суббота, 3 января 2015 г.

ШКОЛА ЖЕН ДЛЯ НАЦИСТОВ


 
В 1937 г. нацисты открыли «Школы подготовки жён». Через них проходили девушки, выходящие замуж за членов СС и функционеров НСДАП. В школах их учили домоводству, уходу за детьми и сельскому хозяйству. Жена — это был идеал женщины для нацистов, женщинам запрещали учиться в вузах и работать в офисах и на производстве.

В начале августа в Берлине в архивах были найдены инструкции по ведению учебы в нацистских «школах жён». Эти документы дали повод для разговоров в Первом мире о ещё одной родовой черте нацизма — кроме антисемитизма и антикоммунизма ею был и антифеминизм.

Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер в 1936 г. подписал указ о создании специального курса обучения для девушек, желающих стать жёнами нацистов. «Школы невест», где девушки проходили курс молодой жены, возглавляла Гертруда Шольц-Клинк — глава Национал-социалистической женской организации (на пике, в 1943 г., в этой организации состояли 7 млн. немок).

В эти учебные заведения зачислялись те, кто намеревался связать себя узами брака с членами СС и освобождёнными работниками национал-социалистической партии Германии. В 1939 г. этот список расширили — в него вошли такие потенциальные мужья, как офицеры.

Первая школа была открыта на острове Шваненвердер на озере Ваннзее под Берлином (вблизи вилл Геббельса и Альберта Шпеера). До 1944 г. в Германии в общей сложности появилось 32 таких школы.

В школу принимали только ариек (иногда делалось исключение для немок с не более, чем 1/8 еврейской крови). У них не должно было быть физических увечий и психических заболеваний (в школу не принимались также те, у кого один из родителей страдал шизофренией).

В школах невесты проходили 6-недельный курс (с 1939 г. — двухмесячный), в течение которого обучались не только домоводству, но и основам генетики и учения о расах, а также политологии и истории. Обязательны были 2 урока физкультуры каждый день. Также обязательным элементом учёбы стало сельское хозяйство — только этот труд признавался достойным немецкой женщины.

Кроме того, невестам преподавали риторику, светские манеры и уход за детьми. В конце курса, при условии усвоения всех знаний, выдавались сертификаты, дающие право выйти замуж за «образцовых немцев». Бракосочетание такие выпускницы совершали по неоязыческим обрядам.

Обучение в таких школах было платным — 135 рейхсмарок (400 английских фунтов, или примерно 20 тысяч рублей по нынешнему курсу). Но эти деньги вскоре «отбивались»: при браке выпускнице такой школы с «истинным арийцем» государство выдавало им беспроцентную субсидию в 1000 марок на 5 лет (150 тысяч рублей), и при рождении каждого ребёнка из этой суммы прощалось 250 марок.

Основой воспитания немецкой жены тогда были «три известных К»: kinder, küche и kirche (дети, кухня и церковь). И это не художественное преувеличение — именно таким виделся идеал женской деятельности у нацистов. Точнее — у немцев, ведь идеологическая основа что «школ для жён», что роли женщины в обществе была придумана еще до прихода Гитлера к власти.

В 1917 г. в Штутгарте была открыта первая «Школа матерей», где на фоне тягот Первой мировой женщин централизованно обучали преданности семье, государству и домоводству.

Нацистский режим был весьма заинтересован в увеличении населения. А отсюда следовало, что наёмная работа и обучение в вузах были препятствием для исполнения главной функции женщины.

Если трудящаяся женщина вступала в брак и добровольно оставляла работу, ей выдавалась беспроцентная ссуда в 600 марок. С 1934 г. началось активное поощрение рождаемости: вводятся детские и семейные пособия (до 30 марок на одного ребёнка, чуть более 4200 рублей), медицинская помощь многодетным семьям оказывается по льготным расценкам. Были открыты специальные школы, где беременных женщин готовили к будущему материнству.

Пропаганда не уставала превозносить достоинство и честь матери, а те женщины, которые имели 8 детей, награждались Золотым материнским крестом (дополнительно им полагалось пособие в 500 марок в месяц – около 70 тысяч рублей). Германия стала единственной крупной европейской страной, в которой рождаемость росла очень высокими темпами. Если в 1934 г. появилось на свет чуть более 1 млн. младенцев, то в 1939 г. — уже около 1,5 млн. детей.

Поощрялось и занятие женщинами политикой. В 1941 г. число женщин среди членов НСДАП составляло 16,5% (это почти в 2 раза больше, чем состояло женщина в ВКП(б) в СССР).

Для безработных женщин из низов (рабочих и крестьян) были организованы трудовые лагеря, в которых они были обязаны работать 20 часов в неделю. Обитательницы трудовых лагерей получили униформу, обязательным атрибутом которой была нарукавная повязка со свастикой. Девушек стали именовать «работницами» — «Arbeitsmaiden» наполняя устаревшее слово «die Maid» (дева, девушка) идеологическим содержанием. Каждая буква обозначала одну из добродетелей, присущих немецкой женщине: der Mut — мужество, die Aufopferung — самопожертвование, der Idealismus — идеализм, die Demut — смирение.

