Как американцы затянули СССР в Афганистан
В 1979 году Бжезинский сделал всё, чтобы не «спугнуть» СССР от введения войск в Афганистан. Он, а затем и другие «ястребы» считали, что это один из действенных способов как погубить Советы, так и восстановить пошатнувшийся после Ирана авторитет США. Также Бжезинский верил, что Афган навсегда отучит СССР от экспансий за рубежом – впредь за такие авантюры Москве придётся дорого платить.
Карен Брутенц в 1998 году написал книгу «Тридцать лет на Старой площади». Автор – бывший первый заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС. В своей книге он рассказывает о том, чего добивалась политика СССР в развивающихся странах, о её месте в борьбе двух сверхдержав, её растущей неэффективности по мере дряхления режима и его руководства. В этой главе Брутенц пишет, как принималось решение о вводе советских войск в Афганистан, и как влиятельные силы в администрации США делали всё, чтобы «не спугнуть» это решение.
«На заседании американского Специального координационного комитета 17 декабря 1979 года (т.е. ещё до ввода наших войск в Афганистан), на котором присутствовали вице-президент В.Мондейл, министр обороны Г.Браун, заместитель государственного секретаря У.Кристофер, начальник Объединенного комитета начальников штабов генерал Д.Джонс, заместитель Бжезинского, глава службы Совета национальной безопасности (СНБ) по советским делам генерал Б.Одом и сам адмирал Тэрнер, было принято решение «вместе с пакистанцами и англичанами рассмотреть возможность улучшения финансирования, снабжения вооружением и средствами связи повстанцев, чтобы сделать возможно более дорогим продолжение Советами их действий». Об этом напомнил в Осло Геир Люндесталд, генеральный секретарь Комитета по Нобелевским премиям, заметив, что и в мемуарах Бжезинского есть указание на «нечто», происходившее и до декабря.
Одом, человек с репутацией «ястреба», знал: «Вы указали на важные доказательства». Но Тэрнер продолжал маневрировать: «Пакистанцы, конечно, делали, тут нет вопросов, но мы в этом не участвовали». Впрочем, и эта далекая от откровенности фраза, подтвердив то, что раньше адмирал отрицал, дала мне основание заметить: «Я могу рассматривать это как подтверждение моего заявления о том, что вы не нуждались в вовлечении напрямую, потому что кто-то другой делал это для вас».
Бжезинский признаёт в мемуарах, что уже после ввода наших войск в Афганистан на заседании Совета национальной безопасности были сформулированы «планы дальнейшего сотрудничества с Саудовской Аравией и Египтом относительно Афганистана». Уже в самом начале афганской эпопеи стали вырисовываться контуры замысла определённых кругов США: поглубже затянуть СССР в афганское болото и до известной степени сковать его там, заставив заплатить максимальную цену — военную, экономическую, человеческую и морально-пропагандистскую.
В наиболее беззастенчивой манере это сформулировал конгрессмен Гарри Вильсон (лоббист программ финансирования тайных операций в Афганистане): «Во Вьетнаме было 58 тысяч мёртвых американцев, и мы должны вернуть это русским». У.Кристофер, тогда заместитель госсекретаря, ездил на пару с Бжезинским в Пакистан по «афганским делам». Как раз во время этой поездки, в феврале 1980 года, Бжезинский с китайским автоматом в руках позировал фотографам на афгано-пакистанской границе.
Именно в рамках этого замысла всячески стимулировалось повстанческое движение, наращивалась помощь моджахедам. Забегая вперёд, скажу: следуя этому же курсу, влиятельные американские круги, как ни неправдоподобно это выглядит на первый взгляд, были заинтересованы в акции Москвы и ждали ее не без нетерпения, стараясь «не спугнуть». «Уже в декабре 1979 года, говорил в Осло в сентябре 1995 года, ссылаясь на слова Б.Одома, бывший сотрудник госдепартамента Дж.Хершберг, — некоторые в администрации считали, что в американских интересах заставить Советы заплатить максимально возможную цену в Афганистане». Да и сам Одом в беседе со мной на следующий день прямо сказал, что «они» очень хотели, чтобы «советские вползли» в Афганистан, и старались ничего не делать, чтобы этому помешать.
Одом подтвердил это также на конференции, заявив: «Моей реакцией, как и других, было, что, если они заберутся туда, мы сумеем доставить им неприятности. И было бы очень хорошо, если бы это произошло».
Среди людей, занимавших подобную позицию в особенно напористой форме, мы, естественно, находим и 3.Бжезинского. Адмирал Тэрнер колебался, когда перед ним поставили вопрос о массовых поставках оружия моджахедам. Он считал, что это означало бы толкать их — перед лицом 75 тыс. советских солдат — на самоубийство ради американских интересов. Бжезинского же, судя по его заявлениям, эта проблема не волновала. А.Вестад, один из руководителей Нобелевского института мира, рассказал в Осло: «Доктор Бжезинский сказал мне, что не рассматривал афганскую интервенцию даже тогда как трагедию. Он видел также и другие её стороны».
