воскресенье, 12 апреля 2015 г.

С ДНЕМ ПОБЕДЫ НАД ФИНЛЯНДИЕЙ!


"Как похоже на Россию..."

Жаль, что это и есть Россия.

С Днем Победы над Финляндией!!  
Александр Минжуренко


"С Днем Победы над Финляндией!! А чегой-то мы не празднуем круглую дату - 75 лет назад 13 марта 1940 года закончилась советско-финская война. Финляндия потеряла 11% своей территории со вторым по величине городом Выборгом, а 430 тыс. мирных финских жителей были переселены вглубь страны. А где же День Победы!? Почему не восславляем подвиги Красной Армии в той победоносной войне? Стесняемся что ли?

Причины войны вроде вначале были обозначены как чисто территориальные, мол, граница слишком близко к Ленинграду, отодвиньте ее на 90 км. Финны не согласились. И надо же – открыли огонь из артиллерии!!! Если не верите в эту чушь – почитайте советскую официальную ноту: «26 ноября, в 15 часов 45 минут, наши войска, расположенные на Карельском перешейке у границы Финляндии, около села Майнила, были неожиданно обстреляны с финской территории артиллерийским огнем….»

Вранье несусветное. Финны задолго до этого отвели свою артиллерию подальше, дабы не стать жертвой провокации. Финляндия уж никак не могла рассчитывать на успех в случае военного столкновения. В стране к этому времени царили пацифистские настроения. В целях экономии в Финляндии с 1927 года вообще не проводились войсковые учения. Финансирование армии постоянно сокращалось парламентом: угрозы не существовало, а с СССР был заключен долгосрочный Пакт о ненападении. Выделяемых средств едва хватало на содержание армии, а денег на закупку вооружений парламент вообще не выделял. Вся военная промышленность состояла из трех заводиков; патронного, порохового и артиллерийского. Танков и военной авиации у Финляндии не было. И такая бы страна начала военные провокации на границе с мощнейшей военной державой??!! Исключено.

Тем не менее, в 8 часов утра 30 ноября войска Ленинградского военного округа перешли границу Финляндии на Карельском перешейке и в ряде других районов. В тот же день советская авиация бомбила и обстреляла из пулеметов Хельсинки; при этом, пострадали в основном жилые рабочие кварталы. В ответ на протесты европейских дипломатов Молотов заявил, что советские самолеты сбрасывали на Хельсинки хлеб для голодающего населения (после чего советские бомбы стали называть в Финляндии «Молотовскими хлебными корзинами»). При этом официального объявления войны так и не последовало.

Ну, хорошо, отодвинуть границу от Ленинграда – это еще хоть какой-то внятный резон. Но почему же тогда, когда Красная Армия в течение первого дня войны заняла первый финский населенный пункт – поселок Териоки, там тут же было создано «Народное правительство» во главе с московским коммунистом финном Отто Куусиненом. Это правительство было немедленно признано Советским Союзом, а уже 2 декабря в Москве состоялись переговоры между правительством «Финляндской демократической республики» во главе с Отто Куусиненом и советским правительством во главе с В. Молотовым, на которых был подписан Договор о взаимопомощи и дружбе. В переговорах также принимали участие Сталин, Ворошилов и Жданов. Москва объявила о том, что предыдущее правительство Финляндии бежало и, следовательно, страной более не руководит. СССР заявил в Лиге Наций, что отныне будет вести переговоры только с новым правительством. Вот тебе на!! Вот это номер! Вот и «отодвинули границы» на безопасное расстояние!

Дальше – больше. Создается Финская Народная Армия. К 26 ноября в корпусе насчитывалось 13 405 человек, а в феврале 1940 года — 25 тыс. военнослужащих, которые носили свою национальную форму Эта «народная» армия должна была заменить в Финляндии оккупационные части Красной Армии и стать военной опорой «народного» правительства. «Финны» в конфедератках провели в Ленинграде парад. Куусинен объявил, что именно им будет предоставлена честь водрузить красный флаг над президентским дворцом в Хельсинки. (Напоминаю – цель «вынужденной» войны – всего-то «отодвинуть границу» от Ленинграда!) ЦК ВКП(б) разработал инструкцию о создании на оккупированной территории Народного фронта. 
А солдаты разучивали новую строевую песню «Принимай нас, Суоми-красавица»:

Мы приходим помочь вам расправиться,
Расплатиться с лихвой за позор.
Принимай нас, Суоми — красавица,
В ожерелье прозрачных озёр!



13 декабря 1939 года СССР как страна-агрессор был исключен из Лиги Наций. Непосредственным поводом к исключению послужили массовые протесты международной общественности по поводу систематических бомбардировок советской авиацией гражданских объектов, в том числе с применением зажигательных бомб. Когда стало ясно, что война затягивается, а финский народ не поддерживает марионеточное правительство Куусинена, его задвинули в тень и более не упоминали про него. Откровенная авантюра не прошла. Мир пришлось заключать с законным правительством Финляндии. Никаких параллелей! Боже упаси! Ни на что не намекаю. Только сто раз проверенные факты и точные цитаты".

ПУТИН И СКРЕПЫ

Путин и скрепы

Владимир Голышев


Не секрет, что РПЦ МП при патриархе Кирилле стала выполнять функции идеологического отдела ЦК КПСС, а скроенная по лекалам позапрошлого века "патриотическая" версия православия заменила марксизм-ленинизм. Владимир Путин остроумно назвал этот эрзац "духовными скрепами". Созданная с их помощью конструкция только кажется прочной. Пока казна полна и репрессивный аппарат работает исправно, скрепы прочны. Но стоит системе немного разболтаться, и скрепы ломаются первыми.

Люди не согласны жить за "железным занавесом" только потому, что поэт Тютчев что-то сказал про "особенную стать"


​​То, что система в России вот-вот пойдет вразнос, видно невооруженным глазом. Украинская авантюра захлебнулась. Новые цены на углеводороды пробили в госбюджете огромную дыру. Российское производство без импортных технологий и комплектующих обречено. А люди не согласны жить за "железным занавесом" только потому, что поэт Тютчев что-то сказал про "особенную стать".


В этот интересный момент обязательно должно было появиться что-то вроде статьи Нины Андреевой "Не могу поступиться принципами". Всплеск активности околоцерковных мракобесов – это оно и есть. Причем если в Новосибирске их поддержал архиерей, а в Москве Чаплин пожурил МХТ, то в Калининграде церковная бюрократия уже вступилась за "развратное мероприятие". Духовенство хитрее и циничнее "малых сих", которым заморочило голову. Особенно патриарх Кирилл, умеющий переобуваться в воздухе, как никто другой! Получив поначалу известность в качестве "главного церковного либерала", он легко может закольцевать свою идейную траекторию. И тогда православная общественность останется один на один с обществом, у которого уже чешутся кулаки.

"Духовные скрепы" – вещь унылая, но расставание с ними – дело веселое. За сорок с хвостиком прожитых лет я не могу вспомнить время лучше, чем конец восьмидесятых. Ну, может еще пару майских недель 2012-го у памятника казахскому поэту ("ОккупайАбай"). "Защита Тангейзера" в Новосибирске похожа и на то, и на то. Людей будто расколдовали, и они не нашли в себе той религиозности, которую им приписывает телевизор. Да и откуда ей взяться, если церковь в России стала исключительно казенным заведением триста лет назад?! А сто лет назад народ порвал два баяна, когда ему разрешили не ходить к обедне.

