затравки вопрос: будете ли голосовать, как вообще относитесь к выборам последних 15 лет.
В. Шендерович― За последние 15 лет это сильное обобщение. Выборов последние 15 лет, ну хорошо, что 15…
О. Журавлева― Голосовал ли Виктор Шендерович на этих выборах за последние 15 лет?
В. Шендерович― Да, голосовал.
О. Журавлева― И будет.
В. Шендерович― Когда-то голосовал. Нет, больше не будет.
О. Журавлева― Почему?
В. Шендерович― Давай так, я свою позицию тысячу раз по этому вопросу говорил. Уточню. Я не собираюсь сейчас агитировать за то, чтобы никто не голосовал. Я говорю о своем частном выборе. Я голосовать не буду на этих выборах. Выборов, разумеется, закавычиваем это слово – выборов никаких нет. Переназначение начальства, которое пробует выстроить какую-то другую декорацию вокруг своей власти. И к этому привлечены либералы и может, кого-то даже пустят в парламент. Чтобы поизображать возвращение каких-то там праймериз.
О. Журавлева― По-другому спрошу.
В. Шендерович― Дай я договорю.
О. Журавлева― Про либералов можно спрошу.
В. Шендерович― Подожди. Нет, не уходим в сторону. Я хочу просто договорить важную вещь. Дальше надо просто понимать, что нету выборов, есть переназначение начальства, понимать, что эти выборы не будут честными, равными. Понимать, что это будет все равно, уже результаты их мы знаем. Понимать, что задача власти остаться у власти и никакой другой. Понимать, что никакой смены власти в результате этих выборов в отличие от других стран европейских не будет.
О. Журавлева― А смены вектора тоже не будет?
В. Шендерович― Не будет. Понимая это, при Путине не может быть смены вектора. Может быть перекрышевание небольшое там внутри. В результате внутреннего дарвинизма. Это может быть, смены вектора… Мы говорим: режим Гитлера, режим Сталина. Путин 17-й год у власти. Это режим. Пока режим существует, все держится как в Узбекистане на Каримове, — на Путине. Дальше — внимание – дальше, исходя из понимаемой каждым по-своему целесообразности, если кто-то хочет придти на выборы и проголосовать и считает, что эти люди да, в этих условиях принесут пользы больше, чем нанесет ущерба легитимизация режима. Это уже такие микровесы и тут каждый решает для себя оценку. По мне вреда легитимизация режима принесет больше, чем маленькие выигрыши от попадания в думу нескольких приличных людей.
О. Журавлева― У нас нет границы минимальной, поэтому все, кто не придут, легитимизируют эту «Единую Россию» на всю катушку.
В. Шендерович― Нет, я же говорю не о юридической стороне.
О. Журавлева― А о высокой морали. Мы высокоморальные не пойдем, а вы там как хотите.
В. Шендерович― Нет. Оля, ну любую позицию можно довести до абсурда.
О. Журавлева― Можно про цифры.
В. Шендерович― Я только обращаю твое внимание, что это ты сказала, а не я. Я не говорю, что я высокоморальный не пойду, а те, кто пойдут, не высокоморальные. Я сказал, что это моя позиция, если бы я пошел бы на выборы, да, есть несколько приличных людей, за которых я бы проголосовал.
О. Журавлева― Все-таки есть. Хорошо. Проведен опрос предвыборный. И в частности, в «Ведомостях» пишется, что доля россиян, готовых проголосовать за партию власти на выборах в ГД в августе снизилась с 39 до 31%. А среди тех, кто решил идти на выборы, доля сторонников «Единой России» упала с 57 до 50.
В. Шендерович― И что это меняет?
О. Журавлева― Последние данные. Не так уж много поддержки получается.
В. Шендерович― Да нет никакой поддержки. Вообще нет никакой поддержки. Но есть Ингушетия, Чечня, Марий Эл. Где будет столько, сколько надо. С Памфиловой, без Памфиловой. Будет столько, сколько надо. И что там вы там проголосуете в местах, где опрашивает ВЦИОМ, как проголосует Бульварное кольцо города Москвы, ну ладно, ну проголосует. Есть надежные способы добывания, ну значит будет о, ужас, будет не 69%, а там 58%. Власть при Путине из его рук не уйдет. Только путем Каримова. Всё. А дальше можно ходить на выборы и дико радоваться тому, что снова сбоку посидит Явлинский в Охотном ряду. Ну, большая радость.
О. Журавлева― То есть это никак ни на что не повлияет.
В. Шендерович― Это никак не повлияет ни на какое голосование, никакое принятие законов. Они не допустят этого, они купят всех, а кого не купят, того уничтожат.
В. Шендерович― Нет у демократии чудовищных рисков.
О. Журавлева― В Бразилии отставили президента.
В. Шендерович― А это риски президента.
О. Журавлева― Она прочитала в переводе на португальский стихи Маяковского, очень красиво ушла. Ели уж об этом.
В. Шендерович― Она красиво ушла. Но я бы по этому поводу, вспоминая Маяковского, сказал, все мы немножко лошади. Каждый из нас.
О. Журавлева― А вдруг сейчас это ввергнет Бразилию в катастрофу.
