четверг, 20 августа 2015 г.

МАРИНА ЮДЕНИЧ СОВЕТУЕТ УЕЗЖАТЬ

18.08.2015
Не удивляйтесь! 
Не пугайтесь! 
Я сейчас присоединюсь к призыву г-на Яковлева.

"...интуиция меня вроде никогда еще не подводила.
И я поэтому пишу этот пост.
Я уверен, что России в самое ближайшее время – недели, месяцы – предстоит один из двух сценариев.
Либо – смена власти с совершенно непресказуемыми и опасными последствиями. Либо – тяжелейший социальный кризис с уличной преступностью, нехваткой самого необходимого и реальной опасностью для жизни и здоровья граждан.

Поэтому, безо всяких шуток:

Если есть возможность, УЕЗЖАЙТЕ И, ГЛАВНОЕ, УВОЗИТЕ ДЕТЕЙ..."

И я  - да -  поддержу призыв автора, но прежде сделаю одну маленькую оговорку. 
Думаю, и сам г-н Яковлев, и те, кто  разнёс его призыв в медийном и сетевом пространстве, понимают - по крайней мере, должны понимать - это обращение адресовано далеко не  всем, живущим в России.  
Не народу. 
И даже не  элитам. Они - элиты -  сегодня разные. Да и необщее это понятие. И неоднозначное весьма. 
Это  - тусовочке.
Люди тусовочки - те, кто помоложе - называют себя креативным классом.
Старшее поколение  числится  русской интеллигенцией. 
Притом, что ни креатива, ни интеллигентности не являют миру ни юные, ни зрелые. 
Про "русскость" говорить не станем. Ибо, дабы… ну вы меня поняли. 
Да и стыдно тусовочке сегодня быть русской. Потому тема как бы отпадает сама собой.  
И вот теперь, когда мы определились с целевой аудиторией призыва, я его - этот призыв - продолжу. 
Понимаю -  господин Яковлев черпает представления о российских реалиях исключительно из своей ленты в FB, в которой - надо полагать - г-н Кох и иже. Потому картина его русского мира довольно утопична, если не сказать параноидальна.  
Не станем придираться к мелочам.  
Простим отцам новейшего российского либерализма их мощные фрустрации, обусловленные то ли возрастным, то ли физиологическим, то ли ситуационным (г-н Кох вон своё пророчество отностиельно будущего "православных чекистов" отчего-то  снёс) 
Давайте - по сути.  
Обращаюсь к тусовочке. 
Уезжайте! 
Вам уже никогда не будет так уютно и спокойно в России, как было в годы вашего - или  ваших родителей - становления.  В бизнесе,  в творчестве,  в  обществе.  В социальной иерархии. 
Вам вряд ли удастся получить  в полную и безраздельную собственность нефтеносные недра, целые отрасли  того, что когда-то именовалось народным хозяйством, гиганты индустрии, газеты, телеканалы, города и отдельные городские кварталы, а в них - самые красивые монументальные здания, миллионы гектаров земли и прочая, прочая, прочая… 
Вам никогда не повторить гигантской афёры под названием "ваучерная приватизация".  
Не уничтожить несколько миллионов сограждан, обратив в прах их смешные деньги, которые эти доверчивые лохи называли трудовыми накоплениями. 
Я не буду продолжать, ладно? 
Длинно получится, пафосно. 
Просто, поверьте. 
Лучше вам не будет. 
Будет только хуже, тут г-н Яковлев прав. 
Ошибается он в деталях, но я приду ему на помощь. 
Детали - некоторые - на самом деле, будут таковы.  
Люди, которых в недавнем прошлом можно было спокойно называть анчоусами, скотом, быдлом, начнут отвечать - и словом, и делом. Иногда это может быть даже больно.  
Воздух (порой изрядно отравленный), который вы успешно продавали, называя его "креативом",  перестанут покупать. 
Может случиться так, что вам даже придётся платить налоги. Со всех доходов, представляете?  Даже с арендной платы за полученные от "проклятого совка" квартиры, которые вы успешно сдаёте.  И штрафы. И никакие журналистские корочки не  помогут. И звонки друзьям. 
Всё может обернуться ещё "более хуже" - вас могут  заставить отвечать за слова. Вот только представьте себе:  написали в ночи в собственном уютном бложике что-то о том, что завтра всем надо выйти на Манежку.  И взять шутрмом Кремль. И повесить Путина. А  Храм разрушить, ибо зло.  Просто так написали, прикола ради.  Ну выпили лиший шот текилы или припудрили нос чем-то правильным. Было весело и  совсем не страшно. А утром к вам пришли. И всё по-взрослому.  Под протокол.
Для вас  в России, действительно, теперь беда.  
Одна, прав юноша на картинке. 
Уезжайте! 
Спасайте себя. 
Поверьте - вы редкая, почти уникальная популяция, умудрившаяся несколько десятилетий абсолютно счастливо, безбедно и безпроблемно прожить в стране, где невыносимо было всё - от погоды и пейзажа за окном до народа, веры и традиций.   
Вам будет трудно. 
Ни один народ в мире не станет терпеть подле себя людей, оскорбляющих его по любому поводу, плюющих в его историю, попирающих его ценности.
Ни одни режим на планете  не будет платить тем, кто  призывает к его свержению и грозит ему Гаагскими трибуналом. 
Но, пожалуйста, соберитесь с силами. 
Выполните хотя бы один раз то, о чём обещаете так долго, яростно и упрямо.  
Уезжайте уже.  
Пожалуйста!

P.S. Текст этот прислал постоянный критик моего блога, призывающий всех евреев перебираться в Биробиджан. С ним не согласен. Мне туда не хочется, а  с Мариной Юденич, доверенным лицом президента Р.Ф. согласен. Всем, кто не разделяет её убеждения, нужно уезжать. И как можно быстрей, пока не закрыты границы и не проложены старые, кандальные дороги в Сибирь, а то и на Бутовский полигон. Берегите себя и детей. Права эта дама - налаживать жизнь в чужом государстве трудно, но еще трудней жить там, где тебя уже объявили "пятой колонной", врагом народа и иностранным агентом. 

НАМЁК НА БУДУЩЕЕ


Иван Давыдов 

Намек на будущее


Россия телевизора против России пресс-релизов — хотят ли русские войны? 

08-490-01.jpg
Где-то там, за страшной телевизионной жизнью, другая — настоящая и живая 

Мы ведь не всегда противостояли гнилому Западу и защищали скрепы. Когда-то — совсем еще недавно, но кажется, что в другой, прошлой, может быть, даже не нашей жизни, — не было этого всего. Ни третьего срока, ни Болотной (речь не про прекраснодушные хождения по площадям, конечно, а про тех, кто теперь сидит за поврежденную зубную эмаль полицейского), ни православных активистов, ни пеногонных политологов, ни возвращения Крыма в родную гавань. И войны на Украине тоже не было. И мысль о том, что война на Украине (все-таки страшно сказать и сейчас — война с Украиной) возможна, просто не нашла бы себе места в голове. 

Что-то такое начинало шевелиться уже тогда, конечно, но — на обочине жизни, с краю, в блогах никому не ведомых любителей исторических реконструкций и только изредка — в речах околовластных экспертов из числа пьющих. 

Две России 

Тогда я любил смотреть телепрограмму «Вести». Да, разумеется, они и тогда врали, но время научило разбираться в сортах лжи. Мне скорее нравилась страна, о которой рассказывал по вечерам, ну, допустим, Константин Семин — еще только корреспондент, пробующий себя в роли ведущего. Еще не автор памятного фильма «Биохимия предательства», в котором доказывалось, что все недовольные политикой Кремля — прямые наследники генерала Власова. Это все потом. 