Мы нынче такие же "православные", какими "марксистами-ленинистами" были наши родители. На исторических часах сейчас – крушение очередной имперской химеры. Воскресает Христос, и насмешливый Павел спросит: "Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа? Путин, где твои скрепы?"

"Они утонули..."




Владимр Голышев – публицист и драматург

О ВЕРЕ ПАНОВОЙ


  Удивительно красива талантом и добротой была эта женщина. 

Современному читателю она знакома как персонаж и учитель Сергея Довлатова, ее собственные книги сегодня читают мало. На самом деле, эта женщина была классиком советской литературы, писательницей, чьи книги были любимы и интеллектуальной элитой, и массовым читателем.
В 1944 году, случайно оказавшись в военном санпоезде, малоизвестная журналистка Панова сделала свой первый шаг к писательской славе. События этой неожиданной командировки оказались поводом для написания повести «Спутники», в будущем известной на весь Советский Союз.
Лев Лурье: Это Военно-медицинский музей в Ленинграде, а это макет Военно-санитарного поезда № 312. В 1944 году журналистка, работавшая в городе Молотов (тогда так называлась Пермь), получила задание написать брошюру о работе военных медиков. Все отказывались, а она согласилась. Так появилась повесть «Спутники», благодаря которой в советскую литературу вошла новая писательница Вера Панова.
Повесть «Спутники» – самая громкая литературная сенсация 1946 года. Невероятный читательский успех, сопоставимый только с оглушительным успехом повести «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова, вышедшей в том же году. И у Пановой, и у Некрасова – правда почти документальная. Нет ни слова лжи. Через год Панова получит Сталинскую премию – знак настоящего государственного признания. Известно, что «Спутники» высоко оценил главный читатель страны – Иосиф Сталин. Для Пановой это поздний успех. Настоящий литературный дебют состоялся, когда писателю было за сорок. Удивительно, что он состоялся вообще.
Марина Вахтина, внучка Веры Пановой: Капитально ее жизнь менялась дважды: когда она только-только пошла по журналистской линии и когда она начала писать. В Ростове-на-Дону случилась трагедия с нашим дедом, Борисом Борисовичем, который был арестован, а бабушку вычистили отовсюду. Хорошо, что не посадили, – и то, наверное, только потому, что она, бросив все, просто сбежала. Взяв с собой только детей, она какое-то время скрывалась в безвестности, писала, подавала на конкурс пьесы. Получила за них первую премию и ждала, когда эти пьесы будут поставлены. Уже начались репетиции, и вдруг грянула война.
Война рушит планы веры Пановой. О постановке пьесы можно не думать. Пушкин, где писатель живет с дочерью, оккупирован немцами. Оставаться в городе возможности нет. Панова по оккупированной территории пробирается на Украину, где в селе Шишаки остались ее мать и сыновья. Идет долго, по большей части пешком. Позже напишет пьесу «Метелица», основанную на переживаниях этого тягчайшего путешествия.
В 1943 году Украина освобождена. Панова с детьми перебирается на Урал, в Пермь. Возвращается к журналистике. Работает в местной газете и на радио. Волею судьбы именно Пермь станет для писателя-Пановой точкой старта. Здесь она заканчивает «Метелицу». Здесь задумывает роман «Кружилиха» Наконец, здесь садится на санитарный поезд №312. Залог грядущего успеха – удивительная работоспособность. В невероятных бытовых условиях пишет быстро и много. А плохо она работать просто не умела. И так всю жизнь.


Марина Вахтина, внучка Веры Пановой: «Спутники», за которые она получила Сталинскую премию, были написаны в коммунальной квартире, где жило все огромное семейство, состоявшее из третьего мужа, Давид Яковлевича Дара, троих детей собственных, двух детей Давида Яковлевича от двух предыдущих браков. С ними жила еще мама, и все они утились в двух смежных комнатах. Стол был один, за ним обедали, пили чай, дети делали уроки. Там не было места, и «Спутники» были написаны на подоконнике. Были широкие подоконники, где можно было разложится, поставить чернильницу. Она говорила, что самое большое неудобство состояло в том, что ныли колени, потому они упирались в стенку. Приходилось время от времени вставать и разминаться.