После прихода к власти нацисты стали рассматривать стремление женщин к профессиональной, политической или академической карьере как противоестественное явление. Высшим счастьем для женщины должно было быть ее пребывание у семейного очага рядом с мужем. Не случайно ещё в 1921 г. НСДАП приняла решение о том, что женщин не следует допускать до высоких партийных и государственных постов. Уже с весны1933 г. началось планомерное освобождение государственного аппарата от занятых в нем женщин. Увольняли не только сотрудниц учреждений, но и замужних женщин-врачей, ибо нацисты объявили заботу о здоровье нации такой ответственной задачей, что её нельзя доверить женщине.

В 1936 г. были освобождены от должности замужние женщины, работавшие судьями или адвокатами, так как их мог содержать муж. Резко сократилось количество женщин-педагогов, а в женских школах основными учебными предметами стали домоводство и рукоделие.

Фактически объявлялся запрет на высшее образование для женщин. Уже в 1934 г. в немецких университетах осталось всего 1500 студенток (в 1930 г. — 32 тысячи). Примечательна и судьба женщин депутатов последнего веймарского рейхстага: 4 — покончили с собой, 10 — попали в концлагерь, 30 — находились под домашним арестом, а 43 — были вынуждены эмигрировать из страны.

Более дифференцированную политику проводил режим в отношении женщин, занятых на производстве и в сфере услуг. Нацисты не тронули ни те 4 млн. женщин, которые работали «домашними помощницами», ни многочисленный отряд продавщиц, рабочий день которых оплачивался не полностью. Напротив, эти занятия были объявлены «типично женскими». Всячески поощрялся труд незамужних девушек — с января 1939 г. трудовая повинность стала обязательной для всех незамужних женщин моложе 25 лет; главным образом их направляли в деревню или служанками к многодетным матерям.

Также приветствовалось занятие сельским хозяйством: работа на земле была объявлена одной из главных добродетелей женщин. Программа выделения для семей садовых участков была придумана именно Гитлером — позже она бал перенята почти всеми странами Европы (включая СССР — при Брежневе).
Сегодня такое положение женщин в нацистской Германии можно приравнять к положению женщин в мусульманском мире. И это отчасти верно: швейцарский психолог Карл-Густав Юнг ещё в конце 1930-х писал, что нацистская идеология очень похожа на модернизированный ислам (скорее, турецкого или иранского образца).

СОБАКА РУДОЛЬФА НУРИЕВА

 
Когда Рудольф Нуреев, всемирно известный танцор, а впоследствии хореограф, умер в 1993 году в Париже, после него, кроме антиквариата, осталась собака по имени Обломов. Это был, как легко догадаются начитанные люди по его, разумеется, не без умысла данному имени, крайне ленивый пёс. Он таскал на своих довольно коротких и очень широких лапах тяжёлое тело грязно-белой окраски с пятнами бежевого и облезлого чёрного цвета, глаза его слезились, крепкие когти были слишком длинными и царапали паркетный пол, уши печально висели вдоль грустной морды. Насколько элегантен, гибок и тренирован был Рудольф Нуреев даже в последние годы и в начале своей болезни, настолько неэлегантен, тяжёл и неповоротлив был Обломов, его пёс. 
 
Известно, что особенно красивые и интересные люди инстинктивно окружают себя невзрачными друзьями, чтобы не повредить собственному блеску. Так, видимо, и Нуреев, чемпион мира по невесомости, выбрал именно эту страдающую одышкой, неуклюжую собаку, которая преданно шаркала рядом, в то время как её хозяин летал, танцевал и скользил по жизни.
Обломов покидал квартиру своего хозяина с дорогими, мягкими коврами весьма неохотно, тем не менее, он сопровождал Нуреева повсюду, и прежде всего на ежедневные занятия в балетном зале с огромными зеркалами, гладким полом и bаrrе.
 
Рядом с фортепьяно лежало мягкое одеяло, и когда месье Валентин играл, а Рудольф Нуреев гнулся и вращался у станка, либо разучивал новые танцевальные движения со своими учениками или с кордебалетом Парижской оперы, Обломов дремал на своей подстилке возле фортепьяно, поглядывая сквозь почти закрытые глаза на репетиции, и иногда глубоко вздыхал. Он разбирался, между тем, неплохо в танцах, хотя и не совсем понимал, зачем живые существа подвергают себя мучениям, чтобы оторваться обеими ногами от пола, лететь в воздухе и при этом ещё грациозно вытягивать вверх руки,ailes de pigeonen avant et en arrière, как крылья голубя, вперёд и назад. Зачем всё это?
 