Россия в телевизоре выглядела почти симпатичной: премьер (а главным был премьер) — строгий, подтянутый и деловой на равных встречался с мировыми лидерами и не рассуждал о перспективах применения ядерного оружия. Президент… А что президент? Тоже казался неплохим парнем. Косил под присмотром премьера кукурузу. Или, освободившись от премьерской опеки, рассуждал о пользе бадминтона. Развивал нанотехнологии (кстати, это не было делом подсудным). Все — не только кукуруза — росло и процветало. Кипели великие стройки — в Сочи и помимо Сочи. Улыбающиеся люди рассказывали о росте собственного благосостояния и благодарили премьера. Президента, кажется, не благодарили, но ведь и не обижали. И главное — не рассуждали с каменными лицами об утрате Европой истинных ценностей, фашизме, который поднимает голову, и готовности за истинные ценности убивать и умирать. Трудно теперь поверить, но они тогда вовсе, кажется, не хотели убивать и умирать. Они хотели жить. 
08-cit-01.jpg
И наклейки «Обама — негр» не лепили на собственные, купленные в кредит автомобили. Как-то мало их тогда занимал Обама и цвет его кожи, и даже его коварные происки. 

Я думал, глядя в телевизор, что, возможно, стоило бы эмигрировать в телевизионную Россию из России обычной, которая уже потихоньку начинала меняться. В которой уже начинало прорастать все то, что теперь созрело. 

И вот Россия в телевизоре стала совсем другой: главный теперь президент, и он по-прежнему строгий и подтянутый, но мировые лидеры встречаются с ним редко и неохотно, за равного не признают, вообще опасаются. Из каких-то углов пролезли в студии ток-шоу любители порассуждать о нашей новой миссии: противостоять всему миру, защищая… Да какая разница, что защищая. Они и сами не знают что. Главное — противостоять. И если новость из Госдумы — «сегодня депутаты», значит, следующим словом с вероятностью процентов девяносто будет «запретили». Или — мягкий вариант — «предложили запретить». Если из Европы — про то, как они нам вредят. А уж если из Штатов… 

Та Россия из довоенного телевизора была, наверное, даже более фальшивой, чем эта, нынешняя Россия из телевизора. Нынешняя — в большем резонансе с окружающей реальностью, которую сам же телевизор и творит. Но та хотя бы не была страшной — ни себе, ни миру. И тяжело не испытывать по ней странную ностальгию. Хочется снова найти ее. 

Обретенное безвременье 

В работе журналиста есть свои прелести. Очень многие люди, о существовании которых вы часто даже и не подозреваете, просто жаждут вас видеть. Они организуют разнообразные, серьезные, смешные и странные мероприятия и спешат вам об этом сообщить. Шлют анонсы и пресс-релизы, даже если вы никогда не оставляли им адреса. Стараются завлечь. 

В столице в день таких событий — десятки. Все письма даже мельком просмотреть не успеваешь. А можно ведь собрать их все за неделю. Попытаться прочитать как единый текст. Разглядеть образ страны, который за письмами прячется. Там — совсем другая страна. Та, из довоенных выпусков нестрашных новостей. 

Нет, реальность телевизионной России, конечно, и здесь прорывается на волю. «Минский процесс глазами Донбасса. Участвуют: Д. Пушилин и В. Дейнего. Место проведения — гостиница The Ritz-Carlton». Но само упоминание помпезного отеля уже смягчает откровенную мрачность темы. И это — единственное за неделю напоминание о том, куда мы на самом деле себя затолкали и с кем теперь имеем дело. Прочее — легче, веселее, как тогда, когда мир не состоял еще сплошь из врагов Отечества. 

Даже если на самом деле за событием («ивентом» на языке пиарщиков) маячит все та же хмурая современность, слова не хотят складываться так, чтобы дать вам это почувствовать. «Промышленный форум пройдет под девизом «Курс на стабилизацию!» В программе: выставка «Сделано в России» и пленарное заседание «Программа импортозамещения — от планов к действиям!» Достаточно, оказывается, просто не пожалеть восклицательных знаков, и уже кажется, что речь — не о последствиях санкционной войны с Европой, а о честной попытке поднять собственную экономику. Опять же «стабильность» — слово из того, старого лексикона. Тогда модно было над ним смеяться, но ведь звучит оно куда лучше, чем слово, предположим, «мобилизация». 
08-cit-02.jpg
И депутаты выглядят совсем не так, как в телевизоре или в лентах агентств. Депутаты не хотят надзирать и наказывать. В худшем случае — подводят итоги собственной работы (сессия кончилась, время подходящее). В худшем — потому что мы представляем себе, что такое их работа. В лучшем — занимаются вещами невинными и неожиданными. «Николай Левичев примет участие в мультимедийной пресс-конференции по развитию цивилизованного лоббизма». Поставь рядом со словом «депутат» слово «цивилизованный» — и нет уже места воспоминаниям о пиле-болгарке. А слово «мультимедийный» из привычного мракобесия заставляет перенестись прямиком в уютное будущее. Или вот — «Круглый стол «Актуальные проблемы века» с участием депутатов Госдумы». Века! Они у нас, оказывается, стратеги. 

А еще — бесконечный поток культурных событий, и на многих всерьез хочется побывать. Даже мероприятия в рамках Дня семьи, любви и верности (а их много — празднуем с размахом) пугающими не выглядят. Не без оговорок, конечно, — можно себе представить, что творится, например, на «международном фестивале социальных технологий в защиту семейных ценностей «За жизнь 2015», но в целом — что ж страшного в мастер-классе по свадебной фотосъемке, параде французских бульдогов или празднике лимонада? «Вручение медалей за любовь и верность». За любовь — не за ненависть. И не за захват чужих территорий. 

Возможность будущего 

На самом деле тут ведь больше, чем просто ностальгия по утраченной реальности, не самой правильной, но относительно спокойной. Тут — не залог, но намек на то, что будущее возможно. Россия пресс-релизов и анонсов говорит России телевизора: нет, люди не хотят убивать и умирать. Не видят врага под каждым кустом. Не затвердели в ненависти ко всему, что начинается сразу за пограничными столбами. Даже депутаты и те выглядят сравнительно прилично. Люди не ищут войны, конфронтации, героического подвига. Люди хотят на праздник лимонада. 

Хотя это, может, просто потому что лето. 

НИКОЛАЙ ХАРДЖИЕВ: "СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК - ЭТО МИФ"

Николай Харджиев: «Серебряный век – это миф»


Искусствовед Харджиев в 1920-30-е был частью художественного сообщества русских авангардистов. По его мнению, Малевич был вершиной отечественного искусства, а авангард того времени не заслуга советской власти, а вырос ещё до Революции. Харджиев в 1991 год вспоминал, как был устроен художественный мир того времени.
Николай Харджиев — писатель, историк и коллекционер. Родился в Одессе в 1903 году, в 1920-е переехал в Ленинград, где оказался близок к кругу футуристов, познакомился и подружился с Крученых, обэриутами, Малевичем и Татлиным, Мандельштамом и Ахматовой. Позже он переберётся в Москву; в его квартире в Марьиной Роще перебывали все сколько-нибудь заметные поэты и художники эпохи. С годами собрал богатейшую коллекцию картин и текстов русского авангарда. Харджиев умер в 1996 году в Амстердаме, куда переехал в тщетной попытке сохранить архив: он будет разворован ещё при жизни историка.
Беседа Ирины Голубкиной-Врубель с Николаем Харджиевым состоялась в январе 1991 года в Москве, когда Харджиеву было 88 лет. Ниже – этот его монолог, с некоторыми сокращениями.
***
На меня наибольшее влияние оказывали художники, а не поэты и филологи. Больше всего в понимании искусства я обязан Малевичу. С Татлиным я тоже очень дружил, причем скрывал это от Малевича. Они были врагами, и мне приходилось скрывать от каждого из них то, что я общаюсь с другим. К счастью, один из них жил в Москве, a другой – в Ленинграде. Татлин был человеком с чудовищным характером – маньяк, боялся, что у него украдут какие-нибудь профессиональные секреты.