В 1946 году на Панову обрушилась слава. Она переезжает в Ленинград – город, который всегда любила. В том же году она принята в Союз писателей. Панова становится частью советского литературного истеблишмента.
Лев Лурье: Это один из Шереметьевских дворцов в Петербурге. Здание это прежде принадлежало ленинградскому Союзу писателей – организации элитарной, куда принимали только идеологически проверенных людей. Вряд ли бы Веру Панову приняли сюда, потому что она была дочь купца, жена расстрелянного врага народа и пребывала на оккупированной территории. Но у Веры Пановой был читатель и почитатель, которого не было у многих партийных членов Союза писателей. Этим почитателем был генеральный секретарь ЦК ВКП (б) Иосиф Сталин.
Андрей Арьев, писатель: Несмотря на свое прошлое, она никак не старалась сблизится с властью, загладить свою ненадежную биографию. Люди, бывшие в оккупации, часто скрывали это, если могли. А если не могли, то ходу им никакого не было. Вера Федоровна, не угождая никак власти, написала правдивую повесть о жизни санитарного поезда во время войны, она была издана и почему-то понравилась Сталину.
Любовь Инфантьева, внучка Веры Пановой: Бабушка, как известно, была трижды лауреатом Сталинской премии. Сталинскую премию первой степени получили «Спутники», второй степени – очень хороший роман «Кружилиха», а третьей степени – «Ясный берег». Это произведение бабушка сама считала слабым.
В монолите советской цензуры Панова находит узкую щель, через которую может просочиться искренность и правда. Ее герои – простые советские люди, обыватели. Они – вне политики, вне грандиозных задач, которые ставит перед гражданами страна. Они не граждане, а люди. Влюбляются – иногда счастливо, иногда нет. Воспитывают детей. Беспокоятся о близких. Дом для них куда важнее работы. Официально узаконенный соцреализм таких героев не знал, но именно таким было большинство современников писателя Веры Пановой. Партийная критика чувствовала – что-то в этой прозе не то, но и придраться по большому счету было не к чему.
Николай Вахтин, внук Веры Пановой: Критика осторожно ее воспринимала. Выходил какой-то новый ее роман или повесть, и несколько дней, а то и недель, было молчание. Ждали, пока какая-нибудь из газет, вроде «Правды», например, не выступала с положительной или, наоборот, отрицательной статьей. Тогда вся критика подхватывала, соответственно, положительное или отрицательное мнение. Она всегда была в зоне риска, потому что позволяла себе, может быть, чуточку больше, чем было разрешено советскому писателю в то время.
Валерий Попов, писатель: Она такая маленькая была, с аккуратной прической, но от нее какая-то сила шла. Чувствовалось, что в ней есть ядро. Она решила, что может сказать лишнего. В советское время свобода ощущалось гораздо сильнее, чем сейчас. Когда можно все, ничего уже не впечатляет. Небольшие такие подвижки, небольшие драки с цензурой производили огромное впечатление. Когда мы чувствовали, что немножко сдвигают стену, мы были очень благодарны. Вера Панова умела это делать, оставаясь при этом лауреатом Сталинской премии.
Марина Вахтина, внучка Веры Пановой: Конечно, она думала о цензуре, как и всякий литератор. Это ее стесняло, она жалела, она не может писать так, как бы ей самой хотелось. Но во многом она настаивала на своем, и это подчас нелегко давалось. Иногда она очень задорно говорила, блестя глазами: «Если бы я писала так, как им нужно, всем бы было хорошо: и Союзу писателей, и райкому партии, и мне».
Лев Лурье: Конец 40-х гг. для ленинградской литературы – это время трагическое. Только что прозвучало трагической постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград». Ахматова и Зощенко – изгои. Николай Пунин и Лев Гумилев арестованы. Как раз в это время, в 1948 году, Вера Панова получает квартиру в этом знаменитом писательском доме, доме Адамини – в доме, где когда-то впервые выставлялся «Черный квадрат» Малевича и где квартиры получали только орденоносные писатели, академики, генералы.
В 1943 году Вера Панова, наконец, обретает свой кров. Появляются все условия для работы – в первую очередь, собственный письменный стол, о котором она мечтала многие годы. В просторной квартире на Марсовом поле в комфорте размещается вся большая семья, которая всегда играла для Пановой важнейшую роль. Казалось бы, сейчас наступит абсолютно счастливая жизнь.
Николай Вахтин, внук Веры Пановой: Я помню, меня все время гоняли: «Тихо, бабушка работает!». Такой вот был мотив моего детства. Она сама была очень семейственной, домашней. Очень любила детей, очень любила внуков, очень любила дом. Любила то, чего, в общем, была первую половину жизни лишена. Я помню, большой стол, за которым все сидят, а бабушка во главе его. Это такая квинтэссенция нашего семейного быта.
Станислав Гусев, литературный секретарь В. Пановой в 70-х гг.: По праздникам собиралась вся большая семья: сыновья, жены сыновей, маленькие внуки и так далее.
Андрей Арьев, писатель: Главная ценность, которая была в жизни Веры Федоровны, — это семья. Она всегда была в кругу своей семьи. Это отразилось и во всех её произведениях. Видимо, поэтому её так и любили читатели.
Лев Лурье: Вера Панова была человек осторожный и дружить умела со всеми. Сюда, в дом Адамини, расписать пульку приходил литературный Палач Всеволод Кочетов, романист и автор разгромных статей, в том числе и о творчестве самой Веры Пановой. С другой стороны, муж Веры Федоровны Давид Дар отличался исключительной смелостью и острословием. Довлатов рассказывает: как-то в день рождения к Пановой пришли гости, известные советские писатели, начальство. Панова говорит: «Что-то у нас душно». А Дар отвечает: «Да такой обычный советский воздух». Так что за этим столом, в этой квартире, встречались советские писатели самых разных школ и самых разных направлений. Панова была объединяющим и умиротворяющим центром.
Советская литературная критика всегда была ориентирована на разгром. Любая писательская оригинальность неизменно раздражала. Манера Пановой правдиво писать о простых людях не укладывалась в литературные каноны эпохи. Уже роман 1947 года «Кружилиха» вызвал целую дискуссию на страницах «Литературной газеты». За печатной дискуссией, как положено, следовали публичные обсуждения, где специальные «люди из публики» возмущенно вопрошали: «Доколе будут терпеть очернительство этой Пановой?», «Почему на свободе Панова, оклеветавшая народ и партию?».
Николай Вахтин, внук Веры Пановой: Критика была опасна. Это было время, когда критическая статья могла грозить если не арестом, но опалой. Лишение права печататься для писателя означало отсутствие средств к существованию.
Марина Вахтина, внучка Веры Пановой: Её обвиняли всегда в том, что она описывает реальные людские судьбы, где есть место и трагедии, и недопониманию, и разрывам человеческих отношений. Например, по поводу романа «Кружилиха» много крови ей попортили дурацкие упреки. Было непонятно, почему директор завода, раз уж он хороший коммунист, нечутко относится к своей жене. Она настаивала на своем и старалась сохранить в книгах свое видение человеческой жизни, жизненных сложностей.
Травля не достигла цели. Вероятно, роман вновь пришелся по душе главному читателю. В 1948 году «Кружилиха» получила Сталинскую премию второй степени. Тут же последовало издание, которое, как и повесть «Спутники», ждал оглушительный успех у массового читателя.
Лев Лурье: Русская литература сложна. Нельзя сказать, чтобы Андрей Платонов, Осип Мандельштам или Борис Пастернак были народными писателями. Вера Панова получала каждый год тысячи писем, на ее книги в библиотеке выстраивалась очередь. Их невозможно было достать. Очень характерная история произошла с ней весной 1954 года в такси. За рулем сидел водитель и читал книгу Веры Федоровны «Времена года». Он узнал писательницу и говорит: «Вы за эту книгу Сталинскую премию получили?» Она говорит: «Нет, за другую». А водитель ей: «А я бы вам обязательно за эту премию бы дал». — «Почему?». – «А по двум причинам: во-первых, правду пишете. Вот начальник такой, как есть начальник. А женщина такая, как есть женщина. А во-вторых, потому что интересно. Читается легко». Вот эти две вещи – правдоподобие и интересный сюжет – и были основными причинами невероятного успеха Пановой.
К началу 50-х Вера Панова в советской литературе – имя, с которым нельзя не считаться. Сталинские премии и огромный читательский успех давали ей определенный иммунитет против нападок критики. После смерти главного читателя в 1953 году ситуация стала куда хуже. На место мелких падальщиков из литературной шушеры, огрызавшихся на Панову в конце 40-х, заступил настоящий матерый литературный волк – критик Всеволод Кочетов, опытный погромщик и бывший сосед Пановой по даче в Комарово.


Любовь Инфантьева, внучка Веры Пановой: Наверное, сейчас мало кто помнит имя Всеволода Кочетова, но именно его травля и довела бабушку до инфарктов. Наверное, еще обиднее было то, что Кочетов, когда жил здесь, в Ленинграде, казался другом. Он был вхож в дом и играл с бабушкой в преферанс. Вдруг он превращается в оголтелого врага, который поливает грязью Панову и ее книги.

Лев Лурье: Это ленинградское отделение КГБ – знаменитый Большой дом, который отделяют от ленинградского отделения Союза писателей всего метров сто пятьдесят. Рассказывали в те времена, что между этими двумя зданиями существует подземный тоннель. Якобы между этими двумя зданиями постоянно какие-то люди под землей ходят, обмениваются информацией, засылают агентов. Но, так или иначе, члены Союза писателей были людьми запуганными, понимавшими, что любой шаг в сторону может означать для них непоправимое. В 1958 году советская общественность осуждала совершившего грубую идеологическую ошибку Бориса Пастернака. За роман «Доктор Живаго» он получил Нобелевскую премию, и Вера Федоровна Панова вынуждена была выступить с осуждением Пастернака. Она этого себе никогда не простила.
Травля Пастернака – единственная разгромная компания, в которой вынужденно участвовала Панова. Она испугалась за судьбу своих близких. Страх в людях ее поколения укоренился очень глубоко. Слишком многое пришлось пережить. Панова всегда оставалась беспартийной и демонстративно держалась в стороне от власти и всякой политики.
Николай Вахтин, внук Веры Пановой: Как можно терпеть власть, которая убила твоего любимого мужа? Она никогда не говорила на эту тему. Это было то, с чем пришлось смириться. В этих обстоятельствах предлагается жить, надо было как-то жить.
Станислав Гусев, литературный секретарь В. Пановой в 70-х гг.: Все-таки она была человеком советской эпохи, поэтому она понимала многое из того, что происходило в стране. Тем более что Борис Борисович, ее сын, достаточно был в те времена известен как почти профессиональный диссидент. Вера Федоровна старалась это не акцентировать, я думаю, она, действительно, ко многому относилась критически.
В 60-е Вера Панова становится одним из самых популярных в стране кинодраматургов. Ее повесть «Серёжа» привлекает внимание начинающих режиссеров Георгия Данелии и Игоря Таланкина. Им удается уговорить писателя принять участие в создании сценария. Фильм «Серёжа» имеет оглушительный успех и получает Большой приз на международном кинофестивале в Карловых Варах. Проза Веры Пановой идеально встраивается в кинематограф Оттепели, в центре которого не государственная машина, а человеческая душа.
В 1965 году выходит новый фильм по сценарию Пановой – «Рабочий посёлок». В центре сюжета – судьба спивающегося рабочего Плещеева, потерявшего зрение на войне. В новой действительности рефлексирующий слепой оказывается лишним. Но не по своим глазам и даже не по юной жизни, которую искалечила война, тоскует Плещеев. Безжизненный взгляд его черных очков – это горе утраченных иллюзий послевоенного времени – иллюзий, которым не было суждено сбыться. Для советского кино картина «Рабочий поселок» стала прощанием с Оттепелью.
Чем популярнее становилась Панова у публики, тем с большим удовольствием трепала ее имя официальная пресса.
Станислав Гусев, литературный секретарь В. Пановой в 70-х гг.: Я помню, она мне рассказывала со смехом, что ее забрасывали письмами, желая узнать, что происходило с ее героями дальше. Она отвечала, что беспокоиться не надо, эти женились, эти мебель покупают и так далее.


