ЕСЛИ БЫ ВСЕВЫШНИЙ...

Если бы Всевышний, шутки ради, предложил мне заново родиться на свет и спросил, кем по нацио­нальности готов ты прожить другуюжизнь, я бы, не раздумывая, сказал:  евреем.  Я был и есть литовец.  Для первого раза - замечательно, но не настолько, чтобы повторить вдру­гой жизни.  К тому же, будучи литов­цем, я так до конца и не пойму, что значит быть евреем.

Долгое время я не увязывал этих типичных курортников с евреями, о которых слышал по вечерам от ма­мы, читавшей нам вслух книги Вет­хого Завета.  Однако в подростко­вые годы набрел на две тоненькие, послевоенного издания, книжечки Шолом-Алейхема, и они помогли мне совместить эти два мира.  А там и третий возник - приметы когда-то живших здесь и уничтоженных ев­реев.  Буквы каменныхнадгробий, ставших ступеньками лестниц, кварталы бывшего гетто, скорбные указатели на дорогах, ведущих к местам массовых убийств...

Словно сговорившись, приезжа­ли они в Друскининкай из больших советских городов, устраивались в санаториях, на съемных квартирах. Хоть и говорили по-русски, но были совсем другие, не то что обыкно­венные русские.  Те чувствовали се­бя будто в красном уголке своегоколхоза:  в увешанных медалями се­рых костюмных пиджаках, пузыря­щихся на коленях спортивных шта­нах и дерматиновых тапочках, онивыстраивались в очередь за сине­ватыми свиными ножками, которых в глаза не видели на своих родных прилавках.  Евреи были гораздопристойнее.  Не помню, чтоб они пьяные шатались по улицам, с кем-то перебранивались.  Даже их, не ви­девшие солнечного светасыновья, временно прекратившие упраж­няться на пианино или штудировать языки, и темноволосые, с больши­ми глубокими глазамидочери вы­глядели не по-детски серьезными и вдумчивыми.  Местные ребята, вес­нушчатые, с драными локтями, не приглашали их в своинеугомонные игры, зато не упускали случая при­помнить какую-то юдофобскую присказку или припевку, услышан­ную от взрослых.

Не только архипатриоты, но и те соотечественники, у которых нет охоты нести ответственность за грехи отцов, клянут мои заметки.  Я жесчитаю, что отметить день па­мяти геноцида литовского еврей­ства, умолчав о том, что геноцид осуществляли не какие-нибудь пришельцыиз космоса, а такие же литовцы, как мы сами, - это вопи­ющее лицемерие.  Есть разные способы отделаться от укоров со­вести, самыйнеудачный из них - выискивать еврейские фамилии в списках следователей НКВД или стрибов (истребительные отряды НКВД), иподсчитывать свои соб­ственные жертвы предвоенных, во­енных и послевоенных лет, чтобы бросить их на другую чашу весов.  Разве естьу нас моральное право осуждать несколько процентов, чу­дом спасшихся от гибели литов­ских евреев за то, что часть из них предпочлаСоветы, воевавшие с осуществлявшими «окончательное решение еврейского вопроса» на­цистами.  Вместо того чтобы изо­бретатьхитроумную теорию двой­ного геноцида, поставьте себя на место простого парня, сына ме­стечкового лавочника.  Его мать и сестервытащили из дому и рас­стреляли те самые соседи, что в сочельник приходили за селедкой, которую брали в долг до нового урожая.  В насговорят жидогубы, когда мы ломаем копья из-за жал­ких 3 миллионов символической компенсации, выделенной нашим государством заприсвоенную не­движимость еврейских организа­ций.  И впрямь символическая сум­ма:  по одному литу с каждого граж­данина Литвы, тоесть 15 литов за убитого здесь еврея.  Это не иску­пление греха, это символический акт доброй воли.  Кто не может рас­статься со своимлитом, - возьми­те с меня два.  Кто хочет отмеже­ваться от народа-жидогуба, - я приму и его ношу.  Потому что эта ноша освобождает. Кстати, лишь недавно мой отец рассказал, что когда началась война, их семья прятала мальчика-еврея, потом переправили его к нашимроди­чам, жившим на отдаленном хуто­ре, и не думали, будто делают что- то особенное.

Антироссийские высказывания, говорящему на непонятном язы­ке, когда мы ищем виновника на­ших неудач и кричим об идее за­говора, - яузнаю инстинкт жидогу­ба. Вопрос только времени и сте­чения подходящих обстоятельств:  когда именно человек из толпы, пы­таясьубежать от ответственности за свой жизненный выбор, снова обагрит руки кровью тех, на кого укажут поводыри.  За неимением евреев,мишенью может послужить кто угодно:  мнимые педофилы, секс-меньшинства, кровопийцы-работодатели, соседи, которые по­лучаютсоциальное пособие и ра­ботают нелегально, давно прижив­шиеся тут инородцы и новые бе­женцы из других стран.  Пока я не покончил сжидогубом в самом се­бе, он только и ждет момента, ког­да уснет душа, чтобы завладеть мо­им разумом и телом.

Я хотел бы родиться в другой жизни евреем именно потому, что этот народ тысячи лет обитает в не­доброй, чужой среде, и жестокие урокисудьбы, которые мы получа­ем сегодня, усвоил еще в те време­на, когда бежал от египетского раб­ства, возвращался из вавилонскогопленения, строил Храм и видел, как он был разрушен.
Ромас Садаускас-Кветкявичюс Друскининкай, Литва