ДРУГОЙ ЖОРЕС АЛФЕРОВ

ДРУГОЙ ЖОРЕС АЛФЕРОВ

 Сегодня Жорес Алферов (86 лет) говорит, что попытки Киева вернуть восток своей страны - "Холокост против славян". Об этом свидетельствует приятель Жореса Ивановича - Проханов. Еврейка - мама Алферова - давно умерла и, видимо, некому напомнить академику, что такое Холокост. Как же подтачивает старость не только наши физические силы, но и умственные способности. И был когда-то другой Алферов.

Германа Ашкинази нет сегодня с нами, но вот нашел в архиве несколько его замечательных рассказов.

 НЕВОЗМОЖНОСТЬ ПРАВДЫ

 Только ленивый не пишет сейчас об участии немцев в создании советской ядерной бомбы. Приводятся цифры и факты, вплоть до точной разнарядки, согласно которой бывшие ученые  рейха были распределены по конструкторским бюро СССР.

 В сорок пятом году из Германии вывозили, как правило, станки, разного рода оборудование. Только потом сообразили, что главное богатство – мозг, знания человека. Американцы  очистили Германию от ученых в завидном темпе, но удалось и советским оккупационным войскам кое-кого вывезти.

 В частности,  разделением и очисткой обогащенного урана занимался химик Николай Васильевич Риль. Именно Николай Васильевич, потому что  такое имя этот ариец чистейших кровей  носил в научных кругах.

 После успешного взрыва атомной бомбы Риль получил Сталинскую премию первой степени, дачу под Москвой, ЗИС –110 и право уехать в Германию, От ЗИСа и дачи Риль отказал ся и вернулся на родину. Надо отметить, что всех ученых немцев после завершения работ отпустили домой.

 Вот Риль и уехал  к Аденауру, между прочим, в ФРГ, и стал профессором университета, в котором работал знаменитый Месстбауэр, лауреат Нобелевской премии.

 Так вот, в одной из недавних статей о трудовом участии немцев в создании атомной бомбы СССР, я прочел, что эти ученые подписывали обязательство в течение 25 лет не рассказывать о том, чем они занимались в «шарашках» Берия.  

 Уехали они в 1953 году. Значит, обязательство могли нарушить только в 1978 году. Вот когда я об этом прочем, то невольно улыбнулся, потому что сразу вспомнил одну историю, связанную с Н.В.Рилем.

 Узнал я ее в 1965 годы. «Оттепель» - «оттепелью», но поездки ученых за границу были и тогда существенно  ограничены, а потому расценивались, как бесценный подарок судьбы.

  В Ленинградском физико-техническом институте работал, надо думать, и сейчас работает  Борис Васильевич Царенков, лауреат Ленинской премии. Именно этот человек вместе с лауреатом Нобелевки Жоресом Ивановичем Алферовым, тогда младшим научным сотрудником, впервые отправились в ФРГ. Подчеркну, они стали первыми учеными, которым было разрешено пообщаться с немецкими коллегами по ту сторону «железного занавеса», разделяющего две Германии.

 Царенков – человек с превосходной харизмой, рассказчик первоклассный, душа любой компании. Он не уступал в этом смысле своему другу – Жоресу Алферову - тоже великому мастеру общения.

 После вечерних возлияний, Царенков любил бродить утром по физтеху в поисках того, кому можно бы было рассказать в очередной раз свои байки. Все знали Бориса Васильевича давно и его истории знали тоже от слова до слова. И Царенков искал слушателей среди людей случайных. Очень он любил в этом смысле студентов – дипломников - практикантов.

 Тогда и я был таким студентом, и слушал с огромным удовольствием занимательные байки Царенкова. И вот однажды рассказал он  историю его поездки, вместе с Алферовым, в Германию, рассказал  и о встрече с Николаем Васильевичем Рилем.

 Именно по приглашению этого ученого они  отправились в ФРГ, как личные гости Риля. Понятно, что излишней валютой молодых ученых не загрузили, прибыли они в Германию, «упакованные» в сиротские плащи – «болонья» и без всякого понятия, как себя нужно вести на «загнивающем западе».

 Риль тактично, внимательно и радушно принимал гостей. Водил их по скоему институту, показывал новейшее оборудование, знакомил с виднейшими учеными –физиками. Ухаживал за ними, кормил и поил в лучших ресторанах. Однажды, на одном званном обеде очень их выручил, так как гости из России совсем растерялись, увидев перед собой несколько смен ножей и вилок.

 Надо признаться, что в те годы в столовой физтеха и вилки-то не всегда были в наличие. Часто вторые блюда приходилось поглощать с помощью одних ложек. Подобное не вызывало раздражения и удивления. Было бы, что есть, а чем есть не так уж важно.

 Так вот, Риль все сразу понял и посоветовал русским коллегам внимательно следить за его действиями. В общем, «делай, как я!»

 Нынешние светила мировой науки глаз не отрывали в тот день от Риля, и больше всего боялись вместо одного ножа  взять другой.

 Можно себе приставить, как эта парочка была «зажата», но со временем гости Риля пришли в себя, освоились, и дерзнули поговорить с хозяином начистоту.

-         Николай Васильевич, вы так хорошо отзываетесь о своей работе с СССР, - начали они. – Почему бы вам не написать книгу воспоминаний о том периоде?

Риль усмехнулся и ответил так:

-         Если я напишу о том, что было у вас правду, то здесь меня сочтут коммунистом, а у вас, в России, - фашистом.