В начале 60-х Панова в зените славы. Ее книги переводят, пьесы экранизируют, читатели ее боготворят, молодые писатели, для которых она признанный мэтр, просят напутствия в большую литературу. Сама Вера Панова чувствует, что не успела сказать еще что-то очень важное. Постепенно она приходит к исторической прозе.

Марина Вахтина, внучка Веры Пановой: Прекрасно помню, как она рассказывала об изгнании Лжедмитрия из Москвы и о том, как Марина Мнишек во время этого погрома пряталась под юбками своей фрейлины. Бабушка все это живо изображала. Мы, конечно, слушали, затаив дыхание. Очевидно, тогда зрели замыслы заняться историческими повестями – тем жанром, который она очень любила. Остается только жалеть, что вот эта линия ее творчества оборвалась с ее уходом.
С приближением старости Вера Панова все чаще говорила близким, что смерти не боится, но боится быть парализованной. Этот страх был ненапрасным. В 1967 году случился инсульт. Она оказалась прикована к инвалидному креслу. Это ничего не изменило – как и прежде, Вера Панова работала на износ и руководила жизнью своей большой семьи. По другому просто не могла.
Лев Лурье: В этом доме жил Сергей Довлатов. Недавно здесь установили мемориальную доску. Советскую, прежде всего ленинградскую, литературу 60-х – 70-х гг. мы представляем себе по остроумнейшим произведениям Сергея Донатовича. Это был человек злоречивый, и о ком бы он не писал, его персонаж сразу же становился героем какого-то комического и не очень приятного театра. Довлатов прекрасно знал Панову. В конце 60-х он работал у нее литературным секретарем. Со страниц прозы Довлатова Панова предстает воплощением абсолютной нормы. О ней не было сказано ни одного дурного слова. Она единственный положительный персонаж в прозе Довлатова. Такой уж она была человек.
Николай Вахтин, внук Веры Пановой: У нее были очень простые и очень твердые представления о том, что такое хорошо и что такое плохо. Любовь и уважение – это хорошо, а ненависть и злоба – это плохо. Семья – это хорошо, а развод – это плохо. У нее были очень простые нравственные позиции и представления. Поэтому, наверное, она могла писать так, как она писала, и, наверное, поэтому ее любили.
Лев Лурье: 18 марта 1973 года Веру Федоровну Панову отпели здесь, в Никольском морском соборе, а потом похоронили по православному обряду на комаровском кладбище. Таково было её завещание. И это, пожалуй, был её первый открытый конфликт с советской властью. Потому что советский писатель должен быть предан земле после гражданской панихиды, а не после православной молитвы.

ДВА ЛЕВИАФАНА

                                                                   Русский и еврейский
                                                            

БЫЛ ЛИ ОН ЧЕЛОВЕКОМ?



Он родился, как мы знаем, в 1452-м и умер в 1519 году.