(K. Малевич, В. Тренин, Т. Гриц, Н. Харджиев. Немчиновка, 1933)
Он ненавидел Малевича лютой ненавистью и в какой-то мере завидовал. Они никак не могли поделить корону. Они оба были кандидатами на место директора Института художественной культуры. Малевич сказал: «Будь ты директором». Татлин: «Ну, если ты предлагаешь, тут что-то неладное». И отказался, хотя сам очень хотел быть там директором. Там всегда была распря, пока тот не уехал в Киев. Когда Малевич умер, его тело привезли кремировать в Москву. Татлин всё-таки пошел посмотреть на мёртвого. Посмотрел и сказал: «Притворяется».
***
Конечно, у Малевича мистический элемент присутствует. Когда Ленина повесили вместо иконы, он сказал, что этому месту пустым оставаться нельзя. Еще он говорил: «Чем отличается моя беспредметность от их искусства?» – и сам отвечал: «Духовным содержанием, которого у них нет!» А Кручёных говорил: «Бог — тайна, а не ноль. Не ноль, а тайна».
***
Из русских художников он и Татлин больше всего любили Ларионова. Хотя они ссорились с ним. Малевич тоже поссорился с Ларионовым. Тем не менее они оба соглашались, что Ларионов — уникальный живописец. Я считаю, что после Сезанна такого живописца не было.
***
Хотя Малевич очень бедствовал, но по натуре он был оптимист. Он пытался что-то делать, какие-то архитектурные проекты, какой-то соцгородок. И это где-то даже полуодобрялось, но из этого ничего не выходило. Он был очень волевой и настойчивый, хотя уже был болен тогда. Проект соцгородка он сделал на основе своих архитектонов. Даже хотел заняться утилитарной архитектурой, что не соответствовало его установкам. Он мне даже однажды сказал, что готов принять социалистический реализм, только с одной поправкой: чтобы это был художественный реализм.

(Казимир Малевич)
***
Татлин продолжал ненавидеть его жуткой ненавистью, а Малевич относился к нему как-то иронически. Татлин всё-таки как-то приспосабливался – в театре работал, оформлял спектакли. Он не гнушался никакими пьесами, пусть даже преуспевающего автора, лишь бы была работа. Оформил более 30 спектаклей и получил «заслуженного». А Малевич, когда ещё закрыли Институт художественной культуры, был уже вполне «прокажённый». Он бездействовал, но ученики к нему приходили, и он по-прежнему был очень влиятельный. Но когда он умер и его хоронили любимые ученики Суетин, Рождественский и другие, так на их лицах была и некоторая радость освобождения, потому что он всё-таки их очень держал. Они, конечно, очень горевали, но они были уже не дети, и это была свобода от него. На его похоронах было очень много народу, ученики руководили церемонией. Гроб, сделанный Суетиным, был доставлен из Ленинграда в Москву, потом была кремация, похороны. Могилу потом потеряли, хотя рядом жили родственники.
***
Больше всех Малевич ценил Суетина: у них было духовное родство. Чашник – верный малевичеанец, неплохой художник, очень близкий, но более подражательный. Суетин оригинальнее. Он прошел через супрематизм и пришел к очень своеобразным вещам. Как бы абстрактные фигуры с овалами, идущие от иконы. У него была изумительная серия слонов и в живописной трактовке, и в супрематической. Это всё пропало, жёны растащили.

(Владимир Татлин)
***
Суетин был любимым учеником, и Малевич о нём страшно заботился. Искал ему врачей. Мой друг Суетин был психопат, невыносимый человек с миллионом личных историй. Он меня этим изводил, приезжал ко мне на ночь, не давал спать, рассказывал об очередной трагедии. Когда он уже лежал в больнице, я пришел навещать его с рождественскими подарками. Меня не пускали, но я дал взятку, и его привели к нам в маленькую гостиную. Он подошёл ко мне, потёрся так и сказал виноватым голосом: «Ну, теперь я буду заниматься только искусством». А ему уже было пора умирать, уже было поздно.
***
Конечно, почти все ученики Малевича были евреями. Кроме нескольких, таких как Санников, Носков. Малевичу вообще было наплевать – он никаких национальностей не признавал. Ему было важно – художник или не художник. Они очень способные были и исчезли неизвестно куда. Так у нас исчезали люди, ничего не оставалось.
***
Когда к Малевичу перебежали от Шагала все эти еврейские мальчики, скандал был на весь Витебск. Ида (дочь Шагала) мне сама рассказывала, что отец ненавидел Малевича и был зол на неё за то, что Малевич ей нравится. У Шагала характер был дай боже. Малевич был всё-таки относительно с юмором, а этот был страшно злопамятный. Он из-за этого в Париж уехал, что в результате оказалось ему на руку. Всё равно он не мог простить Малевичу Витебска. Но Малевич был не виноват – все ученики сами сразу к нему перешли. Да и чему их мог научить Шагал – он был совсем не учитель. Они подражали его летающим евреям.

(Марк Шагал)
Даже Лисицкий был сначала под влиянием Шагала. Но Малевич его оценил сразу. Он извлёк из Лисицкого его архитектурную основу и предложил ему заняться объёмным супрематизмом. Сам он делал опыты в этом направлении, но по-настоящему этим почти не занимался. А Лисицкий был изумительный график, феноменальный, и колоризировал он очень умело, хотя и не был живописцем.
***
«Искусство 20-х годов» – это такой же миф, как поэзия Серебряного века. Никакого искусства 20-х годов не было. Это было искусство дореволюционное, все течения уже были созданы. Просто были ещё живы художники-новаторы, они ещё были не старые в момент революции. Пунин был изокомиссаром и покровительствовал левым. Он мне говорил, что про него написали тогда: «Честные и старые интеллигенты перешли на сторону революции», – а мне (Пунину) тогда было 29 лет». Всё, что было сделано, было создано до революции, даже последнее, супрематизм, был уже в 1915 году. В начале 20-х годов они ещё могли что-то делать, а когда кончилась Гражданская война, их сразу прекратили.
***
Но в России это всё не состоялось. Нет, конечно, футуристы в быту хотели всё изменить, но это же была утопия. Малевич вначале пытался заниматься оформлением, но тогда было не до этого, Россия издыхала с голоду, он сам издыхал с голоду в Витебске. Организовать жизнь по законам искусства – это нереально. Правда, на Западе есть целые города и кварталы левой архитектуры. Но для кого это? Корбюзье строил виллы для богатых людей. Градостроительство изменилось, но жизни это не изменило. Я давно говорил, что любая социальная формация на Западе ближе к тому, что мы считаем социализмом. Индивидуум стал гораздо более свободным и защищённым, но никакой феерии в жизни создать все-таки не удалось.