Пол слегка дрожал, Обломов следил за ритмом фортепьяно и танцующих ног и начинал довольно бурчать себе под нос. Undeuxtroisallez! Нуреев прыгнул вверх, прямые ноги тесно прижаты одна к другой, руки вытянуты, assemblé soutenu, партнёрша летела ему навстречу в grande jetée tournant, правая нога на пальцах, левая вытянута назад на 90 градусов, руки подобны крыльям, и Обломов чувствовал своим нутром под трёхцветной шерстью, что такое страдание, романтика и красота. Это делало его счастливым. По ночам ему снились иногда восемь балерин в пачках абрикосового цвета, которые танцевали рas еmboités, серию сложных, чередующихся шагов, с переходом всякий раз в пятую позицию. О да, Обломов знал толк в этом, он уже многое видел и мог вполне отличить епtгесhatquatre от entrechat six, когда выпрямленные ноги перекрещиваются во время прыжка в воздухе не два, а три раза.
 
Всё это нравилось ему необычайно, но больше всего он любил наблюдать за Нуреевым, даже когда его прыжки были уже не так высоки, как в былые годы. Обломов, который своё равновесие достигал только благодаря крайней медлительности, мог без конца смотреть на мощные прыжки Нуреева, невесомость которого казалась ему чудом, а когда его хозяин принимал позицию есагté de face, повернувшись к Обломову, сидящему в углу возле пианино, тогда сердце его трепетало от любви и глаза увлажнялись.
Когда Рудольф Нуреев стал совсем больным и слабым, собака не отходила от его постели. Друзья кормили Обломова, поскольку, несмотря на горе, аппетит его не уменьшился, но выходил он из дома только по крайней нужде. А когда Нуреев умер, Обломова нашли безутешным, с лапами, прижатыми к воспалённым глазам, словно он плакал, лёжа на восточном ковре возле кровати с множеством шёлковых подушек.
 
Нуреев, конечно, попрощался со своим любимцем, прежде чем его положили в Американский госпиталь, где он умер в январе 1993 года. Он, разумеется, позаботился о собаке и нашёл человека, который мог бы после его смерти ухаживать за животным. Этим человеком была Ольга Пирожкова, балерина, которая никогда не исполняла главные партии, но всю жизнь была предана балету и танцевала сначала в Ленинграде, а затем в Парижской опере и поклонялась Нурееву, восхищалась им, а когда он был болен, варила ему каждый день крепкие, наваристые супы и приносила в серебристо-голубом термосе.
 
Она кормила его с чайной ложки говяжьим или куриным бульоном, мясо доставалось Обломову, а когда обессиленный Нуреев засыпал, Пирожкова закутывалась в большой чёрный бархатный шарф с длинными кистями и в тёмно-красное шерстяное пальто и гуляла вместе с Обломовым вдоль засаженной каштанами аллеи, держа его на поводке, потому что он вновь стремился к дому хозяина, на свой мягкий коврик. Итак, умирающий Нуреев умолял Пирожкову позаботиться о собаке, а в своём завещании написал, что старинный сервант с ценными бокалами в стиле Бидермайер, а также два узбекских, очень дорогих ковра, собрание редких пластинок и большая сумма денег должны быть переданы в собственность Пирожковой, с ответным обязательством с любовью ухаживать за Обломовым до его последнего вздоха.
 
Пирожкова приняла наследство с благодарностью. Она добилась, чтобы Обломову разрешено было присутствовать на траурной церемонии, и он лежал смирно, иногда тяжело вздыхая, у её ног и никому не мешал. Напротив, многие со всего мира приехавшие танцоры, режиссёры, дирижёры, артисты, хореографы и журналисты, почитатели, поклонники и друзья Нуреева гладили Обломова по большой голове и говорили тихо: "Ах ты, бедный пёс!" или "Ну, теперь ты совсем один".
 
 
Но Обломов был отнюдь не бедной собакой и был совсем не одинок, ведь у него была Пирожкова, в квартиру которой возле Булонского леса он переселился. Его отороченные красным бархатом одеяла, чёрная таиландская плетёная кроватка, мягкий ошейник из телячьей кожи, его миски из лучшего севрского фарфора с ярким цветочным орнаментом Фальконе - всё это было взято с собой и в его глубокой печали напоминало ему о родном доме. Ольга Пирожкова любила Обломова так же, как любила Нуреева. Она заботливо ухаживала за ним, разрешала ему спать рядом со своей кроватью, а когда проигрывала замечательные старые пластинки с дивертисментами Рамо, Глюка или Гуно, под которые Рудольф Нуреев так часто танцевал, то у обоих появлялись слёзы на глазах.
 
Иногда Ольга ходила в репетиционный зал оперы заниматься с ученицами, и тогда Обломов вновь лежал у фортепьяно возле месье Валентина, смотрел и слушал, чувствовал, как дрожит пол, и иногда невыразимая тоска проникала в его грудь и вырывалась из него коротким, пронзительным воем. Тогда месье Валентин останавливался, убирал свои длинные белые руки с клавишей, склонялся, чесал Обломова за ушами и говорил: “Аhmon pauvre petitchienil nest pas disparuil est toujours entre nous”, - Ах, ты бедняга, он ведь не исчез совсем, он всегда здесь, с нами, - и Обломов чувствовал, что, наверно, это в самом деле так.
 