Отец будущего гения, Пьеро из Винчи, богатый нотариус и землевладелец,
был известнейшим человеком во Флоренции, но мать Катерина — простой
крестьянской девушкой, мимолетной прихотью влиятельного сеньора.
Mальчик с 4—5 лет воспитывался при отце с мачехой, тогда как родную
его мать, как было принято, поспешили выдать с приданым за
крестьянина.
Красавец мальчик, отличавшийся при этом необыкновенным умом и
приветливым характером, сразу стал всеобщим баловнем и любимцем в доме
отца. Этому отчасти способствовало то обстоятельство, что первые две
мачехи Леонардо были бездетны. Третья жена Пьеро, Маргарита, вступила
в дом отца Леонардо, когда ее знаменитому пасынку было уже 24 года. От
третьей жены сеньор Пьеро имел девять сыновей и двух дочерей, но никто
из них не блистал «ни умоm, ни мечом».
В 1466 году, в 14-летнем возрасте, Леонардо да Винчи поступил учеником
в мастерскую Вероккьо. Удивительно: 20 лет от роду он был уже
провозглашен мастером. Леонардо брался за многие предметы, но, начав
изучать их, скоро бросал. Можно сказать, что больше всего он учился у
себя самого. Не обошел своим вниманием и музыку, в совершенстве
овладев игрой на лире.
Современники вспоминают, что он «божественно пел свои импровизации».
Однажды даже сам изготовил лютню особой формы, придав ей вид конской
головы и богато украсив серебром. Играя на ней, он настолько превзошел
всех музыкантов, собравшихся при дворе герцога Людовико Сфорца, что
«очаровал» его на всю жизнь.
Леонардо, кажется, не был ребенком своих родителей, не был он
флорентийцем и итальянцем, да и был ли он земным человеком?
Этот супергений начала итальянского Возрождения настолько странен, что
вызывает у ученых не просто изумление, а почти благоговение, смешанное
с растерянностью.
Даже общий обзор его возможностей повергает исследователей в шок: ну
не может человек, имей он хоть семь пядей во лбу, быть сразу
гениальным инженером, художником, скульптором, изобретателем,
механиком, химиком, филологом, ученым, провидцем, одним из лучших в
свое время певцов, пловцом, создателем музыкальных инструментов,
кантат, наездником, фехтовальщиком, архитектором, модельером и т.д.
Поражают и его внешние данные: Леонардо был высок, строен и так
прекрасен лицом, что его называли «ангелом», при этом сверхчеловечески
силен (правой рукой — будучи левшой! — мог смять подкову).
В то же время его менталитет кажется бесконечно далеким не только от
уровня сознания современников, но и от человеческого вообще. Леонардо,
например, полностью контролировал свои чувства, практически не
проявляя эмоций, характерных для обычных людей, всегда сохранял
удивительно ровное настроение. Более того, отличался каким-то странным
холодом бесчувствия. Он не любил и не ненавидел, а понимал, поэтому не
только казался, но и был равнодушен к добру и злу в человеческом
смысле, к безобразному и прекрасному, которые с одинаковым интересом
изучал как нечто данное, внешнее.
Наконец, по свидетельству современников, Леонардо был бисексуалом.
Сегодня трудно точно судить, почему он сначала «изучал» науку любви с
флорентийскими дамами, млевшими от этого красавца и умницы, а затем
сосредоточился на гомосексуальных отношениях. Существует
документ-донос, в котором именно да Винчи обвиняется в запрещенном
тогда гомосексуализме. Аноним обвиняет его и еще трех мужчин в
активной содомии над неким Джакопо Салтарелли, 17 лет, братом ювелира.
Им всем грозило наказание — смерть на костре. Первое заседание
состоялось 9 апреля 1476 года. Оно ничего не дало: суд требовал
доказательств, заявленных свидетелей; их не было. Суд перенесли на 7
июля. Новое расследование — и на этот раз окончательный оправдательный
приговор. Тем не менее, когда Леонардо стал мастером, он окружил себя
писаными, небездарными красавцами, которых брал в ученики. Фрейд
считает, что его любовь к ним была чисто платонической, но эта мысль
кажется бесспорной далеко не всем.
Был ли он человеком? Способности и возможности Леонардо являлись,
несомненно, сверхъестественными. Например в «Дневниках» да Винчи
имеются наброски птиц в полете, для выполнения которых необходимо было
располагать по меньшей мере материалами замедленной киносъемки! Он вел
очень странный дневник, обращаясь в нем к себе самому на «ты», отдавая
распоряжения и приказы себе как слуге или рабу: «прикажи показать
тебе...», «ты должен показать в своем сочинении...», «прикажи сделать
две дорожные сумки...» Складывается впечатление, что в да Винчи жили
как бы две личности: одна — всем известная, дружелюбная, не лишенная
некоторых человеческих слабостей, и другая — невероятно странная,
скрытная, никому не известная, которая командовала им и распоряжалась
его поступками.
Ко всему прочему да Винчи обладал способностью предвидеть будущее,
которая, возможно, даже превосходила пророческий дар Нострадамуса. Его
знаменитые «Пророчества» (вначале — серия записей, сделанных в Милане
в 1494 году) рисуют устрашающие картины грядущего, многие из которых
либо уже были нашим прошлым, либо сейчас являются нашим настоящим.
Судите сами: «Люди будут разговаривать друг с другом из самых
отдаленных стран и друг другу отвечать» — речь, несомненно, идет о
телефоне. «Люди будут ходить и не будут двигаться; будут говорить с
тем, кого нет, будут слышать того, кто не говорит» —телевидение,
запись на магнитофон, воспроизведение звука. «Люди... будут
собственной особой мгновенно разбегаться по разным частям мира, не
двигаясь с места» — передача телеизображения. «Ты увидишь себя
падающим с великих высот без всякого вреда для тебя» — очевидно прыжки
с парашютом. «Будут погублены бесчисленные жизни, и в земле будут
сделаны бесчисленные дыры» —тут, скорее всего, провидец говорит о
воронках от авиабомб и снарядов, которые действительно погубили
бесчисленные жизни. Леонардо даже предвидел путешествия в космос: «И
многие наземные и водяные животные поднимутся между звезд...» — запуск
живых существ в космос. «Многочисленны будут те, у кого будут отняты
их маленькие дети, которых будут свежевать и жесточайшим образом
четвертовать!» — прозрачное указание на детей, части тела которых
используются в банке органов.
Леонардо практиковал специальные психотехнические упражнения,
восходящие к эзотерическим практикам пифагорейцев и... современной
нейролингвистике, дабы обострить свое восприятие мира, улучшить память
и развить воображение. Он как будто знал эволюционные ключи к тайнам
человеческой психики, еще далеко не реализованной и в современном
человеке. Так, один из секретов Леонардо да Винчи заключался в особой
формуле сна: он спал по 15 минут каждые 4 часа, сокращая таким образом
свой суточный сон с 8 до 1,5 часа. Благодаря этому гений экономил
сразу 75% времени сна, что фактически удлинило его жизнь с 70 до 100
лет! В эзотерической традиции аналогичные методики известны с
незапамятных веков, но они всегда считались настолько секретными, что,
как и другие психо- и мнемотехники, никогда не предавались гласности.
Изобретения и открытия да Винчи охватывают все области знания (их
более 50!), полностью предвосхищая основные направления развития
современной цивилизации. Расскажем лишь о некоторых из них.
В 1499 году Леонардо для встречи в Милане французского короля Людовика
XII сконструировал деревянного механического льва, который, сделав
несколько шагов, распахивал свою грудную клетку и показывал
внутренности, «заполненные лилиями». Ученый является изобретателем
скафандра, подводной лодки, парохода, ластов. У него есть рукопись, в
которой показывается возможность погружения на большую глубину без
скафандра благодаря использованию особой газовой смеси (секрет которой
он сознательно уничтожил). Чтобы ее изобрести, необходимо было хорошо
разбираться в биохимических процессах человеческого организма, которые
совершенно не были известны в то время! Это он первым предложил
устанавливать на бронированных кораблях батареи огнестрельных орудий
(подал идею броненосца!), изобрел вертолет, велосипед, планер,
парашют, танк, пулемет, отравляющие газы, дымовую завесу для войск,
увеличительное стекло (за 100 лет до Галилея!). Да Винчи изобрел
текстильные машины, ткацкие станки, машины для изготовления иголок,
мощные подъемные краны, системы осушения болот посредством труб,
арочные мосты. Он создал чертежи воротов, рычагов и винтов,
предназначенных поднимать огромные тяжести, — механизмы, которых не
было в его время. Поразительно, что Леонардо подробно описывает эти
машины и механизмы, хотя их и невозможно было сделать в то время из-за
того, что тогда не знали шарикоподшипников (но сам Леонардо знал это —
сохранился соответствующий рисунок).Иногда кажется, что да Винчи
просто хотел узнать как можно больше об этом мире, коллекционируя
информацию. Что он с ней делал? Зачем она ему была нужна в таком виде
и в таком количестве? Ответа на этот вопрос он не оставил.
Странным образом даже занятия Леонардо живописью кажутся со временем
все менее и менее значительными. Не будем говорить о его шедеврах,
известных всему миру, скажем только об одном, хранящемся в Виндзоре
удивительном рисунке, изображающем какое-то неземное существо. Черты
лица этого существа повреждены от времени, но можно угадать их
поразительную красоту. В этом рисунке привлекают внимание огромные и
очень широко расставленные глаза. Это не ошибка художника, а
сознательный расчет: именно эти глаза производят парализующее
впечатление.
Принято считать, что это изображенная художником Беатриче великого
поэта Данте, но земные женщины анатомически не бывают такими...
В Королевской библиотеке Турина хранится знаменитый автопортрет
Леонардо да Винчи — «Портрет самого себя в преклонном возрасте». Он не
датирован, но, как полагают эксперты, был написан около 1512 года. Это
очень странный портрет: не только зритель в разных ракурсах
воспринимает выражение и черты лица Леонардо совершенно по-разному, но
и фотографии, сделанные даже с небольшим отклонением камеры,
показывают разного человека, который то меланхоличен, то высокомерен,
то мудр, то просто нерешителен, то предстает дряхлым стариком,
измученным жизнью, и т.д.
Большинству людей гений известен как создатель бессмертных
художественных шедевров. Но его ближайший друг Фра Пиетроделла
Новеллара замечает: «Занятия математикой настолько отдалили его от
живописи, что один только вид кисти приводит его в бешенство».
И еще он был прекрасным фокусником (современники говорили откровеннее
— маг). Леонардо мог вызывать из кипящей жидкости многоцветное пламя,
вливая в нее вино; легко превращал белое вино в красное; одним ударом
ломал трость, концы которой были положены на два стакана, не разбив
ниодин из них; наносил на конец пера немного своей слюны — и надпись
на бумаге становилась черной. Чудеса, которые показывал Леонардо,
настолько впечатляли современников, что его всерьез подозревали в том,
будто он служил «черной магии». К тому же возле гения постоянно
находились странные, сомнительной нравственности личности, вроде
Томазо Джованни Мазини, известного под псевдонимом Зороастр де
Перетола, — механика, ювелира и одновременно адепта тайных наук.
До самой смерти да Винчи был чрезвычайно активен, много ездил. Так, с
1513 по 1519 год он попеременно жил в Риме, Павии, Болонье, Франции,
где и умер, по преданию, 2 мая 1519 года на руках короля Франциска I,
прося прощения у Бога и людей, что «не сделал для искусства всего, что
мог бы сделать».
Леонардо да Винчи принято считать одним из гениев итальянского
Возрождения, что и отдаленно не соответствует истине. Он уникален: ни
до него, ни после в истории не существовало подобного человека,
гениального во всем! Кем же он был?..
В этом и состоит наибольшая загадка. Одни современные исследователи
считают Леонардо посланцем инопланетных цивилизаций, другие —
путешественником во времени из отдаленного будущего, третьи — жителем
параллельного, более развитого, чем наш, мира. Кажется, последнее
предположение наиболее правдоподобно: слишком хорошо знал да Винчи
мирские дела и грядущее, которое ждет человечество, которым он сам был
мало озабочен...