Ещё откровеннее бывший помощник Картера был в разговоре с С. – научной сотрудницей Института Эмори (США). В мае 1994 года Бжезинский ей заявил, что предвидел ввод советских войск в Афганистан и был доволен этой акцией, ибо она была необходима, чтобы СССР развалился.
Какие же «другие стороны» афганской интервенции видели Збиг Бжезинский и его единомышленники в американском истеблишменте? Речь шла не только о том, чтобы заставить «кровоточить» Советский Союз, укрепить внешнеполитические позиции США, особенно, как заявил Г.Сик, бывший сотрудник Совета национальной безопасности США, «среди исламских стран, где доверие к нам почти исчезло», восстановить «стратегическую позицию», разрушенную иранской революцией. Ставилась и более крупная задача: побудить Картера повернуть от разрядки вновь к сдерживанию, на чём уже долго, но безуспешно настаивали «ястребы» в американском политическом бомонде и в самой администрации, вывести из игры сторонников более конструктивной линии в отношении СССР, скажем, госсекретаря Вэнса.
Противоборство этих двух тенденций, этих двух фигур было характерной чертой всего президентства Картера. «Самый важный результат Афганистана, – говорил в Осло М.Шульман, – это укрепление позиции тех, кто рассматривал взаимоотношения с Советским Союзом как неизменно враждебные, конфликтные. Афганистан «подходил» одному из направлений мысли в американском правительстве».
Этой же темы коснулся уже упомянутый Г.Сик: «Афганистан обозначил конец битвы между С.Вэнсом и госдепартаментом, с одной стороны, и 3.Бжезинским и Национальным советом безопасности — с другой. Сайрус проиграл эту битву, и с этого момента Бжезинский стал доминирующей фигурой в том, что касалось отношений между США и СССР». Он же заявил, ставя, так сказать, точки над «i»: «Вы попросту не могли бы получить доктрину Картера до вторжения в Афганистан».
Афганистан дал Бжезинскому возможность материализовать политику, которую он активно пропагандировал уже год. С весны 1979 года Збиг, как он пишет в мемуарах, делал акцент на Афганистане и настраивал Картера в том духе, что Советский Союз, очевидно, стремится через Иран и Пакистан выйти к Индийскому океану. При этом упирал на извечные гегемонистские намерения Москвы. А 26 декабря 1979 года в меморандуме президенту он писал:
«Как я упоминал вам неделю назад или около того, мы сталкиваемся теперь с региональным кризисом. Если Советы добьются успеха в Афганистане (далее в «рассекреченном» документе вымаран изрядный кусок), вековая мечта Москвы о прямом выходе к Индийскому океану осуществится. Иранский кризис привел к крушению баланса сил в Юго-Западной Азии, и это может привести к советскому присутствию у самого края Аравийского и Оманского заливов».
К сожалению, утверждения Бжезинского производили впечатление, и его фантастические конструкции были взяты Белым домом на вооружение. Я имею в виду концепцию «кризисной дуги» на Среднем Востоке и в Южной Азии, якобы возникшей в связи с «советским наступлением» в этом районе, нацеленном на реализацию «великого замысла» («grand design») — захват Саудовской Аравии и других нефтедобывающих государств.
В протоколе заседания СНБ от 2 января 1980 года, где обсуждались меры против СССР в связи с вводом его войск в Афганистан, читаем: «Президент заявил, что он не уверен, что наши сегодняшние решения удержат русских от вторжения в Пакистан и Иран». Правда, Картер в своих суждениях, по крайней мере публичных, колебался. 8 января 1980 года в беседе с конгрессменами он говорил: «Нет сомнения, что, если вторжение Советов в Афганистан останется без отрицательных последствий для СССР, оно будет иметь следствием соблазн продвигаться вновь и вновь, пока они не достигнут тепловодных портов или не установят контроль над большей частью мировых нефтяных ресурсов». Но 10 января на встрече с членами общества издателей газет президент уже заявляет: «Мы не можем знать с уверенностью мотивы советского вторжения».
Решение о вводе советских войск в Афганистан фактически готовилось «тройкой» – Андропов (КГБ), Громыко (МИД), Устинов (Минобороны), тогда уже работавшей на принципах «взаимопонимания». Заручившись благословением Суслова, они сумели получить согласие Брежнева, к этому времени всё больше терявшего дееспособность.
Советские деятели спустя некоторое время обнаружили, к чему привела их афганская затея. Они искали встречи с американским президентом, чтобы объясниться и найти какой-то выход из сложившегося положения.
Многолетний посол СССР в США Добрынин рассказывал о таком эпизоде. Осенью 1984 года Громыко после долгого перерыва был приглашен к Рейгану на встречу наедине. Но они пробыли в Овальном кабинете так недолго, что обслуга забеспокоилась. Выяснилось, что Рейган повёл Громыко в свой туалет, а сам ушел обедать. Громыко же, выйдя от американского президента, в недоумении спросил Добрынина: «Зачем он меня приглашал?» Сотрудники президента потом объясняли Добрынину: «Президент просто забыл, что хотел сказать».
Таким унизительным образом американцы показали, что они не готовы идти ни на какой компромисс с СССР. В США были уверены, что теперь речь должна идти только о полном поражении Советов.
ТОЛКОВАТЕЛЬ
Комментариев нет:
Отправить комментарий