 
Пирожкова жила уединённо. Ей было за 60, её лучшие годы были давно позади, она и прежде не жила никогда так бурно, не устраивала роскошных празднеств, не давала банкетов, не угощала щедро друзей, как было принято у Рудольфа Нуреева. Её жизнь была скромной, подчинена дисциплине, словно простой ритуал, и Обломов с течением лет тоже чувствовал себя здесь, если быть откровенным, лучше, чем тогда, во время шумных, диких пиршеств в квартире Нуреева, когда молодые красивые мужчины наливали ему в миску шампанское и кормили его бутербродами с икрой. Ему хотелось покоя, и он обрёл его у Пирожковой, которая в постель ложилась вовремя. Тогда ночи стали казаться ему порой слишком длинными, и он пробирался в половине третьего через слегка приоткрытую дверь на небольшой балкон и смотрел сквозь решётку веранды вниз на тихую улицу возле Булонского леса.
 
 
Однажды ночью Обломов, к собственному удивлению, поймал себя на том, что он неожиданно изящно скрестил передние лапы и отважился на невысокий прыжок - почти гévoltade, крайне сложную комбинацию толчковой и работающей ногами. Он сильно сопел. Медленно поднял он заднюю часть тела и встал на носки задних лап - ему удалось почти идеальный геlevé, и он добавил ещё одно па, совсем маленький, едва заметный frаррé, лёгкий удар пятками, работающей ногой по опорной. Тогда он замер в удивлении и прислушался к себе.
 
Что это было? Неужели он сможет танцевать, даже если захочет, в его возрасте и при его весе? Была ли причиной тому тоска по хозяину, воспоминания, или же у него были свои эстетические потребности? Он не знал этого. Ясно было одно -его тянет попробовать то, что он так часто видел наяву и во сне. Jeté! Рlié! Обломов проделал то, что он тысячу раз наблюдал, как делают танцоры -короткую сериюdemi pliés, чтобы расслабить мышцы и держать равновесие, и потом рискнул встать в первую позицию: ступни повернуты наружу, пятки вместе так, что образовалась прямая линия. Обломову удалась она прекрасно. Вторая позиция - обе ступни по прямой линии с расстоянием в один шаг между пятками - получилась без всякого труда. Его сердце билось, он был очень взволнован и жалел, что раньше не испробовал какие-либо танцевальные па.
 
Но он уже слегка запыхался и решил не перенапрягаться и другие позиции попробовать следующей ночью. Обломов постоял, глубоко вдыхая ароматный ночной воздух, и отправился опять на свою подстилку, свалился на неё и погрузился в сон, в котором чешские девушки исполняли эротические танцы под музыку Дворжака.
На следующий день Ольга Пирожкова была удивлена тем, что пёс казался усталым и в то же время нервным. Он тяжело пыхтел, поднимаясь по лестнице, не хотел гулять, но беспокойно сновал взад и вперёд по квартире, и ей казалось, что он ставил лапы иначе - не так широко их расставляя, как обычно, а изящнее, будто это грузное животное пыталось ступать легче, и Ольга была очень обеспокоена и вместе с тем растрогана.
 
Она решила не спускать с Обломова глаз. В ту ночь он вновь поднялся со своей подстилки и пошёл на балкон. Пирожкова, которая обыкновенно спала чутко, была к тому же слегка озабочена, потому что пригласила в Париж группу танцоров из южной Индии и не была уверена, окупится ли вся эта затея и захотят ли на самом деле в Париже смотреть религиозные танцевальные представления брахманов. Она проснулась и увидела, что Обломов прокрался на балкон. Как же она была удивлена, когда пёс неожиданно прижал голову к решётке для поддержания равновесия, поставил обе передние лапы в третью позицию - ступни параллельно, носки смотрят в противоположные стороны, пятки прижаты друг к другу.
 
Конечно, это могло быть случайностью - причудливая поза, принятая невзначай, но четвёртая позиция совпадала тоже, а затем сложная пятая, из которой собака вдруг с совершенно неожиданной лёгкостью прыгнула ввысь и попыталась сделать аssemblé simple. Потом Обломов остановился, и Ольга Пирожкова, затаив дыхание, слышала его тяжёлое сопение. Он долго смотрел вниз на улицу, потом попытался встать на задние лапы, держа передние en haut над головой грациозно, как только мог, но выдержал недолго и быстро встал снова на все четыре лапы. Для Пирожковой не оставалось никаких сомнений: собака Нуреева тайно разучивает танцевальные па, она едва могла в это поверить. Как же ей себя вести?
 
Похвалить животное, показать, что она знает его тайну, или же тихо наслаждаться зрелищем и не подавать виду, что она о чём-то догадывается? Ольга выбрала пока последнее, но долго не могла заснуть от волнения. Она не могла сдержаться и будто невзначай протянула с постели руку и погладила Обломова по голове нежно, поощрительно, когда тяжело дышащий пёс давно уже лежал на своём одеяле перед её постелью и видел во сне, как одетые в красивые национальные костюмы мужчины стремительно танцевали украинский гопак в 2/4 такта.
 