-         Это что же выходит? -  удивились гости. – Значит, правда никому не нужна?

-         Это вы сказали, - улыбнулся Риль.

 ЧЛЕН - КОРРЕСПОНДЕНТ

Однажды я договорился с Алферовым, что он прочтет для моих ребят лекцию. Жорес согласился, и на лекцию его «слетелись» физики со всей Эстонии.

 Алферов тогда был молодым членом – корреспондентом Академии наук СССР, и только что вернулся из Америки, где получил золотую академическую медаль США за свою работу.

   Так вот, после лекции, пошли мы в узкой компании отметить приезд Жореса. Направились, как обычно, в «Дом инженеров».  Замечательные там делали коктейли по твоему заказу.

 Вот сидим мы, пробуем коктейли. Тут один из моих аспирантов и говорит: «Жорес Иванович, я все-таки сбегаю на вокзал и куплю вам билет обратно. Мало ли, что может случиться перед самым отправлением поезда. Дайте на всякий случай мне вашу книжку лауреата Ленинской премии для подстраховки, а вдруг придется брать билет из брони».

 Алферов дает ему  книжку лауреата и говорит: «Только не смейте там упоминать, что я член – корреспондент Академии наук».

-         А это почему? – удивился аспирант.

И тут рассказал нам Алферов забавную историю. Несколько лет назад отправился Жорес в Тбилиси на научную конференцию. Прибыл, добрался до гостиницы. Говорит дежурному: «Моя фамилия Алферов». Портье пожимает плечами: нет, мол, такого в списке.

 - Как же так? – растерялся Алферов. – Я – доктор наук, прибыл на конференцию.

-         Другое дело совсем, - говорит дежурный. – Для доктора наук всегда номер есть.

И селят Алферова в совершенно фантастические, двухкомнатные апартаменты. И он послушно затаскивает в номер чемодан, совершенно не понимая, за что ему честь такая.

 Но на следующий день прибыл в эту гостиницу член – корреспондент Академии наук Белоруссии, президент этой академии – Сирота.

 Портье же спокойно  заявил гостю, что его номер отдан доктору наук Алферову.

Сирота вспылил, стал кричать, что он не какой-то там доктор наук, а член – корреспондент.

 На что дежурный ответил ему так: «Слушай, член, иды пишы свои корреспонденции. Мы доктору наук номер люкс дали, понимать надо!»

 «С тех пор, - улыбнулся Алферов. – Я согласен быть кем угодно, только не членом – корреспондентом». 

 К ТАКОЙ МАТЕРИ

Рассказал мне однажды Алферов любопытную историю, связанную с академиком – Петром Леонидовичем Капицей, с его знаменитыми «Кипицевскими семинарами», куда собиралась вся научная Москва.

 Вот на «чае», после семинара, и рассказал Петр Леонидович Алферову эту историю. В те годы, до войны, Капица занимался своим знаменитым «турбодетандером». Это метод сжижения газов. Газ проходит через турбину, отдает энергию и превращается в жидкость. Изобретение Капицы использовали во время войны для сжижения кислорода и азота. Петр Леонидович – великий экспериментатор. Он не только конструировал  установку, но и делал ее своими руками.

 Мало того, он знал поименно и «поадресно» все фирмы, которые производили необходимые ему детали. Вот для этого «турбодетандера» ему нужны были несколько специальных шарикоподшипников, которые в СССР тогда не производились.

 Капица, как положено, обратился в Наркомат внешней торговли с просьбой закупить ему за рубежом эти самые подшипники.

 Проходит неделя, месяц – получает Капица отписку, выдержанную в лучших бюрократических тонах, за подписью какого-то там заместителя начальника Главка. Получили, мол, письмо, а теперь они связываются с другими фирмами, где эти подшипники, вполне возможно, будут стоить дешевле. Вот изучат они этот вопрос – и поставят в известность Капицу о результатах.

 Петр Леонидович прочел отписку, а в углу, озверев, начертал такую фразу: «Делать, как я говорю, а то вы все пойдете к такой-то матери!!!» Когда это письмо пришло в Наркомат, начальник Главка кровно обиделся, и отнес матерную ругань Капицы Микояну. Тот, как ни странно, не смог верно оценить ситуацию и побежал жаловаться самому Сталину.

 Сталин прочел письмо с ответом Капицы, и приказал всем троим: начальнику главка, Микояну и Петру Леонидовичу – завтра быть в его кабинете.

 Явились. Сталин, в своей манере, стал молча расхаживать по ковровой дорожке. Потом остановился у стола, поднял отписку, прочел еще раз, положил на стол, подошел к Микояну, ткнул его трубкой в живот, кивнул на Капицу и сказал так: «Делайте, как он говорит, а то все пойдете к этой матери».

 Фрахт обошелся в 50 тысяч золотом. На другой день самолет доставил подшипники из Германии. До самого первого дня войны все, что заказывал Капица, доставляли на самолетах в срочном порядке, хотя, и чаще всего, нужды в подобных скоростях не было никакой.

 Вот типичный пример, когда дисциплинарный кодекс тоталитарного режима вроде бы и приносил свои плоды, но и в этом случае приводил к результатам печальным и непредсказуемым. Осторожный эконом – бюрократ мгновенно превращался в перепуганного раба, готового тратить любые народные деньги, только бы не рисковать своей головой