ВЕСЛА ДЛЯ ГАЛЕРЫ

Алексей Мельников. Фото: stolica.fm
  • 11-04-2015 (21:58)

Вёсла для галеры

Алексей Мельников: лучшее доказательство того, что система не работает

update: 11-04-2015 (21:57)

Лучший критик российской политико-экономической системы – В.В. Путин.
Создать порядки, при которых глава государства лично распределяет деньги из Фонда национального благосостояния и лично контролирует строительство космодрома, это значит отрицать способность т.н. "вертикали власти" действовать эффективно. Даже с точки зрения самого творца.
Его "личный контроль" – лучшее доказательство того, что система не работает, наглядная её критика.
Г.А. Явлинский с трибуны Законодательного собрания Санкт-Петербурга метко назвал нашу систему"замороженным хаосом".
Да, конечно – работает плохо, приказы сверху застревают в мусоропроводе, поэтому живущему на самом верхнем этаже, в облаках, лидеру приходится самому выбегать вниз с ведром мусора – делать тяжёлую работу за своих подчинённых.
На что похож этот "личный контроль"?
С одной стороны на "час великого руководства" Ким Ир Сена, в который он ездил по северо-корейским строительным объектам и давал указания начальникам и рабочим.
С другой – на диктатора Экваториальной Гвинеи Франсиско Масиаса Нгема Бийого, правившего в 70-е годы прошлого века. В конце своего правления, после публичной казни директора Центрального банка его функции стал выполнять сам диктатор – он держал у себя дома все валютные ресурсы Экваториальной Гвинеи. И уж там, конечно, выдавал деньги так, как хотел.
Приветливо машет из истории рукой, улыбается, показывая зубы, Ким Ир Сен. Раскрывает руки в объятиях, радостно смеётся Нгема Бийого. "Наш опыт не забыли. Нас помнят. Мы рады." Шествующей вперёд азиатско-африканской великой России.

ГАГАРИН И ТРАВЛЯ ЦЕРКВИ

Гагарин на фоне пасхального яйца. Источник - http://rusistka.livejournal.com/
  • 12-04-2015 (09:27)

Двоякие годовщины

Евгений Ихлов о 54-летии полета Гагарина (и гонений на церковь) и о безнадежной попытке либерализации СССР

update: 12-04-2015 (09:22)

54 года тому назад было невиданное и последнее* единение советского народа, советского государства и советской интеллигенции - полёт Гагарина; последний триумф СССР.
Немедленно после этого Хрущев, повторяя идиотскую, но так веселящую быдло фразу про Гагарина, который на небе никого не видел, начал невиданную с тридцатых годов кампанию травли православной церкви**.
Реакцией на рабское отношение Патриархии к той вакханалии и стало знаменитой письмо священников Якунина и Эшлимана 1965 года.
Вот сегодня мы видим возвращение маятника. Государство впало в натужный клерикализм, а массы - в самые немыслимые суеверия и квазиоккультизм. И только интеллигенция старательно "искупает грехи отцов" - наивного самодовольства романтиков прогресса.
* Уже через 13 с половиной месяцев был расстрел в Новочеркасске. Через 5 лет - Синявский и Даниэль отправились в лагеря отбывать срока за изданные за рубежом книги: Синявский - 7 лет строго режима, Даниэль - 5 лет общего.
** Католиков преследовали и без этого, исламу (он опирался на сочувствие местных обрезанных [не шучу] кадров) и иудаизму почти не досталось.
PS. А 27 лет назад началась последняя безнадёжная попытка превратить КПСС в цивилизованную партию лево-социал-демократического толка, а СССР в относительно либеральное государство - углубление перестройки "имени Александра Яковлева", как раз в апреле 1988 года назвавшего "Перестройку - новой революцией" и пнувшего "плакальщиков по социализму".
Это тоже была вершина - пик надежд "шестидесятников" взять реванш за провал оттепели. Но левофашистскую в своей основе КПСС сделать партией "шведского социализма" было невозможно, значительно проще было ее расколоть на неосталинскую и пропиночетовскую составляющие в России и на национально-государственническую и проимперскую в республиках, включая автономии.

ЛИБЕРАЛИЗМ ПО РАСЧЕТУ

  • 11-04-2015 (22:49)

Либералы по расчету vs. Либералы по любви

Михаил Берг: несостоятельность и исчерпанность российского правого либерализма, как политической стратегии сегодня

update: 11-04-2015 (23:33)