Пирожкова всё чаще наблюдала, как Обломов пытается проделать изящные танцевальные движения. Он делал успехи. Она охотно иногда вмешалась бы и немного помогла ему, исправила, научила бы и поддержала, но остерегалась делать это, опасаясь, что пёс испугается и не будет вообще танцевать, если будет чувствовать, что он раскрыт и за ним наблюдают. Ей, конечно же, не терпелось поделиться, рассказать о своём неслыханном открытии: Собака Нуреева танцует! Какая сенсация! Она
подумывала даже продать фотографии танцующего Обломова во все большие газеты, да и рассказ для первых страниц журналов по балету был бы весьма ценен. И она могла запросить высокую плату- слишком большим счёт Пирожковой не был, и деньги Нуреева тоже постепенно таяли. Все свои доходы она обязательно делила с Обломовым, купила ему новое кашемировое одеяло, варила для него хорошее мясо, давала на гарнир рис басмати, а не обычный американский. И всё-таки Ольга не стала говорить об этом ни с кем.
 
Однако она пригласила на ужин журналистку, с которой была дружна, и попросила её взять с собой фотоаппарат - возможно будет сюрприз. Журналистка пришла, они ели и пили, слушали Мийо „Lhomme et son désir“ и провели вдвоём чудесный вечер. Над Булонским лесом светила луна, а на балконе лежал Обломов, прижав морду к решётке, и смотрел на оживлённую по-вечернему улицу или же дремал. "А что же с сюрпризом?" -спросила Мадлен Корбо перед уходом. Ольга Пирожкова подняла, извиняясь, свои красивые руки, улыбнулась и сказала: "К сожалению, он не получился. Может быть, в другой раз, но заранее я ничего не могу тебе сказать". Женщины поцеловались на прощанье, и пока Ольга Пирожкова в своей маленькой кухне мыла и убирала рюмки, тарелки и пустую бутылку, она всё время поглядывала на Обломова, который лежал на балконе и дремал. Был тёплый летний вечер. Ольга вывела собаку ещё раз на улицу, потом они оба легли спать.
 
В эту ночь ничего не произошло, а на следующую возле подушки Ольги Пирожковой лежал маленький фотоаппарат. Если Обломов будет вновь танцевать, она попытается его сфотографировать. И действительно, около четырёх часов, когда начало светать и защебетали ранние птицы, крупный уродливый пёс стоял у балконной решётки и разучивал небольшую аrаbеsquе с вытянутой далеко назад левой лапой. Ольга Пирожкова взяла осторожно фотоаппарат и поднесла его к лицу.
 
В этот момент Обломов повернулся и посмотрел на неё с таким печальным выражением лица, что она почувствовала, будто предала его, как Орфей свою Эвридику, когда он освободил её из подземного мира, а потом потерял навсегда из-за своего любопытства. Пёс стоял и смотрел на неё, она опустила фотоаппарат, прошептала “Рагdonmon,cher!”, и Обломов, тяжело ступая, прошёл в комнату и лёг далеко от её кровати, на маленький узбекский коврик под секретером. В эту ночь оба спали плохо. Пирожковой снился полный провал индийской танцевальной группы, которая на самом деле две недели спустя имела большой успех и принесла Пирожковой кое-какие деньги, а Обломов видел во сне мужчин с кинжалами, которые в диком 6/8 темпе танцевали дагестанскую лезгинку.
 
В следующие дни стареющая балерина и собака всемирно известного умершего танцора старательно обходили друг друга.. Она не знала, надо ли ей заговаривать о ночном происшествии, он не знал, действительно ли она его подстерегла и наблюдала за ним. Несколько дней он не танцевал совсем или же только когда был твёрдо уверен, что Ольга Пирожкова глубоко спит, он слышал это по её дыханию. Тогда он разучивал трудные прыжки и прелестные маленькие пируэты, но приземлялся всегда неловко на все четыре лапы, а не на две или даже на одну.
 
 
17 марта 1998 года Рудольфу Хаметовичу Нурееву исполнилось бы 60 лет. Обломов уже пять лет жил у Ольги Пирожковой и чувствовал себя порой старым и усталым. Но иногда он всё ещё разучивал танцевальные па, и у него было ощущение, что именно поэтому его суставы оставались крепкими, а сердце молодым. В тот весенний день, а было уже тепло и цвели форзиции, Пирожкова и Обломов незаметно пробирались на русское кладбище Сен-Женевьев де Буа к могиле Нуреева, куда собакам вход был, конечно, запрещён.
 
