ОТ ДИМЫ БЫКОВА СВЕЖИЕ ВИРШИ

Как говорил покойный Лесин,

 мы в новом мире, господа,

 но этот мир ужасно тесен:

 нельзя туда, нельзя сюда

Россия словно под арестом – настолько вырос наш престиж. Мир стал

таким опасным местом, что никуда не полетишь. Я не пишу, молчу,

пощуся, не вижу снов, не пью вина: чего ни выскажешь – кощунство, куда

ни сунешься – война. Повсюду умысел злодейский, конец уютным временам, сплошной театр военных действий – призыв, цензура, трибунал… Стратег диванный откровенный пыхтит от имени отцов, что Русский мир есть мир военный, и хватит жить, в конце концов! 

Что ни скажи – начальство всыпет: лобзнул не так, лизнул не то… Уже не

вылетишь в Египет и в Крым не съездишь на авто. Порядок смят. Явился

хаос. Проеден, кажется, стабфонд. Где отдыхать? Наотдыхались! Бери

шинель, пошли на фронт.

Как говорил покойный Лесин, мы в новом мире, господа, но этот мир

ужасно тесен: нельзя туда, нельзя сюда… Он полон драк и зуботычин, он

вызывает дрожь и смех, и страшно, страшно ограничен: в котором смысле?

Да во всех. Нельзя светиться над Синаем. Нельзя в Одессу – там враги.

Восток закрыт – мы там стреляем. Про Запад – думать не моги. Законы

времени жестоки, везде запретная черта: порвет фанатик на востоке, а

запад отберет счета. Везде, везде от нас устали, везде запреты от и

до: Париж не отдал нам мистрали, плюс там живет "Шарли Эбдо"; а

посетитель англосакса – британских дерзостных свинят – подавно должен

опасаться, что в госизмене обвинят… На что нейтральны Берн и Цюрих, но

Скрынник там уличена, и как-то видно по лицу их, что не последняя она…

Само собой, поездки в Штаты, в альтернативный край земли, буквально

гибелью чреваты: пришел, увидел, унесли.

Средь этих заговоров черных у возбужденных русских масс два только

города опорных: один – Донецк, другой – Дамаск

В пространстве вражеском, холодном на что надеется Москва? От нас ушли Париж и Лондон, но не изменят эти два. Две новоизбранных столицы, два главных символа страны – другие могут отводиться, но эти будут ей

верны: среди бушующего хора, где слился с Новым Старый свет, мы – их

последняя опора: у них альтернативы нет. В России кто-то их не ценит,

но мы усвоим жребий свой: они со временем заменят все, что утрачено

Москвой. Японец, скажем, любит нэцке, француз – сторонник бурных ласк,

а мы найдем себя в Донецке, нам станет Меккою Дамаск! Зачем учиться

по-немецки, мол, по-английски утомясь? Учиться будете в Донецке,

лечиться съездите в Дамаск… Мы оторвемся не по-детски, и нашей драки

бурный хряск оценят граждане в Донецке и седина твоя, Дамаск! Мы

отдадим Париж, Ривьеру, и Калифорнию, к примеру, портвейн, самбуку и

мадеру – все, что Европа нам дала, – за суверенность, честь и веру, и

несменяемость орла.

Я допускаю, между прочим, что года, скажем, через два "Довольно,

больше мы не хочем!" – воскликнут Питер и Москва. И Русский мир, как в

доброй сказке, увидит сказочные дни: в Донецке – Дума. Власть – в

Дамаске. А мы – на Родине. Одни.