Конфликт между Игорем Яковенко и Венедиктовым-Белковским интересен не только с концептуальной точки зрения, как конфликт между либерализмом по расчету и либерализмом, так сказать, по совести. Но и как спор разных аудиторий, акустик, спор разных предпочтений, что ли. Ведь, как показывают статусы Яковенко и Белковского в фейсбуке, и у того и другого большое число сторонников, в том числе из самой что ни есть либеральной публики. Есть эхо у "Эхо", но есть эхо и у тех, кому "Эхо" – не эхо, а путинский карман.
Вообще ситуация, когда российское общество предпочитает не осторожную дулю в уме, а позицию куда более откровенную и радикальную, встречается в отечественной истории не так часто, как ситуации прямо противоположные. Революционеров, пока власть еще не завоевана, мало всегда, а вот на следующий день после "взятия Зимнего" число заявлений на участие в истории и дележе власти естественным образом возрастает. Но нам, конечно, интереснее рассматривать ситуацию не выхода из туннеля типа горбачевской перестройки (для этого нет никаких оснований), а ситуацию входа в туннель, опустившегося занавеса, темноты в зале, в котором даже лампы пожарных выходов не горят.
Вот несколько исторических аллюзий. Век с лишним назад, в начале 1900-х, в России становится невероятно популярным индивидуальный террор. И в 1904, когда эсер Созонов убил министра внутренних дел Плеве (сменившего также убитого в 1902 министра Сипягина), российское общество охватило ажиотажное воодушевление. Интересны, однако, реакции разных политических сил. Радикал Ленин, не поддерживавший террор, хотя и обмолвился меланхолически: "Чисто сделано", но критическое отношение к стратегии старшего брата не изменил. А вот самый что ни есть либерал, будущий министр Временного правительства и враг большевиков, Павел Милюков (Гессен сидел с Милюковым в печали) был в таком искреннем восхищении, что при встрече в Лондоне с тем же Лениным уговаривал последнего отказаться от критики террора, утверждая, что "еще один-два удачных террористических акта – и мы получим конституцию". То есть либерал видит полезность радикальных методов борьбы (особо отмечу отчетливость артикуляции: теракты названы без стеснения терактами), а вот главный радикал наступающего века отказывает им в осмысленности.
Меняем декорации на брежневский застой и попытки ему противостоять со стороны диссидентов. В мемуарной книжке Буковского "И возвращается ветер" есть два симптоматичных момента. Первый: после возвращения из лагеря автор с изумлением стал встречать бывших соратников – переженившихся, гуляющих с колясками и смущенно улыбающихся на вопрос: как дела, чем занимаешься? И разочарованный революционер характеризует вполне понятный оппортунизм комментарием: мол, очевидно, двух ног для устойчивости показалось мало, понадобилась опора. Справедливо, хотя и универсально.
Второй, еще более примечательный, конечно, про грузовик, который подъезжает как бы ниоткуда, и из него без всяких вопросов начинают раздавать оружие – и так понятно зачем. Собственно вот вся цитата, не пропустите рифму с сегодняшним днем: "А тут на одной стороне – НАШИ, русские, которых, не спросясь, гонят убивать. И на другой стороне – тоже НАШИ, потому что я и на их месте делал бы то же самое. Как изнемогали мы от московской тишины, от спокойной будничной жизни! Казалось, вот сейчас затормозит грузовик у нашего двора, запыленный грузовик защитного цвета. "Пора", – скажут нам и начнут подавать через борт новенькие автоматы. И мы пронесемся бурей по чердакам и проходным дворам, в которых знаем на ощупь каждую балку, каждый поворот, туда, к центру, к кремлевским звездам!"
Почувствуйте, однако, разницу. Буковский, в смелости которого у меня нет ни малейших сомнений, говорит о праве на восстание, легитимированное еще Локком, образным и неловко поэтическим иносказанием, напоминающим стиль уютного Аксенова. И дело здесь не столько в страхе перед властью, хотя, в отличие от русской монархии, советская власть пресекала возможность своего свержения на уровнемыслепреступлений. Это так. Однако опасается Буковский, как мне кажется, совсем другого: он боится быть непонятым советским читателем, который давно отгородился от более-менее радикального недовольства не только колясками с детьми, но нормальной карьерой, вписанностью в систему, вполне комфортным (да и не столь удивительным) конформизмом. Автор мемуаров это прекрасно осознает и боится порвать последнюю нить понимания, в которой место для вчерашнего подвига занято сегодняшним разочарованием. И занято, как мы видим, надолго.
Почему? Потому что все стратегии опробованы, и все они дали отрицательный результат. Чтобы не удаляться от темы, структурируем эти стратегии на внутреннем материале статьи как: 1) Путь старшего брата Ленина. 2) Путь самого Ленина. 3) Путь Милюкова. Я не помню, чтобы кто-то, кроме Стомахина, говорил сегодня публично о вооруженном восстании, вооруженной борьбе, реальности пути народовольцев или эсеров. Этот выбор если и подразумевается, то скрытый таким метафорическим слоем макияжа, что за румянами старую кожу уже не разглядеть. Кто-то вздохнет, эх, нет у нас народной воли. Так, с маленькой буквы. Или: разве эти мироновские гниды – эсеры, одна пародия. То есть даже по отношению к уровню диссидентской мысли 1970-х, которая говорила на тему радикализма глухо и поэтично, эволюция куда как отчетлива. И не только от страха (хотя страх есть, и он вполне обоснован), сколько из-за недоумения, как быть: ведь путь этот был пройден от начала до конца и привел в тупик.
Путь младшего Ульянова по понятным причинам пользуется сегодня никак не большей популярностью. Левая идеология скомпрометирована советским периодом и отдана на откуп маргиналам типа Удальцова (которых маргинальность, однако, не спасла от тюрьмы и сумы). Но главное, что привлекательность социального государства, полученная не в результате выборов (которые еще долгие годы будут невозможны), а завоеванная в итоге переворота (революции), сегодня находится в России как никогда низко по рейтингу востребованности. Реабилитация же марксизма – это такой долгий и неблагодарный путь, что и обсуждать его подробно здесь не стоит. Революция (один из самых действенных исторических инструментов) – самая непопулярная идея среди российских интеллектуалов либерального извода.
Однако и путь Милюкова не намного привлекательнее: кадет, последовательный либерал, умудрившийся получить власть, упавшую ему (и его товарищам) в руки почти даром. Но, увы, не сумевший ею воспользоваться, предначертав своей биографией (не случайно вызывавшей ироническое неприятие уже у Саши Черного), возможно, перспективную траекторию поражения для либеральной идеи в России. Потому что эта идея между сотрудничеством с деспотической властью и протестом против нее, куда чаще выбирает первое. Но выбери она второе (как это делают и будут, конечно, еще долгое время немногие и молодые), как обойти тот очевидный вывод, что и этот путь был уже использован и привел к той же точке в тупике.
Почему я вспомнил об этом на фоне конфликта Игоря Яковенко с Венедиктовым-Белковским?
Потому что разница между ними (при всей моей симпатии к Яковенко) не политическая, а этическая и эстетическая.
Они все либералы с пустым патронташем идей, и только логика развития событий (и, возможно, характеров) одного из них, Яковенко, сделала более жестким критиком власти, а того же Венедиктова не столько мягким, сколько лукавым, но все равно критиком с либеральных же позиций. И при этом спасающим власть и даже полирующим ее репутацию.
В этом смысле Белковский для одних находится ровно посередине: он сделал ставку на те возможности, которые дает ему (и другим) нежелание авторитарной власти превратиться прямо сейчас в отчетливо тоталитарную. Для чего и содержит загончик иллюзорной свободы типа "Эха". Если завтра терпение власти лопнет, или ее политическая бухгалтерия оценит существование этой иллюзии как политически нерентабельное, Белковский будет выбирать среди множества других либеральных позиций, ближе к Познеру или Собчак, к Яковенко или Шендеровичу. Обнаруживающих, повторим, эстетическую и этическую разницу при очень близкой политической позиции: либерализма, причем с одним и тем же акцентом – правого либерализма.
Пионтковский обвинил Белковского в эстетической ошибке при написании хамского ответа Яковенко. Я эстетической ошибки здесь не вижу. Есть некоторое головокружение от успехов и вообще не очень твердое представление о культурной норме. Как, впрочем, и полагается человеку вполне девиантному. Белковский отчетливо эксплуатирует свою экзотичность и жовиальность, с отчетливой сумасшедшинкой, я бы сказал. То есть любить в разной степени себя – свойственно, конечно, всем, но демонстрировать это публично, хвалить себя 22 раза за полчаса (здесь они с Венедиктовым – однояйцевые близнецы) это – какой-то либеральный вариант лимоновского нарциссизма. Но это все равно не столько эстетика, сколько этика и социальная невменяемость.
Яковенко – честнее и последовательнее, Белковскому тесно в этических рамках приличного человека в эпоху Путина, но при этом он, конечно, ярче и что важнее – эстетически современнее Яковенко. Увы, так бывает. У Белковского множество завиральных идей на пересечении неканонического православия с гороскопами, но он, постоянно целуя свое отражение в зеркале, проживает эти идеи интереснее, богаче, самобытнее. В другой языковой реальности.
Характерно, что и Яковенко, и Белковский обвиняют друг друга в одном и том же: в конформизме – извечной беде русского либерализма. Белковский Яковенко в конформизме старом, еще досоветском. Яковенко Белковского в конформизме (или провокаторстве) куда более свежем и стоившем, возможно, Ходорковскому тюрьмы, а Путину еще одного аргумента для завинчивания гаек.
Но при всей разнице в нюансировке этот конфликт характерен совершенно другим: отчетливым отсутствием политического разнообразия в общественной жизни современной России.
В том числе – оппозиционной. Есть "Эхо", нет "Эха", есть разные уровни дистанцирования от власти, с возможностью заработать на этом дистанцировании или без него, но перед нами проходит только тень отца Гамлета: несостоятельность и исчерпанность российского правого либерализма, как политической стратегии сегодня. Множество маленьких Милюковых, делающих вид, что не знают, чем в российском календаре кончается сопливый либеральный февраль: холодным кровавым октябрем.