Она принесла большой букет белых роз и положила его на могилу. Долго стояла она молча, со сложенными руками, а Обломов лежал рядом, опустив тяжёлую голову на лапы. Он смотрел на могилу и был в задумчивости.
Тогда Пирожкова наклонилась к нему, вокруг не было видно ни души. Она погладила его ласково и прошептала: "Обломов, мой дорогой - один раз. Только для него."
Нос Обломова задрожал, его бока заколыхались. Он понял, что она ждала от него. Он должен раскрыть свою тайну, поделиться с ней, один раз станцевать для Нуреева, своего бывшего хозяина, который лежал здесь и которого они оба любили.
 
Пёс медленно поднялся, отряхнулся, застыл неподвижно, потом поднял голову и посмотрел на Ольгу Пирожкову, которая ему ласково улыбалась. Она не предаст его, он знал это. Тогда Обломов - тяжёлый двенадцатилетний пёс знаменитого танцора Рудольфа Нуреева, отошёл немного назад, взял небольшой разбег и сделал прекрасный саbrioleс сомкнутыми задними лапами и вытянутыми вверх передними, полёт над могилой с безупречным приземлением на дрожащую опорную ногу. Он приземлился посреди белых роз.
 
Пирожкова смотрела
на него и в глазах её были слёзы, она прошептала: "Une саbriolemerveilleuse,как горд был бы он за тебя, mon chег."
Потом они шли домой, окрылённые, счастливые, тесно связанные друг с другом, и на ступеньках перед дверью в их квартиру Обломов выполнил совершенно неожиданный soubresaut, сложный вертикальный прыжок из пятой позиции с безукоризненным приземлением. После этого до конца своей собачьей жизни он никогда не танцевал, и Пирожкова ни разу не проронила ни слова об их тайне.
 
* Элькен Хайденрайх. Рассказ “Nurejews Hund” опубликован в книге ElkeHeidenreichBernd Schroeder “Rudernde Hunde”, Carl HanserferlagMünchen Wien, 2002.

РЕЦЕПТЫ ДОЛГОЛЕТИЯ

Как свидетельствуют известный специалист по долголетию доктор Владимир Хавинсон и вся современная мировая научная литература, есть некоторые действия, которые достоверно увеличивают продолжительность жизни.
       Владимир Хавинсон, президент Европейской ассоциации геронтологии и гериатрии, 

       член-корреспондент РАН: «На последнем конгрессе по геронтологии и гериатрии,
       который проходил в Сеуле, в Корее, в прошлом году, было показано, что
       метод №1 увеличения длительности жизни и повышения ее качества — это ограничение
       калорийности питания».

       Все долгожители мира — хоть в Японии, хоть в Италии, хоть на Кавказе — как

       правило, едят очень немного. Подсчитано, что уменьшение калорийности пищи на
       20–30 процентов сокращает вероятность заболеть диабетом на 50 процентов, а
       раком — на 70 процентов.
        Все дело в том, что сейчас мы, как правило, едим
       гораздо больше, чем требуется нашему организму, эволюционно формировавшемуся в
       условиях обилия физических нагрузок и хронической нехватки пищи.

       Владимир Хавинсон: «Изменился характер нашей работы, мы живем в теплых

       помещениях, ходим в теплой одежде. Нам не нужно столько жирной пищи».
       Рецепт №2: если вы не можете себе представить, как это так — меньше есть, при

       этом жить дольше хотите, надо есть хотя бы поменьше соли и сахара . Доказано,
       что избыток соли вызывает гипертонию, а как следствие — ранний инсульт.
       Сахар тоже повинен в массе проблем — от него ухудшается работа и мозга, и сердца, а
       самое главное — он портит нашу поджелудочную железу, провоцируя диабет,
       ожирение и раннюю смерть.

       Рецепт №3. Анализ историй болезней и дневников сотен тысяч людей показал:

       живут ощутимо дольше те, кто съедает не меньше пяти порций овощей и фруктов в
       день.  Порцией в международной терминологии называют количество, которое
       помещается в горсти человека, о котором идет речь. Во фруктах и овощах много
       разной пользы, но главная — антиоксиданты, которые борются в организме с
       активными, повреждающими клетки формами кислорода. По словам специалистов,
       лучше есть разные овощи, фрукты и ягоды, а не просто съедать 5 яблок в день.

       Номер 4 в списке доказанных наукой способов продления жизни — регулярный

       прием небольших доз аспирина, начиная примерно с 50 лет (????) . Давно установлено,
       что происходящее при этом разжижение крови уменьшает риск инфарктов и
       инсультов, а недавно ученые еще и выяснили, что параллельно снижается частота
       возникновения нескольких видов рака — пищевода, желудка, кишечника, простаты.
       Видимо, дело в том, что аспирин душит в зародыше малейшие очаги воспаления,
       которые часто перерождаются в опухоль.

       Пятый пункт в наборе долгожителя — сон в полной темноте. Оказывается,

       световые помехи нарушают выработку в мозгу гормона мелатонина — крайне важного
       для иммунитета и противораковой защиты. Именно благодаря ему организм как бы
       перезагружается и очищается ночью. Сбои в этом процессе крайне нежелательны.