(Эль Лисицкий)
Кроме того, к авангардистам обратились, потому что монументальные работы, оформление улиц, не могли быть выполнены старыми методами. Это могли только левые сделать, поэтому они и были мобилизованы.
***
Поиски национальных истоков, корней. Ларионов первый понял важность народного искусства и примитива. До него этого не воспринимали как искусство, описывали просто, ничего в этом не понимая.
Икона невероятно монументальна. Русские идут от греков, но всё-таки создали свою икону, которая очень отличается от греческой и гораздо выше её. Это тот случай, когда ученики превзошли учителей, но и учителя были недурные.
И расчистка икон очень повлияла. Чекрыгин был совершенно помешан на «Троице» Рублёва. Он говорил, что там такой голубой, которого не было в мировом искусстве. Икона и примитив изменили западное влияние, это столкнулось с кубизмом и в результате появилось новое русское искусство, не эпигонское, а своеобразное. Малевич мне как-то сказал: «Ну, пусть я и слабее Пикассо, но фактура у меня русская». А оказался не слабее! Сейчас он вообще идёт номером первым в мировом искусстве. У него был и гонор, но в то же время и какая-то скромность, он цену себе знал. Это был уже новый язык искусства, и новые системы в искусстве были интернациональные.

(Малевич за работой, 1932 год)
***
А Родченко – вообще дрянь и ничтожество полное. Нуль. Он появился в 1916 году, когда всё уже состоялось, даже супрематизм. Попова и Удальцова всё-таки появились в 1913-м, Розанова в 1911 году. А он пришёл на все готовое и ничего не понял. Он ненавидел всех и всем завидовал. Дрянь был человек невероятная. Малевич и Татлин относились к нему с иронией и презрительно – он для них был комической фигурой. Лисицкий о нём ничего не высказывал, но тоже относился к нему презрительно, а Родченко ему страшно завидовал и ненавидел. Родченко сделал Маяковскому кучу чертежных обложек, а Лисицкий сделал одну (вторая плохая) для «Голоса» – разве у Родченко есть что-то подобное?
Когда он начал заниматься фотографией и фотомонтажом, на Западе уже были замечательные мастера – Ман Рей и др. Лисицкий уже следовал за Ман Реем, но не хуже. То художники были, а у этого фотографии – сверху, снизу – просто ерунда. Я считаю, что такого художника не было. Его раздули у нас и на аукционах. Семья его всячески раздувает – дочь, муж дочери. Внук, искусствовед под фамилией Лаврентьев, восхищается дедушкой – это семейная лавочка.
***
Кандинский – немецкий художник, абсолютно ничего общего не имеющий с русским искусством. Его ранние лубки мог нарисовать только иностранец, с полным непониманием. Но это ранние вещи, а как живописец он сформировался в Германии под влиянием Шенберга. Это музыкальная стихия, аморфная, а русское искусство конструктивно. Поздний Кандинский конструктивен, но он потерял себя, он хорош именно музыкальный, аморфный.

(Василий Кандинский)
Кандинские были поляки, и Россию ненавидели. Он родился здесь, и мать его была русская. Но дома разговаривали по-немецки – лепет его был немецкий. Недаром он уехал в Германию еще в XIX веке. Он был там главой общества художников, а потом, после Blaue Reiter, стал совсем сверхгенералом. А в Россию он приехал во время Первой мировой войны, а потом застрял надолго в Швеции. Он не хотел оставаться в Германии, которая воевала с его родиной. Он был благороднейшим человеком. Но здесь он был абсолютно чужой, и все левые совсем не замечали его присутствия. У него не было здесь учеников. Он был здесь иностранец. Малевич мне про него кисло сказал: «Да, но он все-таки беспредметник». Больше того, он первый беспредметник был, но он ведь весь вылез из фовизма, через кубизм он не прошёл, поэтому он не конструктивен и не имеет ничего общего с русским искусством. Возьмите кусок живописи фовизма (Ван Донгена, раннего Брака, кого хотите), отрешитесь от предмета, и вы увидите, что все эти яркие контрастные гаммы Кандинского, вся эта цветовая система идет от фовизма.

(Памятник ІІІ Интернационала. Проект Татлина)

***
После этого в России была абсолютная пустыня – и в ней отдельные отшельники! Были не бездарные люди, в конце концов, что такое искусство? – что рубль, что пятак – были бы настоящие! Пятаки были, их презирать не нужно, но погоды они не делали. Это не было новым течением, а в XX веке все приходило течениями. Были отдельные способные люди.
Были просто служащие, бюрократизм пронизал всё и вся. Оглядки, цензура, да и сами занимались цензурой. Только бы не проглядеть. Талантливые люди были менее талантливы, чем могли быть.
 ТОЛКОВАТЕЛЬ

ВОЙНА, КАК ПСИХИЧЕСКАЯ ТРАВМА НАЦИИ




19 августа 2015 г.

Симоне Бруннер | Die Zeit

Война в голове

С войны на востоке Украины возвращается все больше участников боевых действий. Многие из них страдают посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР), однако украинское государство не в состоянии решить эту проблему, говорится в материале обозревателя немецкой газеты Die Zeit Симоне Бруннер. Из более чем 100 тыс. человек, принимавших участие в боевых действиях на стороне ВСУ и Нацгвардии, только в июле с фронта вернулось 24,5 тыс. ветеранов. Всего после первой волны демобилизации их количество составит 35 тыс. Официальной статистики, сколько из них страдают от ПТСР, нет, но в Научно-исследовательском центре гуманитарных проблем ВС Украины полагают, что процентов 80.
По словам сотрудницы Центра Галины Цигаренко, многие ветераны начинают испытывать проблемы с совершенно обыденными вещами. "Многие становятся агрессивными от любой мелочи, к примеру, от того, что стоят в очереди, - рассказывает Цигаренко. - Но причина не в том, что они ненормальны, - быстрая реакция спасала им на фронте жизнь".
37-летний киевлянин Виктор, к примеру, сразу после событий на Майдане был мобилизован в батальон "Киевская Русь" для защиты украинской столицы от возможного нападения сепаратистов, а весной 2014 года, в самый разгар боевых действий под Луганском и Донецком, был отправлен на войну. После года на фронте в психике Виктора произошли определенные изменения: постоянная тревога, невнимательность, агрессивность, пишет Бруннер. Ему трудно идти на контакт с людьми, которые не были на войне. "Я становлюсь бешеным, когда кто-то начинает жаловаться по пустякам. Я сразу думаю: а ты знаешь, что это такое, когда мимо тебя пролетают два снаряда", - говорит Виктор.
Как и со многим другим, государство с этим не справляется, констатирует автор. На Украине есть несколько реабилитационных центров для военнослужащих, но там, прежде всего, занимаются не психологической, а физической реабилитацией. Психологическую помощь пытаются оказывать исключительно волонтеры, на собственные средства. "Иностранные фонды отказываются финансировать проекты по психологической реабилитации, поскольку не желают иметь никакого отношения к войне", - утверждает Цигаренко.
К тому же на Украине все сейчас испытывают психологическое давление, продолжает Бруннер. Многие бывшие солдаты, воевавшие на Донбассе, потеряли работу, сама Украина находится в тяжелом экономическом кризисе, а ожидания от Майдана не оправдались: реформы идут слишком медленно.
В отсутствие должной реабилитации для ветеранов данная проблема перекладывается на семьи, где бывшие солдаты сталкиваются с недопониманием, что ведет к разводам и разрушению семьи, говорится в заключении.
Источник: Die Zeit

СЛОВАКИЯ ОЧНУЛАСЬ

После массовых акций протеста правительство Словакии отказалось принимать беженцев из числа мусульман

время публикации: 19 августа 2015 г., 15:27
последнее обновление: 19 августа 2015 г., 16:02
блогпечатьсохранитьпочтафото
После массовых акций протеста правительство Словакии отказалось принимать беженцев из числа мусульман
Спустя месяц после демонстрации в Братиславе и массовых протестов против миграционной политики ЕС правительство Словакии объявило, что из всех сирийских беженцев страна будет принимать только христиан, поскольку мусульмане не смогут интегрироваться в общество". Из СМИ

Дело здесь не только в исламе. Одна за другой страны мира приходят в себя и начинают понимать, что безумие либерального фашизма ведет их к гибели.