В. Шендерович― Нет, не ввергнет. У Бразилии другие проблемы. У Бразилии проблемы расшатанной демократии. Конечно, коррупционной, конечно не совершенной. Конечно это не Англия. Но это уже проблемы демократии. Но что можно зафиксировать, — что там можно сменить главу государству. И значит, ада не будет. Потому что ад возникает там, где главу государства сменить нельзя. Ну просто проходим по 20 веку и смотрим: Сталин, Гитлер, Ким Чен Ир и так далее. Ады возникают там, ад возникает там, где нельзя поменять администрацию и через какое-то время там почему-то начинается ад. Тот или другой. Очень разный. Естественно, при Чаушеску один, а при Ким Чен Ыне другой. Тем не менее, ад. И люди бегут из таких мест почему-то в те края, где администрацию можно сменить. Почему-то через стену перелезали Берлинскую, только с востока на запад. Вот удивительное дело, а с запада на восток как-то никто не хотел. Как-то из тех мест, где нельзя переизбрать в те места, где можно переизбрать. Почему-то там и с едой лучше. Почему-то там…
О. Журавлева― Хорошо. Осталось несколько минут, чтобы обсудить самое наболевшее. О чем спрашивают.
В. Шендерович― Чего же у нас наболело.
О. Журавлева― Для затравки вопрос: будете ли голосовать, как вообще относитесь к выборам последних 15 лет.
В. Шендерович― За последние 15 лет это сильное обобщение. Выборов последние 15 лет, ну хорошо, что 15…
О. Журавлева― Голосовал ли Виктор Шендерович на этих выборах за последние 15 лет?
В. Шендерович― Да, голосовал.
О. Журавлева― И будет.
В. Шендерович― Когда-то голосовал. Нет, больше не будет.
О. Журавлева― Почему?
В. Шендерович― Давай так, я свою позицию тысячу раз по этому вопросу говорил. Уточню. Я не собираюсь сейчас агитировать за то, чтобы никто не голосовал. Я говорю о своем частном выборе. Я голосовать не буду на этих выборах. Выборов, разумеется, закавычиваем это слово – выборов никаких нет. Переназначение начальства, которое пробует выстроить какую-то другую декорацию вокруг своей власти. И к этому привлечены либералы и может, кого-то даже пустят в парламент. Чтобы поизображать возвращение каких-то там праймериз.
О. Журавлева― По-другому спрошу.
В. Шендерович― Дай я договорю.
О. Журавлева― Про либералов можно спрошу.
В. Шендерович― Подожди. Нет, не уходим в сторону. Я хочу просто договорить важную вещь. Дальше надо просто понимать, что нету выборов, есть переназначение начальства, понимать, что эти выборы не будут честными, равными. Понимать, что это будет все равно, уже результаты их мы знаем. Понимать, что задача власти остаться у власти и никакой другой. Понимать, что никакой смены власти в результате этих выборов в отличие от других стран европейских не будет.
О. Журавлева― А смены вектора тоже не будет?
В. Шендерович― Не будет. Понимая это, при Путине не может быть смены вектора. Может быть перекрышевание небольшое там внутри. В результате внутреннего дарвинизма. Это может быть, смены вектора… Мы говорим: режим Гитлера, режим Сталина. Путин 17-й год у власти. Это режим. Пока режим существует, все держится как в Узбекистане на Каримове, — на Путине. Дальше — внимание – дальше, исходя из понимаемой каждым по-своему целесообразности, если кто-то хочет придти на выборы и проголосовать и считает, что эти люди да, в этих условиях принесут пользы больше, чем нанесет ущерба легитимизация режима. Это уже такие микровесы и тут каждый решает для себя оценку. По мне вреда легитимизация режима принесет больше, чем маленькие выигрыши от попадания в думу нескольких приличных людей.
О. Журавлева― У нас нет границы минимальной, поэтому все, кто не придут, легитимизируют эту «Единую Россию» на всю катушку.
В. Шендерович― Нет, я же говорю не о юридической стороне.
О. Журавлева― А о высокой морали. Мы высокоморальные не пойдем, а вы там как хотите.
В. Шендерович― Нет. Оля, ну любую позицию можно довести до абсурда.
О. Журавлева― Можно про цифры.
В. Шендерович― Я только обращаю твое внимание, что это ты сказала, а не я. Я не говорю, что я высокоморальный не пойду, а те, кто пойдут, не высокоморальные. Я сказал, что это моя позиция, если бы я пошел бы на выборы, да, есть несколько приличных людей, за которых я бы проголосовал.
О. Журавлева― Все-таки есть. Хорошо. Проведен опрос предвыборный. И в частности, в «Ведомостях» пишется, что доля россиян, готовых проголосовать за партию власти на выборах в ГД в августе снизилась с 39 до 31%. А среди тех, кто решил идти на выборы, доля сторонников «Единой России» упала с 57 до 50.
В. Шендерович― И что это меняет?
О. Журавлева― Последние данные. Не так уж много поддержки получается.
В. Шендерович― Да нет никакой поддержки. Вообще нет никакой поддержки. Но есть Ингушетия, Чечня, Марий Эл. Где будет столько, сколько надо. С Памфиловой, без Памфиловой. Будет столько, сколько надо. И что там вы там проголосуете в местах, где опрашивает ВЦИОМ, как проголосует Бульварное кольцо города Москвы, ну ладно, ну проголосует. Есть надежные способы добывания, ну значит будет о, ужас, будет не 69%, а там 58%. Власть при Путине из его рук не уйдет. Только путем Каримова. Всё. А дальше можно ходить на выборы и дико радоваться тому, что снова сбоку посидит Явлинский в Охотном ряду. Ну, большая радость.
О. Журавлева― То есть это никак ни на что не повлияет.
В. Шендерович― Это никак не повлияет ни на какое голосование, никакое принятие законов. Они не допустят этого, они купят всех, а кого не купят, того уничтожат.
Комментариев нет:
Отправить комментарий