       Трудно сказать, на каком месте по важности последний,

       шестой пункт, но факт остается фактом: одним из залогов долголетия является
       активная умственная деятельность.
       Специалисты пока точно не знают, как это работает, но когда смотришь на
       патриархов отечественной культуры, убеждаешься: рецепт верен.Владимиру
       Познеру — 80 лет, Владимиру Зельдину — скоро 100, немного не дожил до кругло     даты Юрий Любимов.

       Итак, вот шесть доказанных наукой способов продления жизни: низкокалорийная

       диета, ограничение сахара и соли в рационе, минимум пять порций фруктов и
       овощей в день, прием аспирина после 50 лет, сон в темноте и активная
       умственная деятельность. Возможно, дальнейшие исследования пополнят этот
       список.

КТО УБИЛ СТАЛИНА? рассказ




                                Мария Юдина.

 Днем, 13 января 1948 года, хозяину доложили по телефону, что объект ликвидирован. Хозяин улыбнулся и повесил трубку. Нет, не так: он сначала повесил трубку и только потом улыбнулся. Хозяин редко позволял себе улыбаться при свидетелях. Докладчик на том конце провода и был своего рода свидетелем.
 Улыбку хозяина вызвал даже не факт точного исполнения  приказа, а само слово «ликвидирован». Короткое, точное слово, способное раз и навсегда перечеркнуть возникшую проблему.
 Хозяин привык не решать, а ликвидировать проблемы. Затем, он уже без улыбки, сжав тонкие губы, представил себе тело этого странного человека, смятое колесами тяжелого грузовика. Он без труда представил себе картину ночного убийства, раздробленные кости, изуродованное лицо жертвы, кровь на снежной пороше.
 Не только личное присутствие при казнях и пытках доставляло подлинное удовольствие хозяину, но и способность к воображению. Он был творческой личностью и легко мог себе представить мучительную смерть и одного человека, и дюжина, и даже миллионов.
 Затем он опустился в кресло, и рука хозяина сразу же нашла заправленную табаком сладких папирос трубку, но вдруг ему совершенно расхотелось курить. Хозяин поднялся, погасил горечь во рту стаканом боржоми и вырвался из внезапной муки одиночеством, включив радиоприемник.
 Он ждал привычных славословий в свой адрес. Он относился к этим пафосным словам, как к обязательной молитве, но в то же время и наркотику, без которого он уже не мог жить. 
 Но на этот раз хозяин не услышал славословий. Радиоприемник одарил его музыкой: концертом для фортепьяно с оркестром. Простая, чистая до прозрачности, мелодия не имела никакого отношения к хозяину. Он была продиктована композитору Богом или обращена к Богу. В любом случае, он сам, ликвидация объекта, кровь на снегу – не имели к музыке этой никакого отношения.
 И звучала она, будто из иного пространства, на которое власть хозяина не распространялась. Впрочем, как и любая власть человека.
 В первое мгновение хозяином овладел приступ гнева. Он даже протянул дрогнувшую руку, чтобы выключить радио, но что-то заставило хозяина остановиться. Он, тайный мистик, вдруг с ужасом подумал, что музыка эта не имеет никакого отношения к эфиру и не  зеленоглазый, мерцающий огнями, ящик стал источником внезапной шумовой атаки на его мозг.
 Хозяин так и остался стоять у радиоприемника, несмотря на то, что в какой-то момент сердце его внезапно забилось в непривычном, давно забытом ритме, связанном, скорее, не с искусством, а актом любовным. Сердце, впрочем, довольно быстро успокоилось, но возникала колющая боль в виске, затем головокружение и хозяину даже показалось, что он может упасть.
 Он не упал, но смог отойти от радиоприемника только тогда, когда услышал бесстрастное объявление диктора: «Исполнялся 23-ий концерт Вольфганга Амадея Моцарта. Партия рояля Мария Юдина, дирижер Александр Гаук».
 Хозяин знал, что перед любым решением следует сделать паузу, но попросил связать его с радиокомитетом сразу же.
 - Сейчас был концерт, композитор Моцарт, - сказал он. – Хороший концерт. Привезите мне пластинку, хочу еще раз послушать.
 На том конце провода отрапортовали, что пластинка будет доставлена немедленно.
 - Не надо немедленно, – поморщился хозяин. – Можно и утром… завтра.
 Он повесил трубку и сразу забыл о своем внезапном капризе, вызвал секретаря с  сегодняшней почтой и занялся неотложными хозяйственными и политическими делами.
 Хозяин понятия не имел, что его невинная просьба вызвала настоящую панику в радиокомитете. Дело в том, что никакой пластинки с концертом Моцарта не существовало, а был живой эфир, даже без параллельной записи звука, как это обычно практиковалось во время передачи свободных от цензуры классических произведений прошлых веков.
 Хозяин радиокомитета узнал об этом от музыкального редактора.
 - Пластинка нужна к утру, - сказал он.
 - Это невозможно, - растерялся редактор.
 - Ты знаешь, какая сейчас погода в Верхоянске? – спросил хозяин радиокомитета.
 - Я думаю – холодно, - ответил редактор.
 - Градусов пятьдесят мороза, не меньше, - сказал хозяин радиокомитета и добавил, выдержав красноречивую паузу. – Птицы на лету замерзают.
 Не было нужды в этом уточнении. Редактор все понял и развил бешеную деятельность по срочному сбору оркестрантов. Скрипачи, трубачи и барабанщики тоже были в курсе, насчет климата за Полярным кругом и отказа в большинстве случаев не было. Случилась неувязка с альтистом Бронским и флейтистом Сотрапяном. Эти музыканты приняли лишнее в ресторане «Арагви» и привести их немедленно в должное состояние не представлялось возможным. Пришлось срочно искать замену, что и было незамедлительно сделано.
 С пианисткой Марией Вениаминовной Юдиной проблем никаких не возникло. Эта женщина почитала за великое счастье исполнить лишний раз гениальное произведение Моцарта. В студию звукозаписи она явилась одной из первых и приветствовала собравшихся к тому времени музыкантов бравым арпеджио из вступления к 23-му концерту.
 Солистка всячески стремилась снять напряжение, вызванное внезапным вызовом и особой ответственностью. Удалось ей это только отчасти. Нужно сказать, что дирижера пришлось менять трижды за ночь, что бесспорно сказалось на качестве записи, но мастерство Марии Вениаминовны в значительной степени скрасило этот недостаток, да и заказчик был не таким уж меломаном, чтобы судить о мелких шероховатостях в игре мобилизованных на ночное бдение музыкантов.
 В общем, к девяти часам утра пластинка была готова. Ее оформили должным образом, поместили в роскошный конверт и отправили по указанному адресу со специальным курьером, прибывшим в радиокомитет ровно в указанное время.