ВЕНЕДИКТОВ И ТАЙНЫ КРЕМЛЯ

21:27 , 17 августа 2015

Алексей Венедиктов о том, кто такой Путин и как воюют «башни Кремля»

14–16 августа на Балтийской косе состоялся третий постинтеллектуальный форум им. Франца Кафки и Джорджа Оруэлла. В мероприятии приняли участие известные российские эксперты и журналисты. Последним на форуме выступил главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов с рассказом о том, как он был посредником между российскими и американскими властями, зачем российские чиновники начали демонстративно уничтожать еду и почему Владимиру Путину сейчас комфортно как никогда.
RUGRAD.EU предлагает краткий видеоотчёт с выступления Венедиктова

США. ДЕМОКРАТЫ ИЛИ БОЛЬШЕВИКИ?


ВИКТОР ВОЛЬСКИЙ

Порочная доктрина

Его пример – другим наука
Перед каждыми выборами обе главные партии Америки ищут ударные темы для своих предвыборных платформ. Поскольку Демократическая партия ныне сдвинулась далеко влево и исповедует радикальную социалистическую идеологию, борьба за материальное равенство составляет ключевую часть ее программы. Именно этот мотив избран демократами главной темой разворачивающейся предвыборной кампании.
На протяжении истории мало что приносило столько несчастья человечеству, как лозунг равенства, звучащий крайне заманчиво для незрелых мозгов. Моря крови были пролиты во имя того, чтобы втиснуть общество в прокрустово ложе всеобщего равенства. Во имя равенства французские якобинцы рубили головы «врагам революции» (а заодно сводили личные счеты: не более 13% жертв якобинского террора были аристократами, остальные принадлежали к среднему и низшему сословиям).
Трезвые мыслители испокон веков указывали, что существует лишь один разумный вид равенства – равенство перед законом, все остальное – зловредные бредни, звонкая фраза, оружие демагога. «В каждой луже среди водных гадов есть свой гад, других гадов иройством превосходящий», выражал свое презрение к этой идее ядовитый Салтыков-Щедрин.
И тем не менее, при всей своей очевидной нелепости этот лозунг обладает неодолимой привлекательностью для тех, кто не дает себе труда или не в состоянии вдуматься в смысл на первый взгляд чрезвычайно заманчивой идеи и разглядеть неприглядную изнанку за мишурным фасадом.
Среди особенно рьяных поборников равенства выделяются две категории людей. Равенства жаждут те, кто не может или не желает самостоятельно стоять на ногах и, исходя завистью и ненавистью к «богатым», требует своей «законной» доли пирога. Эта категория людей – пушечное мясо революции, дубина в руках ее вождей.
Равенство – это также «светлая мечта» революционных вождей. Самозваные благодетели человечества одержимо рвутся к власти, маскируя свои бешеные амбиции состраданием к «униженным и оскорбленным» и требованиями перераспределения национального богатства в их пользу, т.е. ограбления состоятельных классов и передачи награбленного бедным (сейчас это называется «отнять и поделить», Ленин был откровеннее: «Грабь награбленное!»).
Однако многие в остальном нормальные люди совершенно искренне верят в благотворность идеи всеобщего материального равенства. Бешеная пропаганда уравниловки находит отзвук в сердцах этих идеалистов, а некоторые из них даже пытаются реализовать свои мечтания на практике. Один такой случай недавно описала корреспондент New York Times Патриция Коэн.
В апреле нынешнего года Дэн Прайс, глава компании Gravity Payments из Сиэтла, занимающейся обработкой кредитных карт, объявил, что устанавливает для всех 120 работников своей фирмы – от высших до низших – единый уровень зарплаты: 70 000 долларов в год. Не сделал он исключения и для самого себя, отказавшись от миллионного оклада и тоже положив себе такую же зарплату, как у всех.
Революционная (во всех смыслах) идея пришла молодому бизнесмену (ему 31 год) после того, как приятельница пожаловалась ему, как трудно ей сводить концы с концами, платить за квартиру и выплачивать студенческий долг на зарплату в 40 000 долларов. Слушая ее, Прайс вдруг осознал, что многие из его собственных работников зарабатывают не больше нее, а кто и меньше. Он где-то прочел об исследовании, автор которого заключил, что 70 000 долларов годового заработка вполне хватит на все нужды, и решил взять эту цифру на вооружение.
Как пишут в романах, бизнесмен из Сиэтла проснулся знаменитым. Его почин стал известен во всем свете. Ведущие ток-шоу выстраивались в очередь, чтобы взять у него интервью, его фирму завалили своими резюме тысячи желающих поступить к нему на работу и вкусить плоды его щедрости, его провозгласили «интеллектуальным лидером», из Гарварда спешно прибыл профессорский десант изучать его передовой опыт, школьники младших классов по наущению учителей писали ему благодарственные письма, одинокие женщины присылали ему кокетливые приглашения познакомиться. Дэн Прайс купался в лучах славы, не обращая внимания на мрачные предсказания отдельных отщепенцев-скептиков, предупреждавших о неминуемом провале его социалистической затеи.
Однако мрачные предсказания отдельных отщепенцев-скептиков начали сбываться с пугающей быстротой. Gravity Payments захлестнула волна электронных посланий, почтовых отправлений, постов в социальных сетях и телефонных звонков, и оказалось, что компания просто не в состоянии переварить эти побочные продукты своей популярности. Стройный механизм ее работы разладился, порядок сменился хаосом.
Хуже того, стал разваливаться бизнес компании. Некоторые ее клиенты, усмотревшие в поступке Прайса политическую подоплеку, аннулировали контракты с его компанией. Другие клиенты последовали их примеру по чисто деловым соображениям – опасаясь, что Gravity Payments поднимет свои ставки, сколько бы владелец компании ни уверял их, что подобные страхи неосновательны.
Парадоксальным образом даже благоприятные последствия славы обернулись своей неприглядной изнанкой. Десятки новых клиентов начали заключать контракты с фирмой нового благодетеля человечества. Но если платежи по новым контрактам ожидались как минимум через год, для работы с дополнительными клиентами Прайсу пришлось нанять полтора десятка новых работников, платить которым нужно было уже сейчас. И к тому же хозяину фирмы пришлось бесплодно гадать, сколько дополнительных работников ему понадобится, не зная, как долго будет длиться полоса везения.
У Прайса испортились отношения с рядом друзей и знакомых в кругах предпринимателей Сиэттла. Они расценили поступок Прайса как рекламный трюк, который подорвет их репутацию в глазах их собственных работников: на фоне прайсовской щедрости другие предприниматели будут выглядеть как шейлоки.
Но главные проблемы возникли в самой компании. Среди работников Gravity Payments началось брожение. Два наиболее ценных сотрудника компании подали заявления об уходе, объяснив свою «измену» негодованием по поводу того, что несправедливо удваивать зарплату новичкам и неквалифицированным работникам, в то время как ветераны компании, ее золотой фонд, остались при своих.
Но самый тяжелый удар нанес Дэну Прайсу его старший брат и сооснователь компании. Не прошло и двух недель с провозглашения судьбоносного начинания Дэна, как Лукас Прайс подал в суд на брата. Огромные гонорары адвокатов легли непосильной ношей на владельца компании. Дошло до того, что Прайс вынужден был сдать в аренду свой дом, чтобы хоть как-то свести концы с концами.
Скептики предупреждали, что идея Дэна Прайса – воздушный замок, его замыслы неизбежно разобьются о суровую реальность. Прошло какие-то три месяца, и Прайс был вынужден признать поражение: эксперимент провалился. Ему и в голову не приходило, что если платить людям независимо от их вклада в дело, бездельники от этого не преисполнятся трудового энтузиазма, а трудяги, наоборот, его утратят: с какой стати им вкалывать, получая столько же, сколько захребетники? Это элементарное свойство человеческой психики. Нельзя не восхищаться идеалистическим благородством Дэна Прайса, его готовностью претворить слова в дела, одновременно поражаясь его безмерной глупости и невежеству.