"ЭХО МОСКВЫ" С ГНИЛЬЮ

Протеже Венедиктова довела Шендеровича

Колумнист "Эха Москвы" обвинил Лесю Рябцеву в хамстве во время совместного эфира. По словам обиженного Виктора Шендеровича, фаворитка Венедиктова, видимо, решила, что он в силу своего возраста глуховат.
Виктор Шендерович и Леся Рябцева. Фото: Дни.Ру
Виктор Шендерович и Леся Рябцева. Фото: Дни.Ру
Что-то неладное творится под крышей радиостанции "Эхо Москвы". И непонятно уже – то ли крыша эта протекает, а то ли ее давно уже снесло, а мы раньше просто не замечали...
Итак, есть на "Эхе" такая Леся (Олеся) Рябцева – молодая и амбициозная журналистка. Для тех, кто не в курсе, сообщаю: студентка журфака РГГУ Рябцева три года назад попала на стажировку на оппозиционную радиостанцию и неожиданно быстро стала любимой подчиненной главреда – далеко не молодого уже дядьки Алексея Венедиктова.
Однако, несмотря на бешеный профессиональный рост, уважения в своей профессиональной среде ей заслужить так и не удалось. Сами "эховцы" в своих приватных рассуждениях отмечают, что практически все достижения юного дарования Рябцевой обусловлены вовсе не ее журналистским талантом и трудолюбием, а умением приспосабливаться к ситуации.
"Алексей Алексеевич Венедиктов не имеет никакого отношения к моей личной жизни. Он – мой начальник и коллега. Я отношусь к нему с большим уважением и ценю возможность работать вместе с ним", – пишет Рябцева в своем блоге, чему, естественно, в самой редакции давно никто не верит.
В общем, вопрос о "романе" между пожилым Венедиктовым, отпахавшим шесть десятков лет на белом свете, и вчерашней студенткой, остается открытым.
Вернемся к обиженному Шендеровичу... Итак, колумнист "Эха Москвы" Виктор Шендерович обвинил Лесю Рябцеву в хамстве во время совместного эфира.
"Молодая журналистка в прямом эфире большой радиостанции берет интервью у довольно известного литератора (который впервые пришел в эфир этой радиостанции за год до появления журналистки на свет). В конце эфира она ему откровенно хамит. Уходя, журналистка не забывает сообщить литератору, что вести его следующий эфир тоже будет она. И, в ожидании новой встречи, снова хамит публично – уже в своем блоге на сайте этой же радиостанции", – пишет теперь в своем блоге на "Эхе" возмущенный публицист.
По словам обиженного Шендеровича, фаворитка Венедиктова, видимо, решила, что он, в силу своего возраста, глуховат и плохо слышит. А может, задается вопросом Шендерович, "она – просто дура и гадина"?
По его словам, за 20 лет работы на "Эхе" он повидал разных журналистов и ведущих, но до такого хамства в отношении него пока еще не доходило. "Когда-то в студии "Эха" напротив меня сидел аристократичный Сергей Корзун, иногда – царственная Ольга Журавлева, чудесная Ирина Воробьева, не менее чудесная, но более ядовитая Татьяна Фельгенгауэр. Была совсем ядовитая и ооочень умная Тоня Самсонова, были ведущие послабее, были совсем слабенькие... Сидел в эфире и с ними. Посадили напротив Рябцеву – посижу напротив Рябцевой, напугали ежа..." – заявляет Шендерович.
Теперь публицист прямым текстом предупреждает радиостанцию, что он тоже может оскорбиться и хлопнуть дверью: "А он ведь не на помойке себя нашел, этот литератор, – он ведь может оскорбиться и хлопнуть дверью, не так ли? Что же тогда будет с несчастной без году неделя журналисткой 1991 года рождения? Не погонят ли ее вон разгневанные менеджеры? Не останется ли она совсем одна, с волчьим билетом, посреди кризиса? Не до такой же степени она дура, чтобы не понимать всего этого?"
Но какое дело Лесе Рябцевой до слез обиженного стареющего Шендеровича? Она продолжает впечатывать его в грязь со свойственной ее юности наглым задором. "Мы с таким удовольствием и с такой легкостью создаем себе образы. Нам нравится верить в какого-то идеального Шендеровича, пропИтого Венедиктова, агрессивного Багирова и тупую Рябцеву… – замечает молодая журналистка. – Так вот, на этой же глупости, иллюзорности и эгоизме (потому как ничего, кроме ложного эго, в этой истории нет) остальные строят свои реальности. Легко варьируя между общественным мнением. Оттого, например, мне так легко вести эфиры с вашими псевдогероями. Битый час вынуждать человека признать, что в нем нет дела, а только – слова. Так и появляется проповедник Шендерович".
Теперь обиженному публицисту только и остается, что напоминать главреду "Эха Москвы" о том, что он – Шендерович – та еще "маленькая лошадка": "Литератор приходит на эфиры этой радиостанции очень давно (а с 2008 года бесплатно) и приносит этой радиостанции стойкий рейтинг в эфире и шестизначный трафик на сайте".
Ну а Алексей Венедиктов, похоже, только рад тому, как уверенно самоутверждается в сложном мире журналистики его юная протеже. "У главного редактора есть позиция – и Шендерович, и Рябцева будут в эфире "Эха", – сообщил Венедиктов в своем микроблоге, присовокупляя, что, мол, многие хотели бы, чтобы "Эхо" было однополярным. Однако, заверил главред, при нем такого не будет.
Некоторым, вроде "теневого пиарщика Ходорковского" – Станислава Белковского – показалось, что такие противоречия лишь свидетельствуют о том, что "Эхо Москвы" – это "настоящее, классическое СМИ. Не пропагандистский рупор. Ничей. А именно СМИ. Которое предоставляет слово носителям разных точек зрения и использует все источники информации, которые есть".
Что же, есть и другие мнения... "Коллектив "Эха" пережил многие штормы... и Лесина пережил, но Леся Рябцева их сожрет изнутри. Фрейд победил Маркса", – тонко намекнул в своем Twitter известный телеведущий Владимир Соловьев.

Гниль русского либерализма - это не хамство любовницы начальства. Это сам либерализм, допускающий пропаганду нацизма в эфире из уст своих гостей и допускающий ревизию Холокоста, о чем не раз заявлял сам Венедиктов и еврейка - Альбац.