 Получив запись концерта, хозяин, оставшись в одиночестве, сразу же поставил ее на бобину проигрывателя…. Через час он вызвал секретаря.
 - Отправьте этой пианистке 10 тысяч рублей… Как ее фамилия?
 - Юдина, товарищ Сталин, - доложил секретарь.
 - Отправьте пианистке Юдиной 20 тысяч рублей, – поправил сумму хозяин.

 Деньги эти  Марии Вениаминовне были незамедлительно переданы, и она поблагодарила хозяина таким письмом: «Благодарю Вас, Иосиф Виссарионович, за Вашу помощь. Я буду молиться за Вас денно и нощно и просить Господа, чтобы он простил Ваши прегрешения перед народом и страной. Господь милостив, он простит. А деньги я отдам на ремонт церкви, в которую хожу".
 Хозяин прочел эту краткую записку и удивился.
 - Какой господь, какая церковь? – спросил он. – Она же еврейка – эта Юдина.
 - Крестилась и давно, товарищ Сталин, – доложил секретарь.
  - Жид крещенный, что вор прощенный, – пробормотал хозяин, брезгливо отодвинув от себя благодарность Юдиной. – Ладно, простим её и мы.
 Марию Вениаминовну не тронули, даже в худшие времена борьбы с космополитизмом и сионизмом. Это она и Моцарт тронули вождя народов.
 Дмитрий Шостакович свидетельствует, что пластинку с 23-им концертом хозяин слушал в свою последнюю, роковую ночь.
 Дело, вполне вероятно, было так. В тот день соратники ему сообщили, что процесс над врачами-убийцами практически завершен и скоро можно будет приступить к окончательному решению «еврейского вопроса» в СССР.
 «К ликвидации сионистов-отравителей», -  сказал один из соратников.
  Хозяин, как и тогда, в день убийства Соломона Михоэлса, остался один и невольно улыбнулся этому слову, но теперь оно относилось не к одному, раздавленному колесами автомобиля артисту, а к сотням тысяч перепуганных до смерти, беззащитных людей.
 Он улыбнулся еще раз, представив, как будут  умирать все эти люди, затем вспомнил о концерте Моцарта. Пластинка всегда стояла наготове, но уже не та, записанная в  ночь музыкального штурма и натиска. Первая пластинка давно пришла в негодность.
 И точно так же, как в тот, роковой день, 13 января 1948 года, хозяин был захвачен небесным магнетизмом музыки. Моцарт и Юдина перенесли его в совсем иное пространство, где занимался рождением и ликвидацией рода человеческого не он, а господь Бог. 
 И точно так же, как в тот день, сердце хозяина забилось учащенно, а затем резкий удар в висок лишил сознания товарища Сталина. Он лежал на ковре, мокрый, в моче, умирая, ликвидированный высшей силой и по Божьему Суду,
 А игла все еще скользила по пластинке, и звучала музыка торжества человеческого гения и радости. Хозяин был недостоин реквиема.


 Теперь, когда я слышу разговоры, что Сталин не умер свой смертью, а был убит, я не собираюсь спорить с означенными сторонниками «теории заговора». Я знаю точно, что товарища Сталина убила  Мария Вениаминовна Юдина и Вольфганг Амадей Моцарт.  

 В прежней версии рассказа многовато опечаток. Прошу извинить.