Взирая на мир сквозь розовые очки, Дэн Прайс полагал, что все люди одинаковы, все жаждут честно и плодотворно трудиться, стоит только создать для всех одинаковые условия. Ведь именно так его учили почтенные профессора в университете. Материальное неравенство углубляется, рассуждал он. Разумные, трудолюбивые и прилежные работники имеют право на достойный заработок, и он готов был бороться за эту благородную идею. Прайс рассчитывал, что если новая система оплаты труда работников увенчается успехом, его почин будет подхвачен целой ратью последователей, которые понесут его в массы.
Вместо того, чтобы внимать идиотским бредням, имеющим широкое хождение в левых кругах, Прайсу следовало бы ознакомиться хотя бы с Евангелием от Матфея, где в притче о работниках в винограднике проводится свежая для марксистов мысль о том, что люди, которые трудятся от зари до зари, будут недовольны тем, что другие, которые вышли в поле только к шапочному разбору, получают столько же, сколько и они. Евангелисты явно знали человеческий характер лучше, чем сегодняшние марксисты.
Но если для Прайса зазорно углубляться в религиозные тексты, он мог бы с пользой для себя ознакомиться хотя бы с историей своей страны, которая началась с социалистического эксперимента, весьма схожего с его собственным.
В 1620 году группа английских пуритан отправилась за океан строить новую счастливую жизнь. Они бежали не только от религиозных преследований, но и от старосветских пороков – материализма, эгоизма, корыстолюбия и беспринципности. Они собиралась построить в Новом Свете идеальное общество на принципах социального альтруизма. В основу грядущего общества они положили коммунистические идеи, почерпнутые из «Республики» Платона: упразднение частной собственности и равное распределение обязанностей и благ между всеми. Свое намерение, которое им заповедали инвесторы их предприятия, переселенцы закрепили в контракте, подписанном на борту «Мэйфлауэра» еще до того, как они прибыли к берегам Америки.
Результаты социалистического эксперимента красноречиво описал в своем дневнике Уильям Брэдфорд, первый губернатор и глава колонии. С самого начала все пошло не так, как рассчитывали идеалисты. Крепкие и здоровые мужчины роптали, почему они должны бесплатно работать за слабосильных и хворых, почему им приходится кормить чужих жен и детей. Сильные считали несправедливым, что они получают такое же довольствие, как слабые, которые едва тянут четверть их нагрузки. Пожилые и мудрые считали неуважением к себе, что неоперившихся юнцов ставят с ними на одну доску. Женщины тяготились тем, что им приходится стирать и готовить для других, рассматривая это как своего рода рабство.
Результатом попытки воплотить в жизнь идеи коммунистических мечтателей стала катастрофа и голод, как физический, так и моральный. Опыт социалистического эксперимента, пишет Брэдфорд, наглядно продемонстрировал нелепость ожиданий, что лишение людей их имущества и передачу его в общественную собственность – рецепт всеобщего счастья и процветания.
Эксперимент длился два с половиной года, но жизнь заставила колонистов под страхом верной гибели поселения вернуться к старому, испытанному тысячелетиями способу существования, основанному на принципах частной собственности и свободного предпринимательства. Вместо того, чтобы трудиться во имя общего блага, каждому члену общины было разрешено взять на себя ответственность за свое собственное благополучие.
Каждая семья получила в надел участок земли размером соответственно числу ртов. Итогом стала поистине волшебная перемена: все вдруг преисполнились необычным трудолюбием, было посеяно гораздо больше пшеницы, чем губернатор или кто-либо еще мог бы принудить колонистов. Женщины с детьми стали охотно выходить на полевые работы, которые ранее были для них мучением и символом угнетения. Был собран богатый урожай, у самых трудолюбивых и способных образовались излишки, которые они могли продавать другим, и в результате нужда и голод ушли в прошлое. В колонию пришла пора благоденствия.
Опыт американских пилигримов поучителен: коллективистские утопии во всех их ипостасях разбиваются о человеческую натуру, «альтруизм» неизменно оборачивается голодом, нищетой, всеобщим озлоблением и экономическим, а вслед за ним и политическим рабством. Труд, производительность, инновации, процветание возможны только в условиях свободы. Коллективизм же во всех его ипостасях, попирающий индивидуальную свободу во имя призрачного «всеобщего блага», ведет к катастрофе.
Адам Смит убедительно показал, насколько эффективнее и гуманнее здоровый эгоизм. Стремясь сугубо к собственному благу, производитель в конечном итоге вносит вклад в благополучие всей общины, в то время как самозваные благодетели человечества, обещающие привести общество ко всеобщему счастью за счет перераспределения материальных благ, неизменно заводят своих последователей в тупик.
Проблема левых – в том, что для них не существует грубой действительности, они закрывают глаза на практические результаты своих идей. Единственная реальность для них – «благие намерения». Поэтому они постоянно призывают смотреть в будущее, оглядываться в прошлое для них чуть ли не преступно. Оно и понятно: обернись они назад – и их взору предстанет бесконечная вереница дымящихся руин, которыми неизменно оборачиваются все их «благородные» порывы.
И добро бы еще речь шла о какой-то экзотике, о золотом веке в далеком прошлом или о рае за семью морями – о сказке, которую невозможно поверить опытом. Но ведь провалы социализма, где бы его ни пробовали осуществить, у всех на глазах. И тем не менее прекрасный сон о всеобщем счастье и равенстве продолжает властвовать над умами. Видно, слишком сильна потребность людей в вере.
А что же Дэн Прайс? Его эксперимент провалился, сам он разорился, похоже, что его компания не сможет удержаться на плаву, и в результате его прекраснодушного почина 120 человек останутся без работы. Он получил предметный урок на тему о том, что благими намерениями дорога в ад вымощена. Он хотел как лучше, а вышло как всегда. Но отрезвит ли его пример других идеалистов, у которых благородство помыслов соединено с невежеством и глупостью? Прошлый опыт учит, что на это рассчитывать скорее всего не стоит. Словами поэта, «Гром побед отзвучит, красота отцветет, /Но Дурак никогда и нигде не умрет, – /Но бессмертна лишь глупость людская!» (Дмитрий Мережковский).

ИСТОРИЯ ОДНОГО ВОРОВСТВА

В.И.Лебедев-Кумач - поэт и плагиатор


Годовщины смерти В.И.Лебедева-Кумача проходят совсем незаметно, да и имя его стало с годами забываться. А между тем, без него представление о советской поэзии было бы неполным. Самое интересное, что его творчество было как бы двумя сторонами одной и той же медали. Одна сторона общеизвестна всем, а другая открылась спустя много лет после его смерти.
Сын сапожника (ох, уж эти сыновья сапожников, включая и "кремлевского горца"!) в 18 лет занялся переводами Горация. Вскоре, поняв, что переводы древней Эллады карьеры не сделают, он активно вкючился в идеологическую реальность советской власти, начав публиковать свои вирши в журналах "Крокодил" и "Лапоть" (был и такой в 20-х годах).
Своей критикой они были направлены против обывательщины и мещанства. Но Лебедев-Кумач не ограничивался лишь критикой. Он яростно поддерживал линию партии "в борьбе с классовым врагом":
Но приглянитесь зорче и копните 
Их прошлое, привычки и уклад, 
И сразу станут видимыми нити, 
Которые людьми руководят

Глядишь, один - сын прасолов богатых, 
Другой - салонным адвокатом был, 
Тот не забыл, что князем был когда-то, 
А этот особняк свой не забыл.

Встречаются пружинки и попроще: 
Здесь вспоминают собственный кабак, 
Там высланы на север зять и теща, 
Тут раскулачен деверь и свояк.

И гражданин, грозящийся припомнить 
Обиды прошлые большевикам, 
Окажется женатым на поповне 
иль сыном синодального дьячка.

Этот список потенциальных врагов советской власти являлся прямой инструкцией для повсеместной "работы" соответствующих "органов". Одним из первых Лебедев-Кумач начинает создавать "культ Сталина":
Вся страна весенним утром, 
Как огромный сад стоит, 
И глядит садовник мудрый 
На работу рук своих...

Он помощников расспросит: 
Не проник ли вор тайком? 
Сорняки где надо скосит, 
Даст работу всем кругом...

Василий Иванович с большим вдохновением пишет "Гимн НКВД", а затем "Гимн партии большевиков". Читатели старшего возраста хорошо помнят:
Славой овеяна, 
Волею спаяна, 
Крепни и здравствуй во веки веков, 
Партия Ленина, 
Партия Сталина, 
Мудрая партия большевиков

Не забывал Лебедев-Кумач и подрастающую молодежь:
Будь упорным, умным, ловким, 
Различать умей врагов, 
И нажать курок винтовки 
Будь готов! 
Всегда готов!

В каких врагов бдительному пионеру надо разрядить свою винтовку автор не уточняет, но и без уточнений юношеству совершенно ясно. А далее следует поэма "Случай в школе", в которой поэт прямо призывает советских школьников к доносительству и стукачеству. Школьница Оля долго не решалась донести на соученика-хулигана, но все же решилась, а потому поэма заканчивается:
Увидел врага - давай отпор, 
Не трусь, как гнилой обыватель. 
Судим не только убийца и вор - 
Судим и укрыватель.

И тем, кто хочет творить и расти 
В великой советской школе, 
Надо подчас поучиться пойти 
К маленькой школьнице Оле.

Как один из организаторов в 1934 году Союза советских писателей, Лебедев-Кумач был первым советским поэтом, награжденным в 1937 году орденом "Трудового красного знамени", а в 1938 году "за выдающиеся заслуги в области художественной литературы" его награждают орденом "Знак почета". В 1940 году "за образцовое выполнение приказов командования в борьбе с белофинами" - орденом "Красной звезды". 
В сентябре 1939 года в качестве военного корреспондента он участвует в очередном разделе Польши, что именовалось "протягиванием руки помощи страдающим братьям украинцам и белорусам". Но на этот раз обходится без награждения. 
Идя в ногу с призывами партии беречь социалистическое имущество и бдить, Лебедев-Кумач пишет поэму "Быль о Степане Седове": ночной сторож охраняет колхозный сарай и видит, что в селе пожар и сгорает его хата вместе с семьей, но поста своего не покидает - охраняемое им колхозное имущество дороже семьи и хаты. 
В самый разгар Большого террора Кумач писал: "Я такой другой страны не знаю, где так вольно дышит человек"... замечу, что ставшую чуть ли не гимном, в сталинских Особых лагерях ее пели иначе:

Широка страна моя родная, 
Много тюрем в ней и лагерей, 
Я другой такой страны не знаю 
Где б так зверски мучили людей...

Лебедев-Кумач любил выступать со стихами перед разной аудиторией. Выслушав одну из таких речей, вернувшийся после очередной посадки Ярослав Смеляков во всеуслышание в зале сказал: "Надоела всем моча Лебедева-Кумача". А на одном из заседаний Верховного Совета Василий Иванович выступил с такой речью:
Товарищи депутаты Верховного Совета! 
Быть может впервые в истории земли 
В народный парламент вошли поэты, 
А вместе с поэтами рифмы вошли: 
Да здравствует Российская Федерация! 
Да здравствует вся советская страна! 
Да здравствует великий русский народ, 
Да зравствуют все нации и племена!

В 30-х годах ни один советский фильм не обходился без участия Лебедева-Кумача: "Веселые ребята", "Цирк", "Волга-Волга", "Вратарь", "Дети капитана Гранта", "Трактористы", "Богатая невеста", "Если завтра война"... Незадолго до войны он писал - о летчиках:
Если враг обнаглевший посмеет 
Перейти за пороги границ, 
Небеса над врагом почернеют 
Грозной тучей сталинских птиц...

О танкистах:
Отвагой и волей танкисты сильны, 
сильны боевой учебой, 
любому врагу наши танки страшны, 
а кто не боится - попробуй!..

Вся эта шапкозакидательная поэзия, как и "И на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом", 22 июня 1941 года оказалась очередной пустопорожней пропагандой. 
24 июня в газетах "Известия" и "Красная звезда", т.е. на второй день войны, были опубликованы всем известные стихи "Священная война", а 30 июня все радиостанции Советского Союза передавали эти стихи поначалу на музыку Матвея Блантера, а еще через день на музыку Александра Васильевича Александрова. 
Патриотическая песня поднимала и воодушевляла народ на борьбу с врагом. Говорили, что она вывела из оцепенения в первые дни войны даже "кремлевского горца". А Лебедев-Кумач всем похвалялся, что он "эти стихи написал за одну ночь" и добился заветной Сталинской премии. А в середине 40-х он впал в тяжелую депрессию, совсем перестал писать, затем и вовсе лишился рассудка. 
Ничем не могли помочь и известные психиатры. Лебедев-Кумач скончался в феврале 1949 года. В правительственном некрологе, в частности, говорилось: "В. И.Лебедев-Кумач внес в сокровищницу советской поэзии простые по форме и глубокие по содержанию произведения, ставшие неотъемлемой частью нашей социалистической культуры..." 
И это верно, если прославление партии, создание культа диктатора, призывы к стукачеству считать социалистической культурой...

А теперь - о другой, малоизвестной, стороне "медали"...
Фаина Квятковская

Мой знакомый журналист, бывший сотрудник "Литературной газеты", Андрей Малмгин, тщательно изучавший творчество Лебедева-Кумача, чудом разыскал и нашел в Ленинграде старушку Фаину Марковну Квятковскую, жившую в коммунальной квартире по улице Салтыкова-Щедрина. После пережитого еврейского гетто и бегства из него в Советский Союз, многолетних скитаний по городам Сибири, единственной оставшейся у нее ценностью была папка с пожелтевшими старыми документами. Она - композитор и поэтесса. В Польше писала музыку и тексты к разным песенкам под псевдонимом Фани Гордон. 
Особую известность она получила в 1931 году своим танго "Аргентина" и фокстротом "У самовара", написанных ею для варшавского кабаре "Морское око", что на углу Краковского предместья и Свентокшских бульваров (оно существует и поныне, но с другим названием). К фокстроту текст помог ей написать владелец кабаре Анджей Власта. Фокстрот "У самовара" стал весьма популярен, его распевала вся Польша: "Под самоварем зидзи мода Маша. Же муси так, а она ние!". В том же году к ней приехали представители германской фирмы "Полидор" и заключили контракт на выпуск пластинки, но попросили сделать перевод с польского на русский, ибо расчитывали на продажу пластинок в городах наибольшего скопления русской эмиграции: Берлине, Риге, Белграде и Париже. Перевод для нее не составил труда, ведь она родилась в Крыму, а полькой считалась лишь по отчиму. В том же году пластинка фирмы "Полидор" вышла миллионным тиражом, и несколько экземпляров из Риги попали в Москву. 
В 1932 году песенку "У самовара" начал исполнять Леонид Утесов со своим оркестром, а затем она была в его же исполнении записана в студии грамзаписи "Музтрест". В отличие от выходных данных на пластиках "Полидор", где значилось: "музыка Фани Гордон, слова Анджея Власта", на выпущенной советской были данные "Обработка Дидрихса (был такой музыкант в оркестре Утесова. - С.Б.), слова Лебедева-Кумача" (!) 
Из сталинского Советского Союза в Польшу Пилсудского последовало сообщение собкора газеты "Курьер Варшавски" С.Бегмана под заголовком "За красным кордоном", в котором он писал: 
"Самый популярный шлягер исполняется в летнем театре Эрмитаж - это известный в Польше фокстрот "У самовара". Уже несколько месяцев он играется на танцплощадках, в ресторанах и кафе, звучит из радиорепродукторов на вокзалах и даже в парикмахерских в русском обозначении "Маша", который был написан Фани Гордон и Анджеем Власта..." 
Между СССР и Польшей конвенции об авторских правах не существовало, иначе оба автора стали бы миллионерами. Умный одессит Утесов за грамзапись взял себе только исполнительский гонорар, а миллионы рублей авторских всучил жадному до денег Лебедеву-Кумачу. Мое поколение, как и коллекционеры старых пластинок, помнят ее, эту грамзапись, где Утесов пел:

У самовара я и моя Маша, 
И на дворе давно уже темно, 
А в самоваре так кипит страсть наша, 
Смеется месяц хитро нам в окно,

Маша чай мне наливает 
И взор ее так много обещает, 
У самовара я и моя Маша 
Горячий чай пить будем до утра....

На вопрос, почему она не требовала своих прав, старая Фаина Марковна ответила: "Бороться с многоорденоносным, да еще депутатом Верховного Совета СССР Лебедевым-Кумачом было бы самоубийством. Я просто боялась. Посмотрите, как я скромно живу, у меня нет даже пианино. Играют и поют "У самовара", ну и пусть играют и поют". 
Только после смерти Лебедева-Кумача Фаина Марковна добилась свидания с Утесовым, поведав ему всю правду о плагиате. Леонид Осипович охал и ахал, обещая ей помочь, но дальше обещания дело не сдвинулось. Лишь в 1972 году она обратилась в ВААП и вскоре получила ответ: "В связи с письмом СЗО ВААП о защите авторских прав на имя Ф.М.Квятковской, Управлением фирмы "Мелодия" дано указание Всесоюзной студии грамзаписи начислить причитающийся тов. Квятковской гонорар за песню "Маша", а также исправить допущенную в выходных данных ошибку. Генеральный директор П.И.Шибанов". Вскоре пришел перевод гонорара на... 9 рублей 50 копеек. Газеты "Советская культура", "Московский комсомолец" и журнал "Советская эстрада и цирк" писали, что найден автор песни "Маша", но ни имени, ни фамилии не сообщали.

Но и это еще не все!..
Александр Боде

Упомянутый Андрей Малмгин в одной из редакций нашел письмо неизвестной Зинаиды Александровны Колесниковой, живущей в подмосковном дачном поселке. Кратово в Амбулаторном переулке. Малмгин явился к этой престарелой женщине. Еще до визита к ней он обратил внимание, что в "написанной за одну ночь" Лебедевым-Кумачом песне "Священная война" отсутствуют привычная для поэта советская фразеология, а фигурируют такие национально-народные слова, как "ярость благородная", "священная война" и образы из русской истории "с проклятою ордой". Старая женщина оказалось дочерью учителя русского языка и литературы Рыбинской мужской гимназии Александра Адольфовича Боде, который написал эту песню еще в 1916 году! Сравнив рукописный текст Боде с текстом Лебедева-Кумача, Малмгин обнаружил некоторые различия: у Боде "с германской силой темною", а у советского поэта "с фашистской силой темною", у Боде "как два различных полюса", у Лебедева-Кумача эти слова не фигурируют, опустил он и четыре строчки в тексте Боде:

Пойдем ломать всей силою 
Всем сердцем, всей душой 
За нашу землю милую, 
За русский край родной

Зинаида Александровна Колесникова (в девичестве Боде) показала копию письма, отправленного ею Борису Александровичу Александрову в 1956 году, в котором окончательно ставились все точки над "i". Я опускаю интеллигентное обращение к адресату и часть текста:
"Мы все очень рады и большое спасибо Вашему отцу Александру Васильевичу за музыку к "Священной войне", но Лебедев-Кумач скрыл от Вас правду о происхождении текста этой песни. Она родилась в городе Рыбинске на Волге в Первую Мировую войну. Написал текст учитель русского языка и литературы мужской гимназии А.А.Боде - мой отец. Он был образованным человеком, окончил филологический факультет Московского университета. Знал латинский и греческий языки, которые тоже преподавал. 
В 1916 году дважды в день, идя в гимназию и обратно домой, он встречал колонны новобранцев. Старость свою отец проводил у нас под Москвой около детей и внуков. В последние дни жизни отец говорил о неизбежности войны с Германией: "Я чувствую себя слабым, а вот моя песня может теперь пригодиться". Считая Лебедева-Кумача большим патриотом, отец отправил ему личное письмо с рукописным текстом. Тем более, что отцу нравилась его песня "Широка страна моя родная". Отец долго ждал ответа, умер в 1939 году, так и не дождавшись его. Посылая Вам это письмо, мы убеждены, что Вы, Борис Александрович, должны знать об истинном происхождении этой песни. Будем благодарны, если ответите на это письмо. Зинаида Александровна Боде (в замужестве Колесникова)".

Как и Лебедев-Кумач, так и Борис Александров на письмо не ответил. Обе, как Фаина Марковна, так и Зинаида Александровна, при жизни самого советского из всех советских поэтов, боялись писать о подлинном происхождении присвоенных Лебедевым-Кумачом песен. Тем более что муж Колесниковой в 1931 году был арестован и 8 лет спустя вернулся разбитым и больным. В те же годы был арестован его брат, инженер-вагоностроитель, затем последовал арест и зятя, горного инженера. Взрослый сын погиб на фронте в 1942 году, а советский поэт "за одну ночь написал "Священную войну". Миф об этом стойко держится и до сего дня. Андрей Малмгин обращался к главному редактору "Литературной газеты" А.Чаковскому и к его заместителю Е.Кривицкому опубликовать раскрытые данные, но оба в один голос отвечали: "Есть в советской истории мифы, которые разрушать не следует" (!). Более порядочный главный редактор "Недели" В.Сырокомский ответил: "Про "Машу" опубликую, а про "Священную войну" - нет!"
В опубликованных в 1982 году отрывках из записных книжек Лебедева-Кумача есть за 1946 год такая запись: 
"Болею от бездарности, от серости жизни своей. Перестал видеть главную задачу - все мелко, все потускнело. Ну, еще 12 костюмов, три автомобиля, 10 сервизов... и глупо, и пошло, и недостойно, и не интересно..." 
А за два года до потери рассудка записал: 
"Рабство, подхалимаж, подсиживание, нечистые методы работы, неправда - все рано или поздно вскроется..."

Можно считать это признанием и в литературном воровстве. Давно уже нет в живых ни Фаины Марковны Квятковской, ни Зинаиды Александровны Боде (Колесниковой), но неправда вскрылась, а всемогущего орденоносного поэта наказал Бог, лишив его рассудка. И все больше забывается, уходит в забвение самый советский из всех советских поэтов Василий Иванович Лебедев